Только в индивидуальном порядке, иначе сейчас никак. К полудню, когда к памятному камню жертвам репрессий приехали представители Лиепайского клуба политически репрессированных, у подножия камня уже лежали венки и букеты, горели свечи...
Ранним утром 25 марта 1949 года из Латвии были высланы больше 10 тысяч семей, всего 42 149 человек. Среди них — 2651 человек из Лиепаи и окрестных краев. От младенцев до стариков.
«Тогда, в марте 1949-го, мне было полтора года, я была шестым ребенком в семье, старшему еще не исполнилось 17-ти. Нас из Ницы выслали. Я болела, у меня рахит был. Бабуля тоже болела, с постели не вставала. А дедушка знал русский, и сумел уговорить тех, кто нас высылал, чтобы их не трогали. И очень хотел, чтобы меня тоже оставили. Но мама не могла так поступить. Она взяла меня с собой, и потом, пока мы ехали в Сибирь, всю дорогу заламывала руки — что делать, если ребенок умрет? Куда я его положу? Ведь похоронить было бы негде, только выбросить из вагона! Умерших по пути не везли дальше... Но вот — выжила...», — рассказывает Инара Мартынова, в девичестве Павила.
У семьи Павилсов было 30 гектаров земли. Работали на ней сами. Но — новой власти не угодили. Конечным пунктом высылки стала Омская область, Нижнеомский район. Инара помнит себя лет с трех, и ей вся окружающая действительность и сибирская жизнь казалась нормальной: «Я ведь ничего лучше не видела! И у меня были мама с папой, братья и сестры, у меня все было хорошо! Еда... Родители сами недоедали, отдавали детям. В основном я знаю обо всем по рассказам родителей и старших братьев-сестер. И это все кажется каким-то фильмом. Фильмом ужасов. Как окружающие относились? Об этом я тоже могу больше по рассказам судить, но точно знаю, что они были нормальными людьми, многие — такими же пострадавшими, как и мы. Отовсюду ссыльные были. Помню молодых брата и сестру с Украины, они были без родителей... И местные люди нас приняли, мы дружили. Может, вначале немного настороженно — им же сказали, что привезут злодеев и негодяев. Они и ждали, что приедут какие-то чудовища. А приехали мы. Нормальные люди, работящие. Многому друг друга научили», — говорит Инара.
В 1956-м, в «оттепель», вся семья вернулась домой. Инара было девять. Она вспоминает, что обратный путь домой начался на станции Калачинск. Долго ждали, пока будут билеты, места в поезде, на вокзалах ночевали... Не всем родственникам так повезло. Одну из родственниц, тяжелобольную, в 1949-м вынесли из дома, она не могла сама идти. «Конечно, умерла! Зачем так было делать?! У них же был план, сколько откуда надо выслать. Кто-то смог откупиться, у кого-то были знакомые, тех не тронули...», — с горечью говорит она.
Председатель Лиепайского клуба политически репрессированных Андрис Зидерс был выслан еще в 1941-м, ему тогда было четыре года. Конечный пункт — Красноярский край.
«Самое страшное? Что может быть страшней голода? Есть было нечего. На у моей мамы было трое, у маминой сестры еще двое. И вот — нас пятеро детей, маме с тетей надо идти на работу, а мы сидим дома и ждем, когда они вернутся. И, может быть, принесут что-то поесть. Это голодное время было самым жутким. В 1941-м, когда только приехали, и еще были с собой вещи, которые можно было обменять на еду, было чуть получше. А когда они кончились... Дождались весны, она началась с крапивы и всякой баланды, так и выжили», — вспомнает он.
Андрис Зидерс вернулся на родину только в 1961-м: «отбыл 20 лет от звонка до звонка»: «12 марта 1958 года освободили. Бумага эта у меня до сих пор хранится. В ней сказано: “Без возвращения на родину”. В июне забрали в армию на 3,5 года. Нас тогда оформили целым эшелоном. Набрали от Абакана до Ачинска, по Хакасии до Тувы. Все из высланных. Были крымские татары, латыши, литовцы, украинцы... Довезли до Москвы и отправили в стройбат в Подмосковье».
Подробнее рассказать всё Rus.Lsm.lv он пообещал позже. Ближе в годовщине высылок 1941 года.