Напомним пунктирно и популярно, что такое «Фауст» в его классическом оперном варианте, подло, по-дьявольски опуская линию «Валентин-Зибель», хотя она прекрасна. Итак, алхимик Фауст стар и печален, он вроде мудр, но его никто не любит. Воззваниями к дьяволу и посредством опытов (нахимичил?) злой дух к нему в конце концов приходит, дальнейшее известно - в результате вроде как взаимовыгодного торга Мефистофель дарует ученому молодость, а взамен тот отдает душу. Далее идут путешествия, куплеты Сатаны «Люди гибнут за металл», помолодевший Фауст обольщает Маргариту, но его страсть к прекрасной и неискушенной девушке кончается трагически – прежде всего для нее. А именно: она, проклятая всеми, умирает на сене, а Фауст вроде как осознает ошибку, но поздно.
Трагедия, но такая возвышенная!
Один знаменитый советский писатель, как известно, даже сочинил как-то «Оптимистическую трагедию» - что-то в этом названии точное есть.
На этом Гуно успешно остановился и, в принципе, правильно сделал, потому что на оперный шедевр-трагедию (оперные классики вообще обожают трагедии, вы заметили?) вполне хватило первого тома Гете. А уж второй том, который, признаемся, мало кто читает (и в котором объясняется, отчего Фауста Всевышний все же простил) – это уж как бы для литературоведов, ведь только они могут пробраться до финала через все эти бесконечные танцы на небесах и общения с различными богами. А вот первый том с его дьявольскими поворотами – еще тот сюжет, да еще и с любовной интригой!
Очень важный театральный момент: в «Фаусте» Гуно есть одно чудо изумительнейшее!
Конечно, понятно, что опера гениальная и в своем роде единственная, но все же она длинная, а по сюжету, как вы понимаете, и вовсе адская. Так что представьте, когда вдруг почти в финале, а это, как правило, одиннадцатый час вечера (прежде было и вовсе в начале двенадцатого, поскольку спектакли начинались в 19.30) вдруг посреди солистов и хористов разной возрастной и весовой категории появлялись юные стройные артисты балета, которые волшебно танцуют «Вальпургиеву ночь».
Все эти чертики, чертовки и вакханки – ну просто прелесть, прости Господи! В Большом театре среди солистов были сами Екатерина Максимова и Владимир Васильев, у нас блистал весь цвет балета – Александр Румянцев, Лариса Туисова и т.д. Ради этого дьявольского чуда многие, не в силах совладать с искушением, зачастую манкировали всем оперным шедевром и приходили на спектакль прямиком к одиннадцати вечера – такое было и в Москве, и в Риге, и, думается, в других столицах.
Сейчас начало (даже не начало, а две трети спектакля!) в версии господина Карапетяна – это удивительное сочетание классики и ее современного прочтения. Это прочтение уважительное, без нафталина. Эпоха, в которой происходит действо, не обозначена, так что это может быть визуализация того, что было лет триста назад, что происходит сегодня и что, думается, будет, увы, после нас.
Первое удивление (и приятное!) – это Олег Орлов в роли старого Фауста. Многими не до конца оцененный латвийский тенор, которому в будущем году исполняется 70 лет, поет идеально, такого даже знатоки не могли ожидать. Оголенный до пояса, с телом уже давно не юнца и поющий молодым голосом – все, как говорится, аутентично. Браво!
И приходит злой дух. Тут начинается игра вот этого всемирно знаменитого мастера по свету AJ Weissbard, который работал с Гринуэем, Штайном, Уилсоном, со всеми великими. Во всю высоту сцену появляется тень Мефистофеля – контуры героя явно подсвечиваются с задника сцены прожекторами. И через мгновение – сам Сатана собственной персоной в исполнении бравурного Андреаса Бауэра из Франкфуртской оперы. Очень колоритный исполнитель – с сочным басом, внешними данными. И с белым гримом, будто у героя Клауса Мария Брандауэра из «Мефисто» Иштвана Сабо, есть что-то и от Фантомаса… В общем, учившийся на кинорежиссера в Парижской киношколе Аик Карапетян знает, что делает.
Еще через мгновение перед нами является резко помолодевший, несколько жовиальный Фауст в исполнении украинца Валентина Дитюка, обладателя приятного тенора. Злой гений и его подручный идут в народ, под аплодисменты публики и восторженных хористов, которые несут Мефисто на руках, исполняются куплеты Сатаны. Кстати, в переводе на латышский фраза «Сатана там правит бал» звучит как «Сатана там дирижирует парадом». И Мефистофель, опять превратившись в тень на фоне всего задника сцены, по-настоящему дирижирует всеми этими маленькими героями – хотя все это и не в диковинку, но эффектно, убедительно, интересно. Дирижирует дьявол отлично, почти как Тадеуш Войцеховский в оркестре!
Сцена в саду и знакомства Фауста с Маргаритой (второй акт) – на фоне причудливых изменчивых растений, с периодически то взлетающей, то падающей птицей. Все это изображаются опять же на заднике сцены. Господин Бауэр тут предстает прекрасным артистом (хотя наш Кришьянис Норвелис из другого состава явно тоже хорош) – его герой преображается в даму, которая одаривает Маргариту (вторая роль в нашей Опере молодой певицы Маргарита Вилсоне) и Марту (Кристине Задовску) одеяниями и драгоценностями.
В общем, образ Сатаны тут очень даже милый, надо сказать. Почти душка.
Он и в первом отделении, во время знаменитого вальса, пролетает сквозь хористов, аки балерина – под смех зала. Сволочь, конечно, это понятно, но… все же вроде как воистину часть той силы, которая призвана творить зло, а невольно делает добро. Отведать немного греховного – это же так куртуазно, кто из нас в жизни этим изредка не забавлялся?
Поймал себя на ужасном… Когда Маргарита и Фауст поют прекрасный дуэт, клянясь в любви («Навечно! Навечно!») и ими дирижирует Мефистофель, я вдруг подумал: «Божественно!» Но как же дьявольское можно перепутать с Божественным? А легко! Зло всегда принимает маску добра – истина старая, в театре проверенная тысячи раз, да и в жизни тоже. В этой опере все в белом гриме и похожи на вампиров – и солисты, и хористы, сам Мефистофель, главный герой этого спектакля. С чистым лицом – только Маргарита, которая действительно сама чиста.
Гибель Валентина (Валдис Янсонс), страдания Зибеля. Кстати, вот ведь дьяволиада какая-то в жизни – Зибель в исполнении прекрасной Лауры Грецки хромает, но так не по концепции режиссера. Лаура реально повредила ногу во время репетиции и на премьеру мужественно вышла в гипсе. И без того трогательный образ Зибеля приобрел новую краску. Браво! И желаем крепкого здоровья.
А Маргарита? Что Маргарита? Она в виде проекции во всю сцены превращается в некую сороканожку, которая уползает куда-то в ад. С веселым выводом «Да ну ее к черту, такую любовь!», выходишь в антракт. Но он заканчивается. И вот одиннадцатый час вечера. Третий акт.
Начинаются страдания Маргариты, которая ждет ребенка, а прохвост Фауст уже был таков. Она, полуобнаженная, беременная грехом в прямом и переносном смыслах слов, идет в церковь, которую изображает трехъярусная мощная декорация. Внизу поют хористы и это напоминает что-то грегорианское, эзотерическое, как угодно… Мне, например, это напомнило сцены «священнодействий» из «Широко закрытыми глазами» Стенли Кубрика. Маргарита молит священника о пощаде, а священник этот, пропевающий «Я проклинаю тебя!» – Мефистофель и есть. Един в разных обличиях. Можно смело предполагать, как к этому отнесутся служители культа (намек режиссера, исследовавшего теологическую тему еще в своем первом фильме «Люди там» ясен).
И вот тут, по идее, должна начаться «Вальпургиева ночь» с ее прекрасной музыкой и изящными телами.
То, что балета не будет – я знал сразу.
В конце концов, в программке в роли танцовщиц прописаны пять девушек, которые в нашем балете не фигурируют. Одна вообще из Лондона, хотя латышка, вот такие демонические моменты нашей с вами жизни. Они и выходят – по очереди, почти обнаженные, с легкой накидкой и начинают создавать движения согласно хореографии Линды Мили. Поцелуй первой девушки с Фаустом, который просто в угаре.
Тут начинается что-то, напоминающее набоковскую «Лолиту» с ее юной нимфеткой, но по очереди приходят еще четыре юные девушки, которые отдаленно напоминают… Маргариту? Или я ошибаюсь? Или это духи не родившихся девушек? В любом случае, к пяти служительницам Терпсихоры в рамках танцевальной музыки Гуно присоединяется сама Маргарита, и это все ужасно. Ужасно в том смысле, что - живот в крови, плод погиб. И тут вам не восторг от хореографии, как прежде, а жутковатое ощущение присутствия смерти, которую многие из вас могли бы ощутить в любой нашей больнице. В этом есть нечто медицинское. И по части физиологии. И по части психиатрии.
Финал откровенно ужасен. Когда Фауст возвращается к Маргарите, а она умирает, в оригинале оперы дух юной девушки уходит к Всевышнему под пение хора «Христос Воскресе!» И тут так все и есть, но… только хором этим сатанинским дирижирует все тот же Мефистофель. И знаете, это страшно. Страшно, когда уходит Любовь. Но когда уходит Вера… Когда последней умирает Надежда… Тут еще режиссер и шокирует зрителя, направляя на него свет ярких софитов, которые поднимаются и освещают публику в подробностях – от партера до бельэтажа с балконами (члены правительства и миллионеры в бельэтаже закрывались от света руками – символично!)
Концепция режиссера понятна и она впечатляет. В конце концов, кто вам сказал, что «Фауст» - это просто милый миф о несчастной любви с волшебным балетом в финале? Это - трагедия! Одна из самых мощных в мире трагедий!
Это история про то, что дай черту палец, а он оттяпает всю руку. И самого тебя съест. Что самое обидное – душу не вернет.
В сказке ложь, но в ней намек? Но и в жизни так – за каждое искушение и неправильный шаг нам, увы, приходиться расплачиваться. Рано или поздно. Увы, это так. С тяжелой душой уходишь после этого «Фауста», но аплодисменты и крики «Браво!» все-таки заслуженные.
