Алексей Романов: «Талант — не смесь всего, что любят люди»

Обратите внимание: материал опубликован 8 лет назад

Вот и лето пришло. Перелистываю первый день летнего календаря, призывающий защищать детей, и вижу... нет, скорее слышу и чувствую другой призыв:

«Мой читатель драгоценный,
За моё здоровье выпей,
За второе за июня,
За Поэтки Деньрождень,
Дай салют шампанской пеной –
За стихи не крови рыбьей!..
Этот Мориц в этой Юнне
Распускает строк сирень».

Однако очень многим драгоценным читателям Поэтки Юнны Мориц можно пока за ее  78-летие пить только молоко, йогурт и кефир. И кажется символичным, что ее «Деньрождень» идет сразу за Международным днем защиты детей. Впрочем, и мы тоже из этого детства, где «ежик резиновый шел и насвистывал дырочкой в правом боку»,  а «слониха, слонёнок и слон устали стоять в зоопарке, и в море уплыли на синей байдарке...»

Кто-то читал эти удивительные, талантливые (а для детей, как известно, писать сложнее, чем для взрослых) стихи, кто-то слушал их в песнях Татьяны и Сергея Никитиных. А для повзрослевших детей в их исполнении звучал пронзительный стих Юнны Мориц «Хорошо быть молодым». Елена Камбурова тоже замечательно пела эту песню.  

О чем только не пишет Поэтка. И про Ригу тоже. «Скука в Рузе, я спасаюсь в Риге, скука в Риге – прячусь в Таганроге…». Или:

«Над Ригой шумят, шелестят снегопады,
Утопли дороги, недвижны трамваи.
Сидят на перилах чугунной ограды
Я, черная птица, и ты, голубая».

Ну а ее «Вечный таллинский мотив» вошел в репертуар многих бардов:

«Хрустален дождь, мотив и Таллин,
Где в мальчике за фортепьяно
Я вижу Яна возле Эллен
И вижу Эллен возле Яна!»

Или «Эстонская песня»:
Вдоль улиц Длинная Нога
Или Короткая Нога
Шатайся двадцать тысяч лет,-
И за углом - кофейня
Мы в ней садимся у окна -
Лицом к луне, и времена
Шалят на сорок тысяч лет,-
Ведь за углом – кофейня.

Да, Юнна Мориц – автор прекрасных лирических стихов, автор не менее прекрасных «Ста фантазий» для детей. И мое знакомство с ее поэзией началось как раз с этой стороны ее творчества. Скорее всего, потому что ее лирическая и детская поэзия была переложена на музыку, а в моем культурном становлении авторская и театральная песня сыграла значительную роль.

Но все-таки нельзя не добавить других красок к портрету Поэтки.

Советский режим уже в раннем возрасте посеял в ней зерна нонконформизма. Как она сама рассказывает, «в год моего рождения арестовали отца по клеветническому доносу, через несколько пыточных месяцев сочли его невиновным, он вернулся, но стал быстро слепнуть. Слепота моего отца оказала чрезвычайное влияние на развитие моего внутреннего зрения».

Нетрудно догадаться, какое это было влияние, если позже Юнну Мориц исключили из московского Литературного института за «нездоровые настроения в творчестве». В то время было такое движение – молодые поэты ездили в творческие командировки на целину или на дальние молодежные стройки.  Евтушенко, например, «привез» из такой командировки поэму «Братская ГЭС».

Юнна Мориц тоже отправилась в дальний путь. Но не туда, «где плакаты "Вперёд", где песни рабочие новые страна трудовая поёт». Ее дорога легла в Арктику на ледоколе «Седов».

«Я никогда не забываю людей той Арктики, - писала она потом, - где я видела совсем другой образ жизни, не материковый, без никаких магазинов, улиц, кинотеатров, там жизнь зависела от радистов, от радиации, навигации, авиации, ледовой разведки, там космос — внутри человека. В зеркале Арктики видно, кто ты есть и какова цена твоей личности, твоих поступков, твоего ума и таланта быть человеком. Чувство Арктики — это подарок судьбы, особенно в 19 лет, это — божественное богатство и морозоустойчивость к „общественным мнениям».

Результатом стала ее первая книжка «Мыс Желания», увидевшая свет на пике хрущевской оттепели.

«На Мысе Желания лето в разгаре -
По морю с востока пришел пароход.
И чайки пируют, и чайки в ударе
От этих ликующе ясных погод.
.........................................................

В махорочной тырсе, в матросских карманах
Кайриные яйца - зеленый накрап.
Мы крепко забыли о льдах и туманах.
Мягчает от солнца веревочный трап!

Цветы примеряет кокетливый берег -
С молоденьким морем идет под венец.
А я - как матросик, которого Беринг
По мысу пройтись отпустил наконец».

Из-за «морозоустойчивости к общественным мнениям» и аполитичность Поэтка стала невыездной в эпоху застоя. Ее не выпускали за границу даже на конференции, посвященные ее собственному творчеству.

Сейчас Юнна Мориц читает свои вирши в Лондоне, Кембридже, Роттердаме, Торонто, Филадельфии. Ее стихи переведены практически на все европейские языки, а еще и на японский, и на китайский, и на турецкий. Сама Юнна Мориц переводила с латышского Иманта Зиедониса, с литовского Саломею Нерис. Но больше всего в ее переводах выходил Федерико Гарсиа Лорка.

Словарь ее неисчерпаем, она обращается со словом нежно и дерзко, храбро и бережно, и все же ей мало готовых слов, и она изобретает свои. «Любли» –такое слово.  Это мера, которой платит читатель за ее стихи, единственная плата, которую она принимает.

Любопытно, что Мориц отказывается печататься в антологиях женской поэзии, потому что, по ее словам, ни один кретин еще не додумался до антологии мужской поэзии.
Любопытно и то, что в наши дни она, лауреат премии имени Андрея Сахарова, никогда не заискивавшая перед властью и  не евшая с ее руки, не выразила симпатии и не примкнула ни к одному протестному движению российской творческой интеллигенции. И даже наоборот.  Она в очередной раз придумала неологизм – протестуция.

«Протестуты и протестутки –
Демократии незабудки.
Это – станция «Протестанция»,
Станция с песнями, с танцами,
С протестутами, с протестутками,
С политическими желудками.
Протестуция гадит власти,
Врёт, что с властью она в разладе, –
Власть, как ветер, ей дует в снасти,
Протестуция – в шоколаде!»

Мне не хочется давать оценку столь жесткому вердикту Юнны Мориц. Нужно обладать значительно большей информацией о тайнах современной политики, чтобы судить, насколько справедливо это утверждение. Но в советской истории немало примеров «карманного диссидентства». И Юнна Мориц, человек из среды творческой интеллигенции, встречалась с таким явлением в разные годы. Может, у нее есть причины экстраполировать этот исторический опыт на сегодняшний день.

Но я бы и не  поставил Юнну Мориц на другую сторону баррикад.  Она над ними. Или, по крайней  мере, в стороне. И одна. Единственная и уникальная. Ну или вместе со своим слоновым семейством плывет на синей байдарке, чтобы поужинать с дельфинами и потанцевать с верблюдом.  

 На вопросы, кем является – диссидентом, оппозиционером, критиком режима,  – она всегда отвечает, что является поэтом в чистом виде, и только поэтом. А точнее Поэткой.
«Люди, которые меня учили родину любить, порвали партбилеты и теперь учат родину не любить, а смотреть и ужасаться, - говорит она. - Но я человек, уже привыкший ко всему, поэтому не удивляюсь».

«Ненависть к России – русофобия,
Свойственна мозгам, где место – мухам.
Выдаётся в качестве пособия
Русофобский суп – для нищих духом.

Ничего дешевле этой пищи
Нет в ночлежке умственного мрака.
Русофобский суп – для духом нищих,
Он воняет свастикой, однако!..»

Но как-то мы ушли от тоста за здоровье именинницы Юнны Мориц.  Давайте поднимем его за то, что она сама считает важным -

«За стихи не рыбьей крови,
За неправильность мою,
За характер не плеядный,
За люблёвый счёт Поэтки,
За люблей твоих монетки,
И за то, что в чёрных списках
На свету своём стою».

И еще Поэтка напоминает нам,  «что душа -
Не мера, а избыток,
И что талант - не смесь
Всего, что любят люди,
А худшее, что есть,
И лучшее, что будет...»

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное