Если честно, история, уж извините, анекдотическая. Но есть в ней и вполне прагматический смысл: как следует действовать начинающему журналисту, если ни по-английски, ни тем более по-французски он, как говорится, ни «бе», ни «ме».
Итак, в сентябре 1995 года Латвийская Национальная опера наконец-то открылась после реконструкции. Открылась в судьбоносный для Латвии момент — накануне выборов. Сдача строительного объекта накануне выборов — неофициально это было главной задачей объединения «Латвияс цельш». Не случайно первым к зрителям отреставрированной Оперы вышел премьер-министр Марис Гайлис, представлявший тогда это самое объединение. Он сказал несколько слов о вере и труде. А еще с десятиминутой арией, то есть, извините, с речью, выступил президент страны Гунтис Улманис. Он отметил, что именно в этот момент весь народ Латвии един как никогда. Надо повышать внутреннюю культуру народа, культуру предвыборной агитации. Необходимо, чтобы крестьяне могли спокойно пахать, сеять, собирать урожай.
После этого начался пятичасовой концерт. В антракте я проходил по бельэтажу и обомлел... Прямо в ложе сидел великий кутюрье Пьер Карден — с длинноногой красавицей мадам Гаспар. Карден категорически был не нужен ни одному журналисту. Потому что журналистов на открытии практически не было (я прошел в театр по старым связям). Я понял, что это тот уникальный случай, когда у великого мастера можно спокойно взять интервью. Если бы не одно «но»: Я совершенно не говорил по-английски. Но через секунду понял, что надо делать.
Я вышел в фойе и встретил Ояра Рубениса, тогда телезвезду знаменитой передачи «Лабвакар», который еще раньше работал ведущим спектаклей Оперы (открывал-закрывал занавес, вызывал артистов по радиотрансляции на начало и т.д.). Мне нужно было узнать только одно: как по английски будет звучать «Как вам Опера?». Я взволнованно обратился к Ояру: «Как будет по-английски «Как вам Опера?» Ояр моментально отчеканил: «Хай ю лайк Опера?» Я устремился в ложу к Кардену. И выдал все, что знаю по-английски: «Мсье Карден, гуд ивнинг!» Карден ласково улыбнулся, мадам Гаспар пригласила меня присесть.
«Мсье Карден, ай эм джоурналист фром интернейшнл ньюспейпа «Бизнес энд Болтик», — сказал я, говоря, как мне кажется, совершенно без акцента. Затем попросил, можно ли задать «квесчн»? Кутюрье согласился! И я выдал от всей души: «Хай ю лайк Опера?»
Маэстро мировой моды начал отвечать. Я понял, что артисты «вери гуд», и что наша Опера чем-то напоминает ему парижскую оперу «Бастиль». Я слушал великого кутюрье и про себя молился: «Говори, о великий, побольше, говори побольше! Завтра коллеги переведут в редакции». Карден говорил минуты три. А потом замолчал и... стал ждать следующего вопроса. Но мой словарный запас был исчерпан. Я выпалил только: «Фэнькью вери мач!», Карден ответил: «Плиз!»
После концерта тусовка шла до утра. Ресторатор Мартиньш Ритиньш ходил с подносами прямо по сцене, где общались важные персоны. Бедные музыканты театра, глядя голодными глазами на происходящее вокруг, играли вальсы Штрауса! А Опера разваливалась прямо на глазах! Еще в первом антракте сломался театральный звонок, предупреждающий о начале следующего акта. Билетерши взволнованно бегали по этажам: «Проходите в зал!». В общем, после концерта здание опять закрыли на реконструкцию. Два месяца доделывали театр. А «Латвияс цельш» выборы успешно проиграл. Зато Карден в Риге ответил на отныне исторический вопрос: «Хай ю лайк Опера?»
