Алексей Романов: Пастушки с острова Лесбос и Баба-Яга под венцом

Обратите внимание: материал опубликован 8 лет назад

Говорю «болеро» и сразу на язык просится «Равеля». Прямо как set phrase, устойчивое словосочетание. Так получается, что название популярного творения то и дело «слипается» с именем его создателя, несмотря на то, что является самостоятельной лексической единицей. Если шинель, так Гоголя, как поцелуй, так Родена, зеркало ассоциируется с Тарковским, а черный квадрат с Малевичем, а не с пятном на стене. В музыке эта клейкость еще сильнее. Раз полонез, значит Огинского, вальс конечно Штрауса, мазурка – Шопена, фуга – Баха, чардаш –Монти, танго – у кого-то Строка, у кого-то Пьяццоллы, болеро – соответственно...

Сам же Жозеф Морис Равель писал: «За всю мою жизнь я сочинил только один шедевр, и это «Болеро», но, к сожалению, в нем нет музыки».

Трудно сейчас сказать, почему он так написал. Может, потому, что сразу сочинял «Болеро», как «прикладную» композицию для танца. И уже в том же году, а именно 28 ноября 1928 года, Бронислава Нижинская на сцене парижской «Гранд Опера» поставила на эту музыку одноактный балет, где главную партию исполнила российская звезда Ида Рубинштейн. Эту оригинальную версию восстановила в 90-х годах ХХ века Нина Юшкевич. Воссоздал балет и Андрис Лиепа с Кремлевским балетом в 2007 году. Литовский хореограф Юриюс Сморигинас поставил «Болеро» Равеля в 2011 году с Илзей Лиепа. Она впервые станцевала его в Большом театре в гала-концерте «Посвящение Марису Лиепе» к 75-летию нашего великого земляка. 

Ранее «Болеро» в Париже ставил Серж Лифарь. Ставил его Алексей Ратманский.  А самая нашумевшая постановка – это конечно Мориса Бежара  и его труппы «Ballet du XXe siècle». Эту редакцию использовала для своего спектакля Майя Плисецкая в 1978 году. 

И вот сейчас во второй декаде октября, в год 140-летия Мориса Равеля, на сцене Латвийской национальной оперы (кстати, теперь театр называется Latvijas Nacionālā opera un balets) прошли премьерные спектакли «Болеро». Это не единый балет. Это несколько мини балетов на музыку родоначальника звучащего импрессионизма.

Правда, начинается представление «Картинками с выставки» Модеста Мусоргского.  За оркестровку этого яркого фортепианного цикла брались многие. Первым был русский композитор Михаил Тушманов. Его версия была исполнена еще в 1891 году оркестром под руководством Римского-Корсакова. Известны аранжировки Генри Вуда, Леонидиса Леонарди, Леопольда Стоковского, Вальтера Гёра, Владимира Ашкенази, Люсьена Кайе, Лео Фунтека, Джузеппе Бечче, Эмила Наумова, Зденека Мацала, Сергея Горчакова. Но лучшей оркестровкой признана та, которую сделал Морис Равель. Дома я чаще слушаю ее в исполнении Филадельфийского оркестра под управлением Рикардо Мути.

Впрочем, и латвийский оперный оркестр здесь показал себя с самой лучшей стороны. За пультом на премьере стоял музыкальный руководитель постановки Мартиньш Озолиньш. А сценическое воплощение десяти балетных миниатюр руководитель балета ЛНО Айвар Лейманис поручил пяти молодым хореографам. Они же исполнители некоторых ролей. Это Антонс Фрейманис, Милана Комарова, Элза Леймане-Мартынова, Раймонд Мартыновс и Александра Астреина. Они придумали свои оригинальные сюжеты для каждой картины. И все они вполне органичны музыке. Очень интересна и сценография – миниатюры сопровождаются объемными световыми эффектами. Их придумал художник Мартиньш Вилкарсис. Очень красиво у него это получилось.

Две последних картинки «Баба-Яга» и «Богатырские ворота» объединены в единую композицию. Сначала Баба-Яга у своей избушки на курьих ножках безуспешно пытается отбить у девицы-красавицы бравого жениха. А потом все участники первого акта становятся гостями на свадьбе. Вводят невесту, жених приподнимает ее белую фату, а там.... о боже!..  вся такая взъерошенная и ужасная Баба-Яга!  Вот такой сюрприз в финале.

Во втором акте - балет «Дафнис и Хлоя». Равель написал его по заказу Сергея Дягилева.  Либретто сочинил Михаил Фокин. Он же и осуществил его первую постановку в Париже в театре Шаттле с декорациями Леона Бакста. Партии Дафниса и Хлои исполняли Вацлав Нижинский и Тамара Карсавина.

В Риге это работа венгерского балетмейстера, танцора и педагога Аттилы Эгерхази. Он руководит балетной труппой театра Южной Богемии.  Кстати, в его активе успешная постановка «Жар-птицы» Стравинского в Петербурге и танцевальная версия «Волшебной флейты» Моцарта в Праге. В Риге Эгерхази взял на себя и световое решение балета. Над сценографией и костюмами работали приглашенные художники Флорайн Ферхейен и Брегье ван Болен. На сцене два огромных светлых полушария, которые временами перемещаются. Из них как бы рождаются (или вылупляются, как из яиц) персонажи. Если следовать легенде, подкидышей в гроте Нимф вскармливали домашние животные: Дафниса – коза,  а Хлою – овца.  Вообще весьма сложный сюжет древнегреческого романа о пастушках показывается в танце очень условно. И не знающий его вряд ли увидит в этом действии нападение пиратов, войну между городами, похищения, подкупы и т.д. Но то, что это история любви, понятно каждому. И, как написано в романе Лонга про Дафниса и Хлою, сие действо: «болящему на исцеление, печальному на утешение, тому, кто любил, напомнит о любви, а кто не любил, того любить научит».

 Ну и «на десерт» зрителю приготовлено собственно «Болеро». Свою интерпретацию его предложил рижанам польский хореограф Кшиштоф Пастор. Он ставил балеты во Франции, Канаде, Великобритании, Австралии. Но на постоянной основе он работает в Нидерландах как хореограф Dutch National Ballet. Работал он и в Латвии. Два с половиной года назад осуществил постановку одноактного балета «Кармен» в ЛНО.

Пастор утверждает, что ему очень нравится и Рига, и здешняя балетная труппа. Поэтому он с радостью принял предложением снова приехать сюда. Хотя задача перед ним стояла непростая: не повторить того, что до него создавали в «Болеро» Равеля выдающиеся балетмейстеры и солисты, и придумать нечто такое, что на фоне достижений прошлых лет выглядело бы достойно. Свой рисунок балета Пастор назвал квадратом. По стилистике мне постановка напомнила бессюжетные балеты Джорджа Баланчина. И еще мне показалось, что Пастеру удалось внести в «Болеро» элементы страстности аргентинского танго.

А еще вспомнились стихи Николая Заболоцкого:

Итак, Равель, танцуем болеро!

Для тех, кто музыку на сменит на перо,

Есть в этом мире праздник изначальный -

Напев волынки скудный и печальный

И эта пляска медленных крестьян...

Испания! Я вновь тобою пьян!

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное