Чтобы понять, что именно удалось совершить группке людей, в прямом смысле скинувшихся на первый номер газеты «Сегодня» сто лет назад, надо постараться представить рижское медийное поле 1918-1919 годов.
Политический и бытовой хаос, военные передвижения, шальные деньги, революционное лихолетье в соседней России и обретение Латвией независимости. Почти весь 1918 год в Риге правят немецкие власти, русская пресса запрещена. C провозглашением Латвийской Республики открывается окно возможностей для возобновления печати на русском языке. Это время авантюр и искателей приключений на рынке массмедиа. Газеты открываются и закрываются. Репортеры перебегают из одного издания в другое. Читатель не успевает сориентироваться в происходящем. И так малочисленная аудитория, читающая по-русски, даже не фрагментирована, а разбита на мелкие осколки.
Представьте: 12 декабря 1918 года открывается (внимание, подзаголовок!) «ежедневная, утренняя, прогрессивная, общественно-политическая, экономическая и литературная газета» «Наши дни». Спустя два дня, 14 декабря, выходит другая газета — «Рижское слово». Она закроется 1 января 1919 года. «Наши дни» продержатся на два номера дольше.
В то же время в латвийской столице появляется некий дерзкий молодой человек: лиепайчанин Яков Брамс.
Ему лет двадцать, но он уже успел поучиться, повоевать, вернуться из революционного Петрограда в Латвию и поработать хроникером и комментатором в некотором количестве рижских изданий (к слову, его любимый жанр — злобные фельетоны). И тут к Риге подступают большевики. Брамс, вслед за Временным правительством Латвийской Республики, уезжает в родную Лиепаю (тогда еще и Либаву-Либау). Там пишет резкие статьи в газете «Либавское русское слово». Кое-как держится на плаву до мая. И снова возвращается в Ригу. Работает во вновь открывшемся, теперь уже «Новом рижском слове». Ссорится с редакцией и задумывает конкурирующий проект.
26 августа 1919 года Брамс сотоварищи организует газету «Народ».
Начинают на широкую ногу — сразу с восьми полос! Формат газеты – модный, европейский, с литературными «подвалами» и увлекательными мемуарами. «Новое рижское слово» (кажется, благодаря индустриальному шпионажу) узнает о форматных новшествах будущего конкурента и старается не уступить: и у него восемь полос и модные «подвалы», литераторы, мемуары. Но до более жесткой конкуренции дело не дойдет: 12 сентября 1919 года и «Народ», и «Новое рижское слово» закроет цензура — за публикацию краткой заметки об отзыве представителя еврейской социалистической рабочей партии из Народного совета. И тем не менее, спустя два дня после закрытия,
14 сентября «Народ» воскреснет под новым именем — «Сегодня».
Неугомонный Брамс найдет на него деньги, подключит к «инвестиционной программе» врача Бориса Поляка. Сам займет у приятеля 3000 рублей, а Поляк внесет 15 тысяч. Какое-то время даже справлять день рождения «Сегодня» будут не 14 сентября, а 26 августа, памятуя «Народ».
Однако открыться мало. Надо суметь не закрыться. Причем не просто влачить существование на протяжении последующих двадцати лет, а превратиться во влиятельную, значимую ежедневную газету. Издающую утренний и вечерний выпуски, а также приложения и книги. Имеющую в годы расцвета десятки тысяч подписчиков не только в Латвии, но и за ее пределами. Полнокровно представляющую интересы латвийских национальных меньшинств. Печатающую на своих страницах лучших представителей русской литературы зарубежья. В Берлине и Париже конкурирующую с тамошними эмигрантскими изданиями. И в тоже время дома лавирующую между конфессиями, партиями и идеологиями. Подвергающуюся цензуре и самоцензуре. Спорящую с властью и… примиряющуюся с ней.
О том, что в Латвии существовало столь серьезное печатное издание, в советское время знали лишь редкие специалисты — те, кто имел доступ к спецфондам. Ну и те, кто помнил. С начала 1990-х годов с газетой стало возможным работать без официальных разрешений. Ее материалами занялись историки, языковеды, литературоведы. Rus.lsm.lv начинает серию публикаций о «Сегодня».
Попробуем уловить вибрацию русского печатного слова того времени и прислушаться к его звучанию спустя сто лет. И, может быть, услышать нечто важное. Для нас. Сегодня.
