Почему в данном случае я так прямолинеен? Потому что прямо скажем, и это ясно всем — опера «Диалоги кармелиток» неизвестна широкому зрителю. Скажем еще прямее — да и в узком кругу опероманов известна не сильно. Короче, не хитовые оперы Верди и Пуччини или хотя бы «какого-нибудь» Россини. И сам автор «кармелиток» широко известен в узких кругах, но больше как автор симфонической музыки, которая также не являет собой яркий образец классических симфонических, извините за слово, строгие критики, хитов.
Вообще кто-то из классиков прошлого века сказал как-то, что «вся опера уже написана в девятнадцатом веке»… «Диалоги кармелиток» — опера из второй половины века двадцатого,
премьера состоялась в 1958 году в «Ла Скала» и, судя уже по нынешней премьере в Риге, являет собой уже не оперу в ее чистом классическом понимании, а в неоклассическом — как поклон возвышенному жанру и продолжение традиций, но уже в другие, более приближенные к нам времена.
Так что повторяю, учитывая все вышеизложенные не хитовые факты — ход рискованный. Но интересный — для постоянной и вдумчивой публики, которая у нас все же есть, но не так уж ее и много. Одна надежда — на туристов. Особенно на французских. Тем более что сюжет завязан на событиях Великой французской революции, речь — о побеге героини в монастырь, где она, как выразилась уже в конце минувшего века Белла Ахмадулина, «постигнет мудрость и печаль». А также испытает проверку на прочность — верой, надеждой и любовью в ее не классическом (интим), а возвышенном (дух) понимании. Ну, и гильотину тоже испытает.
Так вот: каждое не короткое отделение (всего их три) разбито, в свою очередь, еще и на части (их четыре-пять-шесть). Как и положено согласно любому оперному либретто, эти части именуются в программке «картина первая», «картина вторая» и т.д. Что интересно — согласно решению приглашенного к нам французского режиссера Венсана Бусара и французского же сценографа Венсана Лемера,
перед нами именно что картины — статичные, преимущественно сдержанные, временами будто застывшие. Почти как в музее.
Начинается все черным занавесом при горящей оперной люстре, затем свет тухнет, занавес поднимается и продолжается вроде как обнадеживающе для зрителей — веселым пожаром книг, который проецируется на экран, но даже пожар черно-белый. Затем идут «картины», и по окончании каждой (опускание черного занавеса) аплодисменты отсутствуют — не из-за того, что зритель потрясен (это вам не «Гамлет» Эймунтаса Някрошюса в этом же зале 11 мая 1999 года, когда аплодисментов не было как раз из-за потрясения), скорее всего из-за того, что вдумчивый зритель думает еще глубже, а обычный осторожно смотрит по сторонам — уже антракт?
Нет, еще не антракт. В финале первого отделения роскошно умирает мадам де Круаси, настоятельница монастыря кармелиток, к которой бежала Бланш де ла Форс, дочь маркиза и революционная героиня. Умирает долго и мощно, передвигаясь вокруг больничной койки и исполняя арии. И в финале первого отделения мощно же и падая замертво. А теперь, отметая свойственную мне иронию, замечу, что роль настоятельницы для нашей Илоны Багеле оказалась коронной —
певица здесь сильна и как певица, и как артистка. И, пожалуй, это главное открытие этой постановки. Невольно подумалось, как бы хороша была Илона в роли Ульрики в «Бал-маскараде» Верди.
Тут и финал отделения идет уже под местами завораживающую и мистическую музыку — занавес, аплодисменты.
И точно так же и со вторым отделением. И с третьим — тут, как и в классическом варианте, герои умрут. Но потом встанут и будут относительно долго кланяться под аплодисменты зрителям. Монотонные черные, серые и белые тона в костюмах будут местами ярко расцвечены выходом героев «из другой оперы», из противоборствующего лагеря (кстати, автор костюмов — гостья из прекрасной Франции Клер Педуфо Валентини).
Короче, огромное спасибо режиссеру Венсану Бусару. Потому что, вольно или невольно, но он умер в музыке, как режиссер Станиславский в артистах. Здесь нет режиссерских «изысков», когда постановщик весь в мыле носится перед премьерой, думая, чем бы публику удивить — и в результате получается скандал,
как сейчас в Большом театре после премьеры «Евгения Онегина», где с подачи режиссера Арье артисты в костюмах гусей и медведя бегают по священной сцене. У Бусара манера сдержанная. И что самое ценное — на этом фоне он позволяет зрителю или уже, скорее, слушателю, услышать голоса, ради которых, собственно, истинный поклонник жанра в Оперу и ходит.
Я убедился в который раз, что у нас потрясающий певец Янис Апейнис в роли маркиза де ла Форса, совершенно потрясающая вышеупомянутая Багеле, хорош шевалье де ла Форс в исполнении Раймонда Браманиса и прекрасная сестра Констанца в исполнении Инги Шлюбовской-Канцевичи. Далее — по нисходящей. Да, конечно интересна литовская гостья в образе Бланш — Вида Микневичюте, которая сильна артистически (сказала перед премьерой, что истинная католическая вера ей помогла в создании образа) и вокально (с легкой вибрацией в голосе, ну, это уже ремарка для профессионалов...)
Что еще добавить? Ну, успеха дальнейшего... Проверим, насколько оперный жанр мертв — в смысле, жив ли он только операми Верди, Пуччини и современников? Ибо есть и свежие примеры — оперы латышских композиторов, весьма удачные, кстати. Имею в виду «Валентину» Артура Маскатса и «Легенду о замурованной деве» Эрика Эшенвалдса. Хорошие оперы, но на каком показе перестает ходить зритель, который ожидает «Травиату», «Отелло», «Дон Карлос», «Турандот»? Ну, или оперу «Пиковая дама» Чайковского, на худой конец.
