Почему-то вспоминается мне Александр Абдулов в образе Коровьева в сериале «Мастер и Маргарита» Владимира Бортко, с выпученными глазами кричавший на весь театр «Варьете»: «Ну абсолютно бесплатно, понимаете?»
Спектакль о выдающемся латышском поэте Иманте Зиедонисе поставлен еще при его жизни, в 2010-м. И при этом — до сих пор репертуарный. Сам Зиедонис этот спектакль, по словам Херманиса, посмотрел — c диска. Хотя о том, что о нем делают постановку, поэт до последнего не знал. Узнав, стал приглашать к себе участников постановки, которые заранее предупредили национальное достояние, что это будет не совсем помпезный спектакль во славу. Короче,
Зиедонис много встречался с исполнителем главной роли Каспаром Знотиньшем, а посмотрев диск, воскликнул: «Это совсем не театр!» Представляю, с какой интонацией поэт это сказал.
Уже в одной этой фразе, как минимум, два смысла. А уж во всем спектакле — раздвоение, растроение смыслов. И при этом от начала до конца наполнен совершеннейшей иронией. И, что самое опасное, для меня, пишущего по-русски (и думающего на нем, реже — думающего по-латышски, и такое бывает): по большому счету это как бы «разборки своих среди своих». Через личность выдающегося поэта здесь режиссером артистами исследуется, среди прочего, т.н. «латышская идентичность».
Внешне постановка абсолютна проста и при этом... совершенно гениальна. С примесью поговорки «простота хуже воровства». Вспоминается случай, когда Херманису какое-то время назад давали национальный театральный приз «Ночь лицедеев» и он, стоя на сцене «Дайлес», тихо и томно сказал о латышах, которые смотрят в небеса и поют песню Иевы Акуратере времен национального пробуждения («Атмода»): Palīdzi, Dievs, palīdzi, Dievs, Visai latviešu tautai («Помоги, Боже, помоги, Боже, всему латышскому народу»). Зал рухнул от смеха.
И не случайны тут сцены, когда исполнитель «главного Зиедониса» Знотиньш делает прически своим коллегам, превращая их в «Зиедониса номер два», «Зиедониса номер три» (что-то от «Детей Розенталя» Владимира Сорокина тут есть).
Выходит абсолютно лысый артист, садится у парикмахерского столика. Главный Зиедонис смотрит скептически на лысину и понимает — ну не получается тут Зиедонис. Никак. Зрители явно от смеха падают из кресел (бывал я в том театре, знаю, как падают).
Классический Hermanis-style, когда в два часа умещены десятки кратких сценок — «Зиедонис и мотоцикл», «Зиедонис и ослик», «Зиедонис и вдохновение», «Зиедонис и эрос», «Зиедонис и шахматы»... Ziedonis un antrakts! — строго восклицает через час герой Знотиньша, вышедший на авансцену!
«Зиедонис и президент» — это писк театральной моды того времени и полет шмеля, который впечатляет до сих пор!
Герой Знотиньша, принимая очередную награду от президента Вайры Вике-Фрейберги, читает ее возвышенный текст, переходит в интонации великой Вайры, говорящей об идентичности, зал рыдает от смеха, а герой спектакля возвращается в интонации Зиедониса...
Здесь есть о чем порассуждать в каждой сценке, но в целом — да, вдруг вполне себе мистерия, когда сквозь повседневные сценки из жизни поэта, пережившего несколько властей, вдруг прорывается такая нежность и истинная поэзия.
В этом смысле меня проняла даже через телевизионный экран трехминутная сценка «Зиедонис и сирень», когда герой Знотиньша читает стихи поэта о сирени, а рядом сидит толстушка в исполнении Лиене Шмуксте с букетом сирени и рыдает, рыдает... Потом берет букет и периодически бьет им Поэта, остающегося невозмутимым. Я тоже рыдал — от истомы какой-то... И продолжение этой же темы, через несколько сцен — кажется, из «Эпифаний» Зиедониса, история о том, что истинная поэзия — это мышка, которая пробегает мимо тебя, и тебе только надо ее вовремя поймать.
На мой взгляд, профессиональная поэзия (можно ведь считать, что существует такое понятие?) — это крест, когда постоянно приходится ловить мышей. Есть другие варианты, конечно — когда у Поэта и вселенной связь постоянная и напрямую, но это уже вещь, требующая «полной гибели всерьез» (Пастернак). Но кто о таких в Риге знает? Вот был рижанин Олег Золотов, алкоголик и гениальный поэт, умерший за гаражами на окраине столицы. Был не просыхающий поэт Айвар Нейбартс, о котором Херманис поставил потом спектакль «Боженька подвыпивший».
И весь спектакль на сцене — ослик. Он выходит практически в самом начале, когда мотоцикл Зиедониса улетел в небеса. Живое существо задумчиво стоит, послушное, через какое-то время поворачивается задом, передом, грустно смотрит на актеров, жует сено. Это, по словам самого Зиедониса — «о внутреннем ослике». Это все очень серьезно, и этот упрямый осел напоминает об этом весь спектакль, который пронизан смехом, анекдотичными ситуациями...
Ну чего только стоит сценка, когда Зиедонис говорит вдруг по-русски — это он (между прочим, член редколлегии советского, но хорошего журнала «Дружба народов») участвует во встрече с национальными поэтами других республик. Сперва он читает свой текст по-латышски, на таком прекрасном возвышенном языке, с такими протяжными и мелодичными согласными и гласными. А потом представляет слово своему узбекскому переводчику, «моему другу», который, сидя на корточках, читает вдруг этот же текст с такими ужасающими слух «Ы»,что у героя Знотиньша глаза становятся круглыми от возмущения и обиды, как у ребенка, у которого отобрали любимую игрушку...
Нет, только музыка может войти в консенсус и резонанс со всеми этими гласными, согласными и совсем несогласными. Отвлекусь ненадолго от спектакля:
и такое в жизни было однажды — когда Зиедонис читал в Доме латышей свои стихи, а потом попеременно играл пианист Вестард Шимкус... Это было фантастически! Это было редкое удивление и счастье! Это такую огромную мышь вдруг все поймали!
А в повседневной жизни вообще-то все очень даже прозаически. Два раза на сцену выходит Райнис. В виде памятника на Эспланаде. Памятник в исполнении отличного артиста (тут я должен упомянуть пришедшую мне на ум великую кинофразу: «Не узнаю вас в гриме!»). Осень, дни поэзии, Зиедонис у подножия коллеги Райниса читает свои стихи, публика, застыв, слушает Поэзию, возвысив глаза — кто к небесам, кто в сторону... В конце Райнис сойдет с пьедестала и посмотрит простым взглядом на Зиедониса, на цветочка нашей великой латышской поэзии, понимаете ли... «Зиедонис» — с латышского это же вроде «Цветочек» (весна в цвету, если серьезно). Заведующий литературной частью Нового Рижского театра Зиеда уж точно знает!
Имант Зиедонис был действительно разный и при разных обстоятельствах. В 2003-м у него был юбилей, за день до которого я ему позвонил и на чистом латышском попросил сказать пару слов, а он отказал, потому что: «Вы из русской газеты? Не буду с вами говорить, потому что вы нелояльны!» И это поэт, который восславлял дружбу народов!
В финале звучат слова Зиедониса о том, что вот он проходил по улице Бривибас в сторону Ливской площади, а там пожилая женщина крутится вокруг себя в ритме танца и напевает русские частушки, и у нее полная кепка денег, во как! Ужас, конечно... И все артисты кружатся вокруг своей оси под прекрасную «Песенку о счастье». И вслед за ней вокруг своей оси начинают кружится все участники спектакля — кроме ослика и героя Знотиньша, застывшего с упрямым выражением лица в позе памятника.
Авторы песенки, кстати — Раймонд Паулс и Имант Зиедонис. Да, а та уличная исполнительница уже умерла, кстати. Она латышкой была, а несколько лет назад вдруг исчезла... И Зиедонис ушел... И осталась поэзия — на суд зрителей и Вселенной. А стихи об этой кружащейся вокруг своей оси, как маленькая планета, пожилой женщине, все же потом написал один поэт. Знаете, как его зовут? Янис Петерс! Раймонд Паулс недавно мне сказал. Вот такой странный и неожиданный круговорот поэзии и прозы жизни в природе.
- P.S. Спешите видеть, пока не поздно.
