У неё всегда плохое настроение, раздражённо говорит отец о своей 17-летней дочери Отэм. Твоя мама хочет, чтобы я сказал, что ты хорошо выступила, раздражённо говорит отец своей дочери. Её проблемы в голове, раздражённо говорит отец о ней же. Ах ты маленькая шлюшка, такая послушная, ты единственная, кто меня любит в этом доме, говорит отец, играя со своей собакой.
Да, Отэм и правда почти не улыбается. И всё, конечно же, в её голове. И дело совсем не в том, что её зовут «осень» — она же не яхта, чтобы плыть, как назвали. Только что на школьном концерте её бывший выкашлял из зала оскорбление. Она плохо себя чувствует. Тест в местной клинике подтверждает её опасения — Отэм беременна уже десять недель. Забегая вперёд — новый тест покажет восемнадцать.
Отэм берёт кубики льда, раскаляет на газе булавку, и мало соображающий в выкидышах зритель болезненно морщится — неужели это набор для прерывания беременности? Но обходится. Отэм гуглит возможности, садится на автобус и вместе со своей двоюродной сестрой едет в Нью-Йорк — в родной Пенсильвании для аборта нужно разрешение родителей.
Фильм выглядит европейской драмой в самом лучшем смысле этого словосочетания.
В первых сценах даже кажется, что мы находимся где-нибудь в британской глубинке: не иначе, это ВВС Films устроила фокус Focus Features, добавив комнатам тесноты, фильтру — антигламура, а плёнке — зерна. Первую географическую подсказку зритель получает минут через десять, а название родного города Отэм — ближе к концу, в естественном разговоре с кассиром на вокзале, а не из титра вроде «Элленсборо, Пенсильвания, 2019 год». Монетку в копилочку реалистичности добавляет отказ от расхожего приёма «ты же моя сестра» — степень родства Отэм и Скайлер мы тоже узнаём как бы случайно.
Из-за гиперреализма съёмки, перманентного ожидания беды, обилия крупных планов и тематики тихого человеческого отчаяния фильм Элизы Хиттман хочется сравнить с работами братьев Дарденн. Великие, не побоюсь этого слова, бельгийцы часто соскребают драму непосредственно с социального дна. Элиза тоже работает в придонном слое, но двумя метрами выше, с чуть большим количеством растворённого кислорода, в скромно обставленных квартирах, в супермаркетах с неуклюжим харассментом, не в ненависти, а скорее в нелюбви.
Выбор Отэм не распространять и не множить нелюбовь понятен. Она так не приспособлена к взрослой жизни, что даже в классические крестики-нолики проигрывает, начиная за крестики. Этическая зыбкость решения прервать беременность на таком большом сроке меркнет в решимости девушки идти до конца. Всё внутри, лицо Отэм будто застыло, на нём вообще слабо отражаются чувства. И сомнение среди этих отражений не мелькает ни разу.
Две главные актрисы подобраны идеально, незаметные персонажи мира кино в роли незаметных героинь киноистории.
Для Сидни Флэниган, играющей Отэм, это дебютная роль, а Талию Райдер прекрасно знают фанаты «Улицы Сезам»: в 2016 году она снялась в одном эпизоде, её персонаж — «дочь».
Задержимся на Талии чуть подольше. Она представляет supporting character и просто обязывает нас забраться на ещё одну метаступеньку. Кузина Скайлер, анемичная красавица, чем-то (не только бровями!) напоминающая юную Дженнифер Коннелли — единственный человек, поддерживающий Отэм не по работе, а исключительно по зову сердца. Скайлер и сама не из разговорчивых, но её роль в испытаниях Отэм трудно переоценить. Просто быть рядом, потерпеть тихую истерику, проглотить обиду, взять за руку и держать подальше от беды. Каждому бы такого человека.
Феминистский посыл этого фильма совсем не агрессивный
и представлен добрыми женщинами в клиниках — лучиками сочувствия в огромном безразличном мегаполисе, мельтешащем чуждыми огнями и наполненном чужими людьми. Мужчины в среднем, мягко говоря, средненькие. Кроме недоальфа-папаши (мы точно не знаем, отец он, отчим или мамин бойфренд, да это и не важно), стеснительно-похотливого менеджера в супермаркете и трясуна в подземке, героиням встречается хороший парень Джаспер. За свою доброту добряк не прочь поиметь хоть какой-то профит в виде хоть какого-то доступного интима. Но он особо не настаивает, он ведь хороший парень.
А когда в этот этюд в выцветших тонах врезаются острые, как нож, вопросы, которые нельзя ни отменить, ни смягчить даже самым участливым тоном, когда Отэм всё-таки раскрывается и кричит о помощи, и пусть этот крик больше похож на жалобный писк, в который превратились её вымученные «никогда», «редко», «иногда» и «всегда», тогда ты понимаешь, что всё это робкое, апатичное, вялое, бледное, безвольное означало не отсутствие эмоций для героев и зрителей, а их ожидание, анабиоз, а не некроз; и здорово, что находится хоть кто-то, кому выплакать накопившееся вместо того чтобы копить до взрыва.
И снова никому не нужно умирать, даже щеночку.
Тихие, тонкие драмы работают на других оборотах. И это тоже американское кино, несмотря на слухи о его бесславной смерти в текстурах компьютерной графики.
