То, что премьера будет пышной, сомневаться не приходилось еще тогда, когда о грядущей постановке сообщили в прошлом, таком спокойном году. Тон задавал уже один тот факт, что к постановке удалось привлечь сценографа Хуана Гильермо Нову и художника по костюмам Роберта Пердзиолу. Один работал с великим Франко Дзеффирелли, другой в «Метрополитен-опера» — в общем, послужной список у обоих весьма впечатляющий.
Ко всему прочему, на 3 апреля в предпремьерном показе в роли Зигфрида анонсировался премьер балета миланской Ла Скала Тимофей Андрияшенко, и несмотря на то, что он уроженец Риги, договориться об его участии в постановке было явно нелегко. Но Лейманис с Тимофеем договорился, билеты были распроданы — но тут, как колдун Ротбарт, в жизнь ворвался ковидный вирус — и все отменилось. Вернее, перенеслось на сентябрь. И видоизменилось.
Удача в том, что тут же удалось договориться, что в двух премьерных рижских показах будет танцевать роль Зигфрида премьер Королевского балета Великобритании «Ковент-Гарден» Вадим Мунтагиров. Но и эта новость была с горчинкой — не все его смогли увидеть, даже постоянные посетители премьер.
На сей раз в зал вместимостью более девятисот человек пускали только 479 зрителей — и каждого через отдельный вход (в партер — через центральный вход, в бельэтаж — через боковую дверь, на балконы — через вторую боковую дверь). Пришлось проводить обмен билетов — еще одна заморочка.
Но справедливости ради скажем, что слава Господу, что вообще все состоялось и в таком варианте — театр открылся, а по нынешним временам это весьма позитивный знак, учитывая, что объявлен и репертуар до конца года — на днях, например, грядет новый состав в «Травиате» Верди.
Многие поклонники балета, искусства этого декадентского, разумеется, пострадали. Например, в премьере я так и не увидел Мунтагирова — смотрел новую постановку во время генеральной репетиции, там был наш солист. Обычно на таком «предпремьерном показе» полный партер, а сейчас там было только около семидесяти человек. И еще пара человек в бельэтаже. Хорошо, что во имя социальной дистанции не убирали, как в иных театрах, кресла — так что не было «проплешин», а кресла, которые нельзя занимать, огорожены бордовыми ленточками.
Ну, и строгий голос перед показом и в антрактах на трех языках (латышский, английский, русский) говорит свысока, что следует соблюдать ту самую дистанцию. И мыть руки. Да, а на входе — дезинфицирующие средства, уже привычный аксессуар последнего полугодия.
Во время генеральной репетиции, когда раскрылся занавес, и публика увидела «картинку», раздался одинокий аплодисмент за моей спиной. Это аплодировал Александр Колбин, некогда (в 1970-91 годах) ведущий солист Латвийского балета. Остальные как-то подрастерялись (во время премьеры зал явно аплодировал в унисон, в конце концов, там вид со сцены эффектнейший!). Тут сразу ясно, что это весьма удачный и верный ход — для такого знаменитого уже почти полтора столетия балета стоит сделать прежде всего роскошную картинку (сценография, костюмы, свет). А уже далее эту картинку по возможности заполнять — прежде всего танцем и по возможности выдающимися солистами.
Сценография действительно королевская, с зеркалами по боку, так что тут невольно «расширяется сознание» — и у зрителей, и у артистов. А каждый костюм — действительно произведение искусства. И если бы из них сделать отдельную выставку, то она бы дала фору выставкам всемирно известного историка моды Александра Васильева.
Большая удача этой постановки (и давайте хвалебный реверанс сделаем в адрес господина Лейманиса!), что в ней задействована вся труппа нашего балета, а в четырех составах — все ведущие солисты. После полугодовой паузы для артистов это очень важно — участие в полноценном спектакле.
Плюс — новые силы нашего балета, например, влившийся в труппу Фабио Сонцони, отлично танцевавший во время моего просмотра роль шута. А за кулисами — репетиторы, среди которых мэтры нашего балета Инесе Думпе и Геннадий Горбанев, недавно ставшие репетиторами премьер Сергей Нейкшин и Раймонд Мартынов, а также Айша Сила, Виктория Янсоне, Илья Власенко. То есть в деле достижения хореографической Победы участвовали все!
И тут еще и проверка для оркестра под управлением главного дирижера Мартиньша Озолиньша. Немного забегу вперед: после генеральной репетиции у служебного входа свой велосипед отцепляла первая скрипка Светлана Окунь, в исполнении которой звучит знаменитое соло. Сказала, что ровно четыре состава — и для каждого свой темп, свои нюансы.
Я смотрел в роли Зифгрида нашего солиста Виктора Сейко, а в роли Одетты-Одиллии Йоланту Лубею. Оба с идеальными фигурами и будто сошедшие с картин античных мастеров. И на фоне окружающей их роскоши и гениальной музыки все звучало и «игралось» достойно уже во время предпремьерного показа. Стоит тогда представить, как это было во время премьеры, когда с Вадимом Мунтагировым танцевала наша Юлия Брауэр.
Я видел Мунтагирова за несколько дней в театре — там одно движение ног и рук во время пресс-конференции уже о многом говорило. Потом я посмотрел фрагменты по Интернету — Мунтагиров эту партию танцевал в Кремлевском балете, в частности. И это то, что вызывает неподдельный восторг и изумление — помимо техники и актерских качеств там есть еще что-то необычайно ценное и редкое — уверенность в своих движениях, при этом некий трепет и легкость. Там целая гамма эмоций и прочего.
«Только это очень сложно — показать все это легко!» — сказал Вадим сейчас в Риге.
В роли Ротбарта Аветик Карапетян хорош уже чисто внешне — учитывая его колоритную внешность, уж не говоря о действительно феноменальной технике, которую все знатоки нашего балета давно знают. Добавим ко всему такие многочисленные в этом балете моменты, как обилие танцев: па-де-труа в первом отделении, большие и маленькие лебеди во втором, а в сцене бала испанский, неаполитанский, русский танцы, чардаш, танец невест. И все это, кстати, на фоне злого гения Ротбарта, который правит тем самым балом. Плюс — видеопроекции летящих голубей, а также преданной Одетты, преображающейся на экране в лебедя.
Что непосредственно до постановки Лейманиса, то за основу он взял Мариуса Петипа и Льва Иванова, классическую версию. И сделал, на мой взгляд, весьма удачную стилизацию.
Это не неоклассика, а то, что можно сравнить с реставрацией старинной картины, с которой спустя время необходимо сдуть пыль, не утратив при этом все драгоценные фрагменты. Мне кажется, это удалось. Те, кто носит очки, может представить этот эффект — когда вы после некоторого перерыва водружаете на нос оправу, и вдруг видите все вновь в четких и ярких красках, волшебство!
Ну, а в финале реставрации — мощная подпись. Как известно, финал даже в привычных классических версиях зачастую различается. Говорят, во времена Чайковского финал был трагический — Одетта погибала, но лебеди спасались, преображаясь в девушек. Говорят, товарищу Сталину не нравился трагизм, и финал сделали оптимистическим — все оставались живы, аплодисменты, прием в Царской ложе, ордена.
Здесь Ротбарт одним ударом крыла смертельно ранит Одетту, и Зигфрид уносит ее, бездыханную, за кулисы. Клином удаляются за кулисы и лебеди. Бой со злом — и звучат последние такты музыки Чайковского, которые возвещают о конце злого колдовства и рассвете. На сцене остается одинокий Зигфрид, стоящий на коленях, закрыв от горя руками лицо. И при последних аккордах на сцену выходит Одетта, живая и невредимая, в образе прекрасной девушки.
В общем, сон все это был, сон! И говорят, даже кошмарные сны тоже завершаются просветлением. А надежда умирает последней.
