Маша Насардинова: Обретение Орфея

Перед началом заседания медиа-жюри Бо ван дер Мюлен, главный редактор нидерландского журнала Place de l’Opera, осведомился, нельзя ли отдать приз первой виолончели.  Нельзя, ответили ему, но обещали передать его комплименты Инге Озоле.

Восторженных эпитетов удостоился и Юрмальский фестивальный оркестр в целом, и дирижер Мартиньш Озолиньш, который провел финал с невероятной деликатностью, ни одного из певцов не подгонял, не замедлял, не перекрикивал, но неуклонно вел за собой; это не имело ничего общего с дежурным аккомпанементом. 

Свое отношение к конкурсантам оркестр (собранный, как обычно, из музыкантов ЛНСО и ЛНО) выражал ногами, тихонько топоча после выступлений тех, за кого болел. А вот зал «Дзинтари» эмоций не сдерживал.

Каждому хлопали до, каждого провожали овациями и аплодисментами после, кричали «браво/брава».

В общем хоре выделялись звонкие поставленные голоса: многие участники «Бельведера», выбыв из состязания, остались на конкурсе до конца.  И не зря. Полуфиналистам, а не финалистам достались два ангажемента и два приглашения поучаствовать в молодежной программе Ковент Гардена. Это, так сказать, из явного. Хочется верить, что было и тайное, закулисное — встречи, показы, договоренности. Во всяком случае, несколько агентств, включая легендарное Askonas Holt, засылали в «Дзинтари» представителей.

Нет конкурса практичней «Бельведера» с его четкой и честной связкой «товар-купец». Но и он, как все музыкальные конкурсы на свете, непредсказуем.  Несколько лет назад Изабелла Габор, президент «Бельведера» и вдова его основателя, директора Венской камерной оперы Ганса Габора, признавалась: «Мы никогда не можем ничего предугадать. Ведь до конкурса и во время него многие люди звучат совершенно по-разному».  О да; в локальных отборочных турах певцы побеждают с самым выгодным для себя репертуаром, а дальше попадают в жернова обязательных арий, выбранных жюри, традиций конкурса (скажем, на «Бельведере» принято собирать тройку победителей из разных стран, так что один условный лауреат-американец перечеркивает все шансы для другого своего соотечественника) и так далее.

Взять оркестр, который появляется в финале: с ним все иначе. Кто мог вообразить, что голос Эвы Додд волшебно раскроется именно с оркестром, войдет с ним в полную гармонию, полетит ввысь, заполнит весь зал? Это небольшое чудо не принесло ирландской певице призового места, но, вероятно, сыграло роль в том, что она получила ангажемент.

Или безумное волнение, из-за которого конкурсант вдруг перескакивает в другую тональность посреди каденции — на считанные секунды, но этого хватает, чтобы потерять все.

Оперный мир вообще устроен архисложно. Поэтому как не похвалить украинца Никиту Ивасечко, который все три тура проявлял себя больше чем вокалистом — настоящим музыкантом; или трех отличных сопрано, бельгийку Louise Foor, француженку Marianne Croux, нашу Илзе Гревеле-Скарайне, разительно друг на друга не похожих ни в чем, кроме стабильности (качество невероятно ценное); или  Vittorio De Campo и Jeong Taejun, певших так, будто они уже победили и сейчас никакой не конкурс, а концерт.  

Многое и многих хочется хвалить — хотя уже хвалили вчера, во время торжеств:

идеально сработавшую дирекцию концертного зала «Дзинтари», пианистов, сумевших вчетвером более чем достойно саккомпанировать сотне с лишним певцов, слушателям, всю неделю исправно отключавшим мобильники, даже погоду в Юрмале.

И, конечно, сам бог велел хвалить контртенора Key'mon Murrah, который в финале нанизал ноту на ноту в арии Che farò senz’Euridice Глюка, как нанизывают жемчужины на нитку, не пытаясь украсить ни стразами, ни даже бриллиантами. Его Орфей, потерявший Эвридику, был вознагражден всем, что только мог дать в тот вечер конкурс «Бельведер».

Кроме приза зрительских симпатий. Но что уж тут поделаешь. Тем, кто видел и слышал Vittorio De Campo, ничего объяснять не надо.