«Ему 13, мне 87. На двоих нам 100 лет!», - так в своем дневнике пишет женщина, чьи мысли и заботы вот уже несколько лет связаны с жизнью правнука. В начале года она связалась с «Семейной студией» Латвийского радио и пригласила ее принять участие в слушании дела в сиротском суде, где в очередной решается судьба мальчика. Самой прабабушке на процессе ставят в упрек чрезмерную заботу и, следовательно, нанесение вреда родственнику.
Защищая личность ребенка, мы не разглашаем ни его имени, ни имен прабабушки, ни приемных семей и специалистов.
Мытарства с девяти месяцев
Когда мальчику было девять месяцев, его бросила мать, отец впал в зависимость и не смог заботиться о нем. Еще в дошкольном возрасте ребенка умер его дедушка, а затем и бабушка, с которыми мальчик жил. Опекуном стала прабабушка. Ни моральной, ни финансовой помощи она не получала. И в кругу родственников не нашлось никого, кто хотел бы воспитывать мальчика. Позднее она попросила сиротский суд найти ему приемную семью.
«Я пришла в сиротский суд и сообщила, что у меня есть ребенок. Попросила найти приемную семью, потому что не было гарантии, что еще сколько-нибудь проживу. После смерти дочери я была в таком шоке, что и сама могла уйти из жизни в любой момент. А ребеночек останется неустроенный, никому не нужный. Никого больше не интересует, что я с этим ребенком делаю, как я с ним тут справляюсь и что здесь происходит. Ну, разве что моя дочь, которая мне во многом помогала», - рассказывает прабабушка Латвийскому радио.
Сиротский суд постановил, что воспитание мальчика правильнее все же поручить отцу, хотя мужчина тогда не работал и не избавился от наркозависимости. Мальчик прожил с отцом восемь месяцев, а затем оказался в кризисном центре, где провел около месяца и вернулся к прабабушке.
Позднее сиротский суд доверил мальчика биологической матери. У нее другие отношения и еще один ребенок (мать тоже нигде не работала, боролась с зависимостями, из-за которых несколько раз попадала в поле зрения полиции). У матери мальчик прожил месяц, а потом снова на 10 дней оказался у бабули (так он называет свою прабабушку).
Были и другие попытки воссоединить мальчика с самым близким ему человеком. К сожалению, неудачные. Из дневника прабабушки:
«Мальчик звонил матери, просил заплатить 1,49 за интернет. Она не согласилась и даже ничего не спросила о том, как у него дела. Правнук рассказал, что на этой неделе один раз просился приехать к матери. Сказала — только не сегодня, но и в другой день не пригласила. Спрашиваю: как ты пойдешь жить к своей матери, если она тебя даже в гости не приглашает? Парень ответил: «Пойду, потому что не хочу жить в детском доме»».
Для мальчика нашлась приемная семья, но через два месяца он категорически отказался в нее возвращаться. Опять два месяца в кризисном центре, а потом вторая возможность еще одну приемную мать называть своей мамой. Прошло полгода – мальчик попал в больницу, так как угрожал убить приемную мать и ее второго приемного сына. Неделю там полечился и с августа живет в кризисном центре.
Прабабушка считает, что сиротский суд зашел в тупик, а душа ребенка истерзана от всего пережитого. «Он ко мне присосался, как присоска, а его все — сиротский суд, кризис, все они его как губку отрывали. Ребенку было больно. Мне было больно», - говорит женщина.
Сиротский суд обвиняет прабабушку
В том, что мальчик не смог ужиться ни в своей биологической семье, ни в приемных семьях, виновата сама прабабушка, свидетельствует находящееся в распоряжении Латвийского радио решение Рижского сиротского суда от 15 января 2020 года.
В нем говорится, что прабабушка мешала как сотрудникам кризисного центра, указывая, что им надо делать и как строить отношения с ребенком, так и учителям в школе, потому что она хотела контролировать учебный процесс, часто звонила классному руководителю. Как отмечается в постановлении, когда сотрудники кризисного центра ограничили общение мальчика с прабабушкой, мальчик стал чаще улыбаться, стал делиться информацией о своих достижениях в школе. Раньше же он все рассказывал только прабабушке, говорится в материалах сиротского суда.
Бабушка также преувеличила проблемы со здоровьем мальчика. Мнение специалистов в решении сиротского суда: «Объективно женщина находится на таком этапе своей жизни, который заставляет ее беспокоиться о здоровье и продолжительности жизни. Это вызывает у ребенка серьезные расстройства настроения – подавленность, чувство безысходности и др».
Приемные матери также считают, что постоянный контроль со стороны прабабушки стал причиной, по которой мальчик не мог ужиться ни с биологическими родителями, ни с приемными семьями. Мальчик все время звонил своему близкому человеку и советовался, как действовать в той или иной ситуации, и советы прабабушки всегда были для него очень важны.
Он буквально только начал проходить адаптационный период, когда прабабушка стала вмешиваться — тайком связываться с ним, говорить, что ему делать, чего не делать. В конце концов она велела ему из школы звонить в полицию, чтобы отвезли в кризисный центр. Слово в слово объяснила, что ему говорить. Я всего этого не знала. Мне просто пришел телефонный счет ребенка на 54 евро. И тогда я начала смотреть в распечатке, что все то время, что он у меня жил, он находился под непрерывным контролем. Ну, и она все время ему звонила», - рассказывает Латвийскому радио одна из приемных мам.
Приемная мать обвиняет бабушку в гиперопеке мальчика: «Она даже носки ему надевает! Мне жаль этого ребенка! Потому что он не понимает, как должно быть! Надо же самому надевать носки или нет?»
Воспитатели рекомендовали сиротскому суду ограничить возможности прабабушки контролировать процесс обучения и заботу о здоровье подростка. За этим последовало решение Рижского сиротского суда – разрешить им общаться только два раза в месяц в присутствии третьего лица. Это также относится к возможности для обоих разговаривать по телефону.
Опыт в приемных семьях
Но и с приемными семьями, которые могли стать его настоящим домом, у мальчика сложились неудачно. Из первой он ушел через два месяца и категорически отказался туда возвращаться. Во второй прожил шесть месяцев, после чего приемная мать сама отказалась заботиться о мальчике и воспитывать его.
Анализируя, почему так произошло, первая приемная мать в беседе с Латвийским радио подчеркивает уже упоминавшийся аргумент: постоянный контроль со стороны бабушки и вмешательство в воспитание мальчика.
«Она хочет, чтобы мальчик жил в семье, но при этом контролировать его в режиме 24/7. Она контролирует все учреждения, которые присматривают за ребенком. Она очень на него влияет. Чрезвычайно. И, я считаю, негативно влияет. И в то же время к себе она его не берет», - сказала приемная мать.
В свою очередь, в разговоре с Латвийским радио прабабушка в качестве причины неудач с приемными семьями упоминает, что мальчика туда увозили насильно, не познакомив его с ними предварительно. В то время мальчик жил у бабули.
«Мне звонят из Сиротского суда и сообщают, что для ребенка найдена приемная семья. Они просят быстро подготовить необходимые вещи, потому что сейчас повезут его туда и там его оставят. За остальными вещами обещали приехать позднее. Ребенок сидел на кухне, обедал. Я спросила, есть ли в приемной семье свои дети. Ребенок услышал, что в семье есть двое маленьких детей — один в возрасте двух лет, второй — двухмесячный, и расплакался в голос, отказываясь ехать в такую семью. Потому что ему очень не нравится детский плач. Он испытал это, будучи в кризисном центре: там в его комнате укладывали маленького ребенка, который все время плакал. Тогда представители сиротского суда заявили, что отвезут его в кризисный центр. Но и в кризисный центр ему было страшно ехать! Он отказался. Тогда пообещали вызвать полицию… Уму непостижимо! Ребенок кричит, а работница сиротского суда только раздает команды и торопит этого ребенка. Я не знаю законов сиротского суда. Однако вмешаться не могла. Сказала — пожалуйста, детка, тебе надо ехать! Я выхожу в коридор, ребенок обхватывает меня за шею. Я убираю его ручки от себя и говорю — тебе надо ехать…», - вспоминает произошедшее прабабушка.
Порядки, установленные в приемной семье, мальчика не устраивали. Об этом он рассказывал в долгих телефонных разговорах, и женщина их пересказывает: в этой семье нужно было самому готовить есть, стирать свою одежду, за невыполненную работу полагалось наказание. Например, отбирали телефон, что для подростка было болезненным ударом, потому что возможность играть в нем в игры и не думать о происходящем вокруг него, возможно, была вопросом выживания.
Аргумент второй приемной матери при отказе от ребенка заключался в том, что мальчик был агрессивен и угрожал ночью убить и ее, и второго приемного ребенка — своего сверстника, который жил в семье. Об этом также сказано в экспертизе, сделанной в больнице 11 июня 2020 года, когда мальчика госпитализировали по просьбе приемной матери.
Другие опекуны, в том числе сотрудники кризисного центра, подобных проявлений агрессии у мальчика не замечают и объясняют его поведение неспособностью иным образом выражать свои негативные эмоции, которые в результате всех этих событий наслаиваются друг на друга.
«Я вижу, что мальчик очень травмирован из-за всех этих метаний туда-сюда. Это не в интересах ребенка. Поэтому и были те его высказывания. Он не может иначе выразить свои чувства, что у него на душе. Если на душе тяжело, он, конечно, какие-то эмоции выплескивает. Но он, вероятно, также считал, что может положиться на близких людей, потому что я видела, что он очень привязался к этой приемной матери, и ему действительно было очень трудно расстаться с ней. К сожалению, я не могу ее оправдывать», - говорит сотрудница кризисного центра Латвийскому радио.
Как находят приемные семьи?
Председатель Рижского сиротского суда Айвар Красноголов поясняет Латвийскому радио, что приемная семья ребенку подбирается очень тщательно – собирается вся возможная информация как о приемной семье, так и о ребенке. Даже, казалось бы, такие незначительные факты, как разборчивость ребенка в еде и его любимые блюда. Поэтому вероятность ошибиться мала. Но, как говорит Красноголов: «Мы можем написать максимально, сколько можем, но это не означает, что написанное здесь подтвердится или, наоборот, будет окажется неверным в ситуации, когда ребенок войдет в семью и поживет там один, два, три или четыре дня. Это как если бы вы переехали жить ко мне: рано или поздно что я о вас подумаю и что вы обо мне?”. По его словам, ситуация, когда отказывается приемная семья или сам ребенок, все же лучше, чем если дело дойдет до насилия.
С этим согласна и руководитель Латвийской ассоциации профессиональных приемных семей Terēze Ария Мартукане. Похожий опыт есть и у коллег в Швеции. Там тоже нередко приемную семью для ребенка ищут несколько раз. Потому что очень важно найти настоящую. Но заявление председателя Рижского сиротского суда Красноголова о тщательном исследовании и «согласовании» ребенка и приемной семьи Мартукане опровергает: опыт заставляет сделать противоположный вывод – нередко сотрудники сиротского суда звонят и просят забрать ребенка в семью немедленно. Тогда вообще никакого знакомства друг с другом не происходит.
Лайла Хензеле, юрисконсульт отдела по правам детей Бюро омбудсмена, также указывает Латвийскому радио на эту проблему. Она считает, что в случаях, когда возникает необходимость предложить ребенку жить в более благоприятной для его роста и развития среде, это следует делать постепенно. Например, семья вначале становится гостевой семьей и только после этого приемной семьей, опекуном или усыновителем. Также следует поощрять желание воспитателей ребенка сотрудничать с его близкими людьми. Даже если они не нравятся или мешают, как в этом рассказе. Но это приемные семьи делают неохотно, добавляет Лайла Хензеле.
Какова будет дальнейшая судьба мальчика? Прабабушке звонят родственники, которых просят взять мальчика к себе. Среди обратившихся есть человек, страдающий шизофренией, а также родственники, которые на данный момент живут за границей. Имеющаяся у бабушки неофициальная информация говорит о том, что рассматривается возможность помещения мальчика в детский дом. Такое решение не устраивает ни одного из экспертов, к которым обратилось Латвийское радио.
«У ребенка такое искажение системы. Я ни в коем случае не могу согласиться, ни как человек, ни как профессионал, с тем, чтобы дети были в детских домах. В такой ситуации дети должны расти в семье, в семейной среде», - говорит Латвийскому радио Андрия Ликова, семейный психотерапевт.
Сиротский суд и близкие люди
Так как в этой истории ограничивается право почти единственной близкой родственницы на общение с ребенком, Латвийское радио поинтересовалось, в каких случаях вообще сиротский суд имеет право ограничить общение ребенка с эмоционально близкими людьми.
Председатель Рижского сиротского суда Айвар Красноголов пояснил, что общение (в том числе и по телефону) может быть ограничено, если это может поставить под угрозу здоровье, жизнь и развитие ребенка, а также опекуна, например, приемной матери или имеющихся у нее детей. В качестве угрожающих подростку ситуаций Красноголов приводит:
- если кто-то из родителей пытается украсть ребенка, следить за ним. Например, ждать около школы или кризисного центра;
- если постоянно звонит, настраивая ребенка против других членов семьи или против лица, опекающего ребенка;
- если покупает благосклонность ребенка, требуя чего-то от него.
Однако в этом конкретном случае остается вопрос: что в интересах ребенка – быть в контакте с человеком, который искренне его любит, или препятствовать этому контакту в надежде, что он так же сильно полюбит приемную мать или социального работника кризисного центра? Однако конкретный случай глава Рижского сиротского суда комментировать отказался.
Председатель Рижского сиротского суда Айвар Красноголов убежден — решение определенно принимается продуманно и обоснованно, в том числе и в этом случае. «Ну не бывает так, чтобы сиротский суд просто захотел и сделал. Несомненно, есть постановление, которое включает в себя мотивационную часть, где написано, почему мы считаем, что для этого конкретного ребенка было бы важно ограничить контакты, как вы сказали. И, конечно, всё это доказуемо. Не может быть – хочу или не хочу. Все обстоятельства доказуемы», - сказал он.
Взгляд со стороны
«Я думаю, что мы можем причинять друг другу много вреда, желая добра», - говорит Латвийскому радио Индулис Пайчс, теолог, пастор, учитель осознанности. Он считает, что «чрезмерная забота, например, может в действительности означать, что кто-то, проявляя заботу, фактически в своем роде держит ситуацию под контролем и в то же время не берет на себя достаточно большую ответственность, на которую претендует. А результат таков, что кто-то другой ежедневно должен справляться с этим ребенком. И в то же время присутствует кто-то, у кого постоянно есть мнение о том, как это должно происходить. Мы знаем и по гораздо более легким случаям, что это вызывает очень серьезные конфликты и деформацию в самом ребенке, потому что у него есть возможность вступать в конфронтацию с этими авторитетами, как только ему чего-то не хочется или что-то не нравится».
«Я допускаю, что на самом деле никто из вовлеченных людей не сможет сказать «я хочу навредить в этой ситуации». У одного нет того, у другого нет этого, один не справляется со своей жизнью, второй — тоже, один слишком молод, другой — слишком стар. Прошу извинить за несколько ироничный подход. Трагедия всего этого в том, что не существует какой-то центральной основы, которая удерживала бы все это вместе. А поскольку ее нет, то и возникает проблема с настоящей любовью в том смысле, что кто-то действительно обо мне заботится до конца, а не только пока я удобен, пока я славный и милый, и хороший, и еще какой-нибудь. Даже в тот момент, когда я думаю иначе, также в тот момент, когда я самостоятелен. В действительности же я до конца не нужен никому», - продолжает Индулис Пайчс.
И семейный психотерапевт Андрия Ликова в беседе с Латвийским радио отмечает, что произошедшее с этим ребенком не было в его интересах и эту ситуацию следовало решать в том числе и с его прабабушкой.
«За то, что случилось с ребенком, ответственность лежит на взрослых, и взрослые должны с этим разбираться, и детдом — не решение для ребенка, это не в его интересах. Детям необходимо семейное окружение, семья. Ввозможно, в этих отношениях и с прабабушкой удастся найти какие-то решения, с привлечением семейного ассистента или какой-то семьи, у которой есть статус и гостевой и приемной семьи, которые могут сделать переход к отношениям более плавным и поддерживающим, учитывая травматический опыт этого ребенка», - анализирует Андрия Ликова.
