Нет сомнений, что эту тенденцию может существенно усилить увеличение числа беженцев в Европе. Появились уже первые симптомы, свидетельствующие, что в последние месяцы значительно вырос интерес к деятельности ультраправых и евроскептических партий. На это указывает, например, свежее исследование нью-йоркской компании Vocativ, специализирующейся на анализе т.н. глубокого интернета (deep web).
Исследование охватывает период с 20 апреля до 29 августа этого года, таким образом совпав с острой стадией сегодняшнего миграционного кризиса. Его результаты демонстрируют, что в этот период
по меньшей мере девять националистических партий очень существенно увеличили свои фан-сообщества в социальной сети Facebook, притом наибольший рост наблюдался в ряде богатейших и вроде бы стабильных государств Европы.
Так, примерно за четыре месяца число виртуально примкнувших к анти-иммигрантской Датской народной партии выросло на целых 67 процентов, а к Партии независимости Соединённого Королевства (UKIP) – на 31 процент. Национальный фронт Марин Ле Пен увеличил свою общину в Facebook на 13 процентов, в то время как Австрийская партия свободы и Национал-демократическая партия Германии – на 8 процентов. Все остальные в исследование включенные правопопулистские политические силы – норвежская Партия прогресса, Шведские демократы, Альтернатива для Германии, венгерский Йоббик и Сербская радикальная партия – также увеличили свою виртуальную фан-базу.
Люди, «лайкнувшие» фан-страницу партии, конечно, не обязательно являются ее стопроцентными сторонниками или последователями.
В то же время, данные компании Vocativ позволяют сделать два вывода.
Во-первых, деятельность ультраправых партий вызывает все больший интерес у граждан, способствуя выходу этих политических сил из статуса маргиналов. В условиях продолжающейся риторики про дефицит демократии в Европе, становится все труднее не только ставить под сомнение волю народа, но и пренебрежительно отзываться о его политических вкусах.
Во-вторых, граждане все меньше стесняются открыто и публично, пусть пока и виртуально, связывать свое имя (профиль в социальной сети) с политическими силами с «неоднозначной репутацией», нередко шельмуемыми и истеблишментом, и всяческими лидерами общественного мнения.
Такая публичная самоидентификация в социальных сетях, возможно, свидетельствует об изменении политико-культурной парадигмы в Европе еще нагляднее, чем анонимные опросы населения, которые также демонстрируют устойчивый рост анти-иммигрантских настроений среди европейцев.
Очевидно, что ультраправые идеи перестают быть табу и уделом очень узких субкультур, становятся нормой и набирают популярность среди разных социальных групп, в том числе среди студенчества и молодежи в целом. Еще 10 лет назад такое было немыслимо.
В течение нескольких послевоенных десятилетий, образованная и прогрессивная западная молодежь увлекалась изысканными леволиберальными «дискурсами и рефлексиями». Крайне правые взгляды отвергались и презирались как пещерные и дремучие. Сегодня правый экстремизм завоевывает умы даже околохипстерских эстетов. Яркие примеры этого феномена – нипстеры и идентитарное движение (nipsters, la mouvance identitaire / the identitarian movement).
В Латвии правоэкстремистские группировки – как уличные, так и виртуальные – пока слабы и малочисленны. Нет также никаких заметных признаков, что наши ультраправые деятели были бы как-то организационно интегрированы в разрастающиеся транснациональные сети европейских правых радикалов. И это несмотря на то, что, в отличие от большинства стран старой Европы, национал-консервативные настроения у нас давно являются движущей силой политических, особенно электоральных, процессов.
При этом, число людей, в том числе молодых, вышедших в начале августа на рижские улицы под лозунгами «Нет геноциду белых народов» и «Балтию – балтийцам, Европу – европейцам, Африку – африканцам» настораживает. Несколько сотен протестующих – немало для нашего социально пассивного и в гражданском смысле тяжелого на подъем общества.
В связи с увеличением притока беженцев в Латвию, страну ждут серьезные вызовы и искушения. Если европейцы продолжат ослаблять свои же принципы, парадоксальным образом превращая антиевропейскость и евроскептицизм в норму, я боюсь, что латвийцы и здесь могут побежать впереди паровоза. Не сомневаюсь, что перенимать из Европы всяческие ксенофобские доктрины нам будет куда легче и приятней, чем принять концепции солидарной или, к примеру, федеральной Европы.
И я вовсе не исключаю, что в Латвии наконец-то начнется пресловутая интеграция между латышами и русскими: только не на базе ценностей разнообразия и многообразия, а на основе расистских или околорасистских предрассудков.
Европа нас упаси от такой интеграции.
