Ивета Крылова работает учителем в Даугавпилсе, окончила докторантуру в Даугавпилсской университете. Сейчас работает над научной диссертацией «Маргинальная женщина и советская власть». Название пока условное, так как исследование продолжается, материалы собираются и изучаются в Даугавпилсе, Резекне, Екабпилсе. Временной промежуток — «хрущёвская оттепель» (1953-1964).
Ивета считает, что «оттепель» — интересный период истории. Происходит слом в представлении женщин о самих себе.
«Женщины, которые ещё недавно по городским улицам ходили в простых одеждах и платочках, постепенно стали понимать, что они не только рабочая сила, но и женщины, которым подходят красивые платья, косметика, причёски. Они начинают самовыражаться в отношениях с мужчинами, обществом, властью и да, иногда их действия перерастают в девиантное поведение», — говорит историк.
В своих исследованиях И. Крылова отмечает, что с 1957 года в прессе появляются публикации осуждающие отдельные проявление женского поведения. Регулярно встречаются негативные оценки «героинь» статей — «воровка», «паразитка», «кукушка», «лентяйка», «мошенница», «гадалка». Из биографии вырываются факты, которые показывают, что данный человек вреден для общества.
Для того времени нормой было писать имя, фамилию, домашний адрес и место работы подвергшейся обвинениям женщины.
При этом нередко стигматизации подвергаются женщины, которые закон не нарушают, но их поведение не вписывается в стандарты общественной морали. К примеру, статья «Лариса развлекается», в которой главная героиня получает прозвище «мать-кукушка». Это история о матери-одиночке, которая пыталась устроить личную жизнь, но получила осуждение общества, в том числе коллектива на работе, и неприятие собственной матери.
Особое внимание к сексуальному поведению, которое не вписывается в советский канон. В первую очередь — это касается внебрачных связей. В публикации 1957 года «Ни стыда, ни совести» осуждается поведение двух девушек, с упоминанием, что одной из них запрещено проживать в Ленинграде. В отношении женщин такие запреты налагались за неподобающее сексуальное поведение.
В публикации 1959 года «Героини не наших дней» за неподобающее поведение девушкам дали 15 суток ареста с подметанием улиц под надзором милиции, но, кроме этого, их обрили наголо. Автор статьи назвал это экспериментом по улучшению поведения.
Ещё один осуждаемый элемент — «тлетворное влияние запада». Западноевропейская и американская музыка, кино, книги, мода, танцы постепенно проникали в СССР. Субкультура стиляг достигла и Даугавпилса.
В публикации 1960 года 9 комсомольцев подписались под статьёй против стиляг: «Ярко и безвкусно одетые молодые девушки ещё работать не начали, а уже в последнем классе средней школы на танцполе — трясутся и дёргаются».
Размытая грань проституции
О классическом определении проституции, деньги за сексуальные услуги, в период «оттепели» говорить сложно — это очень размытая грань, объясняет исследовательница.
«Встреча мужчины и женщины — это уже могло вызвать вопросы.
Поход в ресторан с последующим продолжением уже могли приравнять к занятию проституцией. С женщиной могли рассчитываться куском ткани, алкоголем, продуктами. Эту границу очень сложно провести. Ханжеский подход в оценке взаимоотношений в этот период процветал», — рассказала Ивета Крылова.
Историк связывает публикации в прессе, которые осуждают неподобающее поведение, с принятым в 1961 году «Моральным кодексом строителя коммунизма». Зафиксированное коммунистической партией на бумаге не вписывалось в бытовавшие реалии.
Например, в одной из газетных публикаций в Резекне осуждали молодую девушку за то, что она была в наручных часах.
Аксессуар считался вызовом в обществе, но Ивета Крылова оговаривается, что ситуация в зависимости от местности отличалась. Резекне в этом плане на конец 50-х был консервативней продвинутого Даугавпилса.
При уголовных делах факты подавались сухо и по существу, но в тех случаях, когда дела касались не только нарушения закона, но и общественных норм, то описания становились живее.
В деле Марии, матери 9 детей, сообщалась, что она живёт в «рассаднике разврата»:
«Вела распутный образ жизни. За деньги и алкоголь занималась проституцией. С подельницами обворовывала своих гостей солдат и офицеров».
Историк отмечает, что количество детей — это один из способов улучшить материальное положение, в том числе стремились получить звание «Мать героиня».
Экономическая активность — нарушение закона
Ивета Крылова не раз обращает внимание, что часто сложно найти грань между нарушением закона и тем, что просто не поощряется обществом. Нередко такие моменты тесно переплетены. В их числе — экономические преступления того времени, рассказывает историк.
«Женщин, совершавших экономические преступления, я бы назвала рискованными. Это нарушение законов того времени, но, с другой стороны, попытка улучшить материальное состояние. Но опять же внешнее проявление достатка ограничивалось. Что они могли? Платочек поинтересней купить, пальто, платье новое. Вот, пожалуй, и всё», — говорит Ивета Крылова.
На Гриве (сейчас это город Даугавпилс) женщина организовала несколько теплиц. Выращивала овощи, цветы. Отвозила продавать на базар. Параллельно приходилось договариваться с различными родственниками, чтобы соединить несколько участков.
Сегодня это назвали бы расширением бизнеса, а 70 лет назад — уголовное преступление.
Ещё один путь заработка — это самогоноварение. Нередко производители сами являлись активными потребительницами.
«В этом плане Даугавпилс не такой творческий. В Резекне и округе схемы были интересней. Там был целый игральный дом, посетители которого играли в карты. Работали гадательные салоны. Главная цель таких заведений — заработок, но всё это было вне закона».
Религия, как преступление
Советская власть в этот период активно маргинизировала религиозные движения. В 50-х прокуратура в Даугавпилсе расследовало дело пятидесятников, которые называли «Дело о сектантах». По нему проходило 26 женщин.
В этих случаях применялась карательная психиатрия.
Верующих признавали психически нездоровыми людьми и изолировали от общества.
Отклонения в психическом здоровье связывали с длительными молитвами. Изоляция необходима, как писали в деле, «чтобы тёмные необразованные отступники не дурачили головы религиозными предрассудками». Религиозная принадлежность автоматически стигматизировалась.
В прессе религиозность также осмеивалась. На верующую женщину навешивали ярлыки, ей приписывали кроме психических расстройств — алкоголизм, хулиганство, нелегальное содержание дома предметов религиозного культа, спекуляцию. Иногда авторы статей шли от обратного, отмечая, что уличённая в торговле самогоном женщина ещё и верующая, что вроде должно было всё объяснять.
Стигматизировали женщин и по этническому принципу.
Принадлежность к народности ромов, сразу приравнивалась к криминальному сообществу. В прессе в Даугавпилсе такие сообщения были только в 1960 году. Например, сообщалось, что «цыганки с ребёнком просят пустить попить, а потом обворовывают граждан». Или же «навязывают услуги гадания, обворовывают и вымогают деньги».
По мнению исследовательницы — это только закрепляло стереотипы, что все ромы — воровки, без каких-либо обоснований.
Ивета Крылова отмечает, что маргинальные слои общества независимо от пола будут всегда, но есть и группы, которую власть старалась маргинализировать только потому, что их действия не вписывались в нормы поведения.
«Маргинальных женщин характеризует девиантное, асоциальное, часто криминальное поведение. Они попадают в эту категорию независимо от политического строя.
В свою очередь маргинализированные женщины — это искусственный процесс. Под него попадают те женщины, которые с точки зрения советской власти не соответствуют норме
— принадлежащие к религиозной конфессии, определённой этнической группе, субкультуре, или имеющие предпринимательский талант. В итоге происходит социальные стигматизация — публичные унижения, ограничение социальных контактов, выталкивание из общественной жизни, вмешательство в частную жизнь, и как итог социальная изоляция», — рассказала историк.
