ФАБУЛА
Рижский Русский театр предлагает историю о вымышленном герое — гениальном пианисте-самоучке, родившемся на океанском лайнере. У него не было документов и даже нормального имени: кочегар, когда-то обнаруживший младенца, придумал ему имя: Тысяча Девятисотый, по году рождения. 1900-й прожил на корабле всю жизнь, ни разу его не покинув. Зачем предавать талант — рояль, слушателей и собственное исполнительское счастье?
Все, кто видел гастрольный спектакль, поставленный и сыгранный Олегом Меньшиковым по этой же пьесе, не могли не засомневаться: идти на вариант с Максимом Буселом, не идти? Зря сомневались. Веселой и доброй энергией молодой актер Русского театра наделен столь же щедро, сколь нынешний худрук Московского театра имени Ермоловой — харизмой. Так что играть Максиму этот спектакль — не переиграть.
Усевшись на сцене, а не в зале, мы поначалу не понимаем, зачем с нами проделали этот трюк. Осматриваемся, поднимаем глаза к колосникам. Но стоит начаться действию и актеру — взлететь на прежде скрытую от обывательских глаз верхотуру, — легко ощущаем себя сидящими на дне лайнера, а выше — палубы, полубы... Обойдя одну из них по периметру,
актер предъявляет нам корабль (а с ним и театр) как сложно устроенную громаду, в которой действительно можно прожить жизнь.
Об оформлении спектакля — разговор особый. Два световых пятна, спроецированных на ближний и дальний задники, становятся то круглым окном в каюте, то диском ночного светила, под которым «трап», проложенный поверх пустующих вдали кресел, превращается в мерцающую лунную дорожку. Когда 1900-й распростился с жизнью, иллюминатор корабля превратился в иллюминатор самолета: в нем облака, райская жизнь, к ней музыка.
Переместив зрителя на сцену и разыграв пьесу об океане, авторы спектакля предложили метафору:
театр — это почти бесконечность, и в нем, как значилось в старинных картах, «не достать дна».
А спуск Рассказчика на землю по трапу, уводящему в зрительный зал, продолжил ассоциации: на сцене, как на корабле, который не подведет, а дальше — уже жизнь. В отличие от Рассказчика пуститься в эту самую жизнь 1900-й так и не отважился — остался верен сцене и умер на ней, как самый удачливый из актеров.
Первые ряды зрительских кресел то и дело вращаются: сценограф устроил нам качку, но дешевым трюком не назовешь и это. В спектакле все работает на результат и ничего не мешает достигнуть цели. Сентиментальная и патетическая по сути пьеса исполняется актером на звонкой мажорной — искренней и чистой ноте. Актер находчив, подвижен, обаятелен, держат зал и в то же время не совсем играет — рассказывает историю. Каждая фраза исполняется им, как главная, обретает законченную интонационную форму, и в результате пьесу хочется разобрать на афоризмы. А музыка не просто иллюстрирует происходящее — вот, мол, какую музыку исполнял «величайший пианист, когда-либо игравший в океане»! Она поддерживает парение темы над землей.
Спектакль возвышен, светел, и он не о сказке. Он сам — сказка: редкий для «взрослого театра» случай. Вникать в тайное устройство этой удачи вряд ли стоит. Просто все сошлось, как в обыкновенном чуде: пьеса-монолог Алессандро Барикко, режиссура Сергея Голомазова, музыка в живом исполнении Улдиса Мархилевича, сценография Николая Симонова, работа со светом Оскара Паулиньша... Как волновые колебания, которые, удачно наложившись друг на друга, способны разрушать мощные постройки.
Вы скажете, что разрушений не последовало.
Мы ответим: пала легенда о меньшиковском «1900-м».
И помнить мы будем не тот, московский, а наш, голомазовский спектакль.
