Но сперва о деталях. В зале, рассчитанном на 2100 человек, в связи с ограничениями из-за пандемии присутствовало пятьсот слушателей –
и по большому счету это праздник, учитывая, что в мире сейчас живых концертов не так уж и много, все больше в онлайне.
Хотя и этот концерт, как и другие события «Юрмальского фестиваля», можно лицезреть и в онлайне - и тут аудитория явно широка, учитывая уникальность момента и действительно высокое качество программы (в концертах участвуют знаменитые певец Александр Антоненко, пианист Рейнис Зариньш, трио пианистов династии Осокиных, маэстро Раймонд Паулс и другие).
И что точно - это нечто, почти сравнимое с долгожданным счастьем, когда слышен привычный звонок зала «Дзинтари» и, как в прежние времена, на сцену выходит ЛНСО в полном составе, с первыми скрипками Георгием Саркисяном и Дарьей Смирновой. А уж одно то, что в первой части концерта солировала скрипачка Кристине Баланас, выступающая сейчас на ведущих сценах мира, от "Барбикан-центра" в Лондоне до зала Парижской филармонии... Это всегда было событием и по прежним временам, а по нынешним - событие вдвойне.
Она практически идеально исполнила первый скрипичный концерт Макса Бруха - относительно короткое произведение, не более получаса, но являющееся одним из магистральных сочинений скрипичного мирового репертуара. На бис играла Баха - его Gigue из минорной партиты. А во второй части звучала легендарная Шестая («Патетическая») симфония Петра Чайковского. Оба произведения - из репертуара самого Мариса Янсонса.
Здесь вообще многое закономерно совпало - достаточно сказать, что в детстве будущий великий дирижер со своим отцом, тоже дирижером Арвидом Янсонсом, почти каждое лето проводил в Юрмале, до их отъезда в Ленинград. И исторический факт: именно в «Дзинтари» 29-летний Марис Янсонс дирижировал 7 июля 1972 года Московским симфоническим оркестром. И по счастью, сохранилась запись того концерта, сделанная Латвийским радио. Сейчас эта запись (симфония Антонина Дворжака «Из Нового света») издана ограниченным тиражом на виниловой пластинке и первые два экземпляра прямо на сцене «Дзинтари» вручены дирижеру Андрису Поге и скрипачке Кристине Баланас.
Если коротко, то Марис Янсонс - действительно чудо, и это ясно было еще при его жизни.
Я лично, как и многие другие, в последние десять лет его жизни считал его дирижером номером один в мире, и так считаю до сих пор. И вовсе не из-за того, что сам, как и Янсонс, родом из Латвии. Каждый, кто видел его концерты на экране, слушал в записи, испытывал невероятные эмоции, зачастую приводящие к своеобразному трансу, которому поддавались вовсе не только юные еще неопытные души. А уж что говорить о тех, кто лично присутствовал на его концертах.
Я счастливчик - был, как минимум, на двенадцати его концертах, в том числе в Санкт-Петербурге. И помню, какой пиетет испытывала петербургская публика к «своему» Марису Янсонсу. Никогда не забуду его поклонников, которые аккуратно вставали в очередь после концерта, ведущую в гримерную дирижера и каждый вежливо его благодарил. Однажды, в январе 1997-го, в ту очередь, после концерта Йозефа Гайдна встал и я, последним (кстати, тогда Янсонс не только дирижировал, но и солировал на английском рожке). И в результате на следующий день состоялась встреча, было интервью (первое было еще за полтора года до этого, во время приезда Мариса на родину на открытие Оперы в сентябре 1995-го, но оно не считается, было достаточно проходным).
Янсонс тоже был счастливчик - родился в уникальной семье дирижера и оперной певицы, получил великолепное образование (не только в школе имени Дарзиня, но и домашнее, что более ценно). И, уж извините за деталь, но его одноклассники по ленинградской школе, ныне знаменитый историк музыки Соломон Волков и великий скрипач Владимир Спиваков вспоминали в своей книге бесед, как в раздевалке во время уроков физкультуры Марис был единственный, у которого трусики были из шелка (это по тем-то скудным временам!). Но при этом явно и ежедневный интеллектуальный труд, работа с партитурами и оркестрами, уроки у Евгения Мравинского, Герберта фон Караяна и собственного отца и...
Осмелюсь написать то, что иногда в частных разговорах со мной упоминают многоопытные профессиональные музыковеды, слышавшие и видевшие Мариса в 1970-80-х. «Ну, он был еще практически никакой!..» Тем смелее я могу написать, что Янсонс был как цветок, красиво распустившийся в начале девяностых и который цвел всем на радость почти три десятилетия, до самого конца!
Все-таки прав, наверное, выдающийся дирижер Владимир Федосеев, говоривший мне в интервью, что «настоящий дирижер начинается после пятидесяти лет».
«Вы спрашиваете, почему я редко исполняю произведения современных композиторов. Я знаю, они временами бывают очень интересные», - говорил мне Янсонс в 1997-м. – «А я хочу играть бесконечную классику, полную романтических произведений, а их столько много, и с каждым новым исполнением они становятся все более филигранными!». Таким образом и сам Янсонс был в последнее десятилетие своей жизни совершенно отточенным и драгоценным классическим бриллиантом. И истинным романтиком. И чрезвычайно деликатным и интеллигентным человеком.
Как сказала во время нынешнего концерта в интервью в студии, оборудованной у сцены «Дзинтари», Гунда Вайводе (директор Латвийского радио 3 Klasika и хорошая знакомая Янсонса), сейчас на уровне Министерства культуры Латвии идут переговоры, чтобы перевести часть творческого наследия великого дирижера на его родину. Это уникальная коллекция компакт-дисков (а их тысячи, тысячи - и все их Янсонс, как он мне говорил, слушал от начала до конца), концертные фраки... И еще сообщила, что Шестая симфония Чайковского являлась одним из любимых его произведений - наряду с симфонией «Из Нового света» Дворжака и Пятой симфонией Шостаковича (и какое счастье, что мы могли слышать эти произведения в Риге в его исполнении, он приезжал с ними в сопровождении симфонического оркестра Баварского радио).
ЛНСО под управлением Андриса Поги исполнил Шестую симфонию Чайковского на высочайшем уровне. И этому не помешали странные звуки из-за забора зала, похожие на какой-то салют (причем, во время тихой, трагической части), ни аплодисменты части публики после третьей и четвертой частей симфонии (тут бы Марис Янсонс огорчился, конечно).
Но то, что сделал в финале симфонии Андрис Поги - отдельная история, заслуживающая всяческих похвал.
Дело в том, что, без ложной скромности, у меня есть с чем сравнить. В ноябре 1993 года я поехал в Москву - специально, чтобы попасть в Большой театр России, где великий Мстислав Ростропович дирижировал Шестой симфонией Чайковского, в столетнюю годовщину гениального композитора. Я вооружился письменной индульгенцией самого Ростроповича на попадание в театр на этот концерт, добытой неделей ранее во время гастролей Мстислава Леопольдовича в Риге). И вот в Большом театре, в финале, после пяти частей симфонии, варьирующихся, как известно, от триумфального восторга до полного отчаяния, наступает тишина. Гробовая.
Последнее произведение Чайковского, премьерой которого он дирижировал за десять дней до своей смерти. Мстислав Леопольдович опустил правую руку с дирижерской палочкой, и рука застыла, зависнув в воздухе. И возникла та самая генеральная музыкальная пауза, переходящая в абсолютную тишину. В зале она может длиться долго, вплоть до целой минуты молчания, как это было тогда в Большом театре.
Сейчас Пога не делал в финале никаких специальных движений рукой, как Ростропович. Он просто застыл в классической дирижерской позе. И тишина длилась более десяти секунд. И зал застыл. И ничего, кроме звуков чаек и моря. И это позволяет думать, что вот в эти секунды дух великого Мариса Янсонса здесь был.
