Я тоже долго думал, что писать. Дней пять. «Сдается мне, что это была комедия!», — как говаривал герой Леонида Ярмольника в очаровательном фильме «Человек с бульвара Капуцинов». Только тут черная комедия, разумеется. Впрочем, сам автор пьесы Артур Дицис характеризует жанр так — «относительно тяжелая драма».
Перед началом спектакля на входе у театра — автоавария.
Роскошная машина врезалась в железный столб. Публика охотно изучает место драмы, фотографирует, выкладывает в социальные сети. Ага, вот публика и попалась! Я, кстати — тоже. Потому что это только элемент спектакля, в который публика втягивается с самого начала — автоавария устроена понарошку. И что сказать кроме того, что у театра явно очень богатый реквизит?
Далее в фойе — тот самый Кристиан Бректе. Скульптурки мужских членов, причем, внизу написано, кому они типа принадлежат. Один — самому Кристиану Бректе, ну это ладно, но другой — Янису Янсудрабиньшу, а это ведь классик латышской литературы! Далее вообще — нечто черное, похабно-женское между бронзовых барельефов ушедших от нас корифеев «Национальной драмы» (так по старинке именуют Национальный театр) и два надгробия с надписью Dailes и Drama — явно отсылка к названиям двух главных латышских театров страны, абсолютно академических, кстати.
И это — только затравка для спектакля, который начинается оглушительной музыкой рейва.
Вы знаете, что такой рейв? Это примерно, когда ты слышишь, как падает железнодорожный рельс с высоты о бетонную поверхность, глухо, мощно, атасно. Вслед за этим разрушается сценография Рейниса Суханова, падают стены, сносит в прямом смысле слова крышу. При этом в зале — зрители в роскошных нарядах, экс-президенты, министр культуры, все с интересом наблюдают, ведь они понимают, это же современное искусство, никакая даже не отсылка к «Ричарду Третьему» Шекспира, как думали некоторые «продвинутые».
Очень послушная, культурная публика все-таки в Национальном, впитавшая все это послушание и деликатное внимание с молоком матери, ходившей сюда на спектакли с участием Карлиса Себриса, Элзы Радзини, Велты Лине, Гунара Цилинского... Она с интересом смотрит, как на сцену выходит тот самый Ричард в простенькой хламиде, в исполнении хорошего артиста Артура Крузкопса, который рассказывает о своей поганой жизни с супругой Кристиной (Лаура Силиня), перемежая все это отборным русским матерком (вообще, то, как латыши ругаются по-русски — отдельное филологическое изыскание).
Тут полная разруха в клозетах и умах, здесь сознание раздваивается, когда начинаешь размышлять, это все понарошку или взаправду?
Вроде понарошку, ведь перед нами театр! В пьесе рассказывается поначалу о физическом насилии над супругой, видеоэкран с изображением которой с побоями на лице опускается с верхотуры. При этом оригинал — неизбитая актриса Силиня стоит сбоку и произносит полный страданий текст. Что это? Где жизнь, где театр?
Ладно, это тема вроде избитая (извините за каламбур). Но это действительно наша жизнь, полная реального и виртуального. Артист разрешает снимать все происходящее публике — запросто, отменяя привычные театральные правила. Здесь много отсылок к фейсбуку, с которым мы просыпаемся и засыпаем, в результате незаметно для себя получая совершенно фейсбучное восприятие жизни, а оно — не такое, как в реальности, да только кто ту реальность помнит? Это раньше, лет двести назад, к концерту или спектаклю готовились чуть ли не за месяц, а затем зачастую садились в карету и пускались в далекое путешествие — к театру, к концертному залу! Теперь все проще: за секунду нажал на кнопку в фейсбуке, и все видят, что ты в театре!
Реальность такова, что Меценат в исполнении Эгила Мелбардиса (отчего он так напоминает то президента, то министра культуры?) предлагает двум главным мужским героям произвести гомосексуальный акт в прозрачном павильоне на центральном рынке, получив при этом 20 тысяч евро. Кстати, факт документальный: было примерно такое пару лет назад во время выставки Erots в холе «Кипсала». Вышли два мужика-немца и, извините, трахнулись, а публика смотрела, раскрыв рот. Экая небывальщина! Но с интересом смотрела, кстати. Равно как с интересом смотрела публика и в Национальном театре. Во время премьеры артисты имитировали акт шутя... Конечно, с оголенной задницей, но... смотрите, мальчики, не увлекитесь в последующих спектаклях!
А зрители... а что зрители? Вот ведь забавно — вы можете отвергать, проклинать, но при этом смотреть, а что же будет дальше, а?
Убежден, что, если бы в зале был великий «Зебрис» (Себрис), он бы встал и ушел в середине первого акта. Взяв под руку Элзу Радзиню. Возможно, досидела бы до антракта (а первое отделение длится более полутора часов) более демократичная и обходительная Вия Артмане, которая на этой сцене снималась в фильме «Театр». В конце концов есть прецеденты. Помню, как в 1997-м приехала в Латвийскую Национальную оперу с гастролями Шведская опера. Только не Королевская, а Народная, та, что попроще. «Кармен» показывали. После антракта ушел из партера возмущенный патриарх нашей Оперы Карлис Зариньш, сам сотни раз исполнявший роль Хозе. Потому что Кармен курила взаправду (но она же действительно на папиросной фабрике работала, согласно Мериме), ну, и немного обнажалась. Не то, что сейчас, говорят, в «Ковент гарден» Элина Гаранча обнажает и грудь, и ляжки — в конце концов, ей есть, что показать! Но ведь между этими двумя «Кармен» прошла почти четверть века. Если бы Себрис и Радзиня были моложе лет на тридцать, из более молодого поколения, они бы, наверное, и остались.
«Ладно, вечер у вас все равно испорчен, так что идите в буфет в фойе, проведите время культурно!», — с издевкой говорит герой, и начинается антракт.
Так вот, а в том фойе — темно и рейв! Полный атас. В темноте натыкаешься на пожилых зрительниц, которые еще Амтманиса-Бриедитиса, руководившего этим театром в сороковые-пятидесятые годы прошлого века, наверное, видели. Они достаточно спокойно воспринимали происходящее. Хотя именно в этом зале и на этой же сцене снимали такой прекрасный фильм «Театр» Яниса Стрейча с Вией Артмане. Вот в этом ряду, где я сижу, сидел Гунар Цилинский в роли директора театра, святое место! А теперь что? Но «такие времена», — как говорит Познер.
В антракте у меня еще была надежда, что во втором акте будет совершенно иное развитие. Что-то похожее на анекдот, разыгранный Стояновым и Олейниковым в «Городке». Там, если помните, стоит здание с табличкой «Институт паранормальных явлений». И на каждом этаже, в каждом кабинете — маги, кудесники, колдуны, кашпировские, психи и прочая, прочая, прочая, пьют, курят, дерутся, сношаются. И только в последнем кабинете — тихо играют в шахматы в аккуратных костюмах да при галстуках... Стоянов и Олейников. «А вот это и есть пара нормальных явлений!», — говорят они. Занавес.
Но во втором акте все только более запутывается и углубляется. Дети героев в финале выходят в противогазах, а вы понимаете, что это такое и откуда ветер дует.
Публика не особенно приветствует из зала весь этот бедлам, но... не уходит! Кажется, она смотрит и ждет, чем все закончится. А ведь смотрит на самих себя!
«А судьи кто?» Вот вам картинка про то, что мир перевернулся и рухнул. Да, но все вышеперечисленное ерунда по сравнению с тем, что в спектакле еще и полощут святые имена Валдиса Затлерса и самой Лианы Ланги! И как остаться после этого Человеком? Человеком, которого играет Янис Аманис и который то ли юродливо, то ли искренне восклицает: «Кто я? Кто я? Как говаривал доктор Затлерс, кто я?..»
Кстати, доктор Затлерс, он же экс-президент, сидел в зале, не моргал. Вроде вершится не физическое, а эмоциональное насилие над зрителем, которое мы испытываем со всех экранов и ноутбуков. Привыкли.
Но при этом мозги плавятся от неоднозначности... Понимаете, но я хочу сказать вот что.
Если бы это поставили в нашем Рижском и пока еще Русском театре им. М.Чехова — уволили бы не только директора Дану Бйорк (причем, с «волчьим билетом») и постановщика, но вообще бы театр закрыли.
Но здесь дело даже не в том, что «что дозволено Юпитеру, то не дозволено Тельцу»... Да в той же Русской драме отличный спектакль Сергея Голомазова по Вуди Аллену, там один раз слово «бл...» прозвучало, а уже были отклики недовольные. А тут «народ безмолвствует». Или я еще не успел что-то заметить? Кирилл Серебренников с его «Аутсайдом», когда голый артист Кукушкин напИсал на святую сцену этого театра при Паулсе — отдыхает! Но у Серебренникова был все же отчаянный протест живой растерзанной души, здесь — циничный черный юмор. Но — юмор. Опять же — «такие времена».
Это я все не в упрек латышской публике, Господи упаси, а о раздвоенности, растроенности и размытости мира, который давно параноидальный и свидетельствующей, что мир сошел с ума радикально. И во избежание пересудов и двусмысленностей хочу сказать, что
идея спектакля мне понравилась. Не говоря уж об исполнении. В дурдоме живем, так ведь театр всегда был пусть и кривым зачастую, но отражением жизни.
Конечно, стоило бы подумать, а не лучше ли показать этот неординарный спектакль на малой сцене, а не на главной? Но здесь возникает вопрос, а как же тогда, дескать, уместить мощную сценографию Рейниса Суханова?
По любому, мне кажется, что одной из ключевых фраз в спектакле является то, что в современном мире «цинизму нет пределов», и зрители это испытали (многие с радостью) — не только как физическое, а эмоциональное насилие, о котором и говорится в пьесе. И все вышеизложенное стоит читать с юмором. Но — черным. Действительно — ничего личного.
Кстати, и Затлерс, и министр Пунтулис потом спокойно сходили на светский раут. А вышеупомянутый живой классик Артур Маскатс неожиданно резюмировал: «Мощное зрелище, превосходно трагикомичное! Черный юмор, конечно, но шоу яркое, авантюрное и очень красочное, как сама жизнь. И это шоу, которое действительно могло родиться только вместе — играя при полной аудитории. И в этом смысле режиссура вместе со всем фантастическим актерским ансамблем сработала блестяще». И добавил опять же уже вечное: «Критика будет неоднозначной, ибо могут не понять, что писать». В пьесе, кстати, еще и о критиках кое-что есть. Извините, что написал.
КОНТЕКСТ
От автора спектакля Артура Дициса: «Вы встаете утром. Телефон рядом. Вы берете его. Вы открываете его. Узнайте, кому вы понравились за ночь, кто прокомментировал вас. Затем вы открываете новости. Война. Цены. Беспокойство. Нет, лучше выключим. Снова социальные сети. Все так улыбаются, у всех все хорошо. Подозрительный. Два мира в одном телефоне. Какой лицемерный этот телефон. Я бы предпочел не использовать его, выбросить его. Я обращусь к своему партнеру. Да, она в постели. Рядом. Еще спит. Она любит меня. Она думает обо мне каждую секунду. Цель ее жизни — мое счастье. Она является дополнением ко мне, и именно поэтому я люблю ее. Такой же сильный, как ты сам. Спутники жизни — это прекрасно. Гораздо надежнее телефонов. Как жаль, что он еще спит. Вы должны поднять трубку. Еще одна социальная сеть. Там много новостей. Обычно это не так. Сюрприз. Я открываю. Читаю и оказывается, что я дегенерат, которому нет места в этом мире. Все это знают, и в глубине души всегда знали. Все. Кроме себя».