Эта история – быль, а не волшебная сказка, но в ней есть человек, который стал для главной героини настоящей доброй феей-крестной. Это детский врач Юлия Цируле-Галуза, которая и рассказала обо всех событиях. Итак, почти 30 лет назад в Латвии родилась девочка с заячьей губой и волчьей пастью. Родители от нее отказались, и ребенок попал в детдом. Не спешите возмущаться, родители вовсе не были злодеями. Но об этом – позже. Юлия Цируле-Галуза познакомилась с героиней истории – назовем ее Александрой – когда сама была школьницей, а ее класс отправили помочь детскому дому.
Но я видела и других детей, еще младше, которые скоро должны были оказаться в моей группе. И вот один раз я туда прихожу и смотрю – там
такой маленький ребеночек, с очень странным лицом, потому что я первый раз увидела изменения лицевой части черепа, которые связаны с расщелиной губы и нёба. И на первый взгляд казалось – действительно, ну так страшно, а как ее вообще покормить можно?
Я себя за это поругала.
Ну, я стала приходить туда почаще, чтобы ее покормить, пока она не попала в мою группу. К тому времени я уже училась в медицинском. И я к ней так привыкла, что это был уже почти как мой ребенок. То есть мне уже стало немножко сложно работать, потому что она ко мне прибегала сразу, залезала на других детей, чтоб я ее на руки взяла.
И ей нужно было делать несколько операций – когда первая операция была, то еще моя коллега и подруга с ней оставалась в больнице, потом уже мне 18 исполнилось, тогда я с ней в больнице оставалась. Ну, в общем, было бы мне побольше немножко лет, или была бы у меня какая-то нормально оплачиваемая работа, думаю, я бы ее забрала к себе».
Но Юлия прекрасно понимала, что студентка, которая сама с трудом выживает, не может вытянуть еще и ребенка. К тому же уже было известно, что Александру хочет удочерить семейная пара из Скандинавии. И для девочки это было бы очень хорошо, ведь хоть малышке и прооперировали волчью пасть и заячью губу, но следы были довольно заметными, а уровень косметических операций в Скандинавии был тогда выше, чем в Латвии. Но пока Александра еще жила в детдоме, и Юлия продолжала с ней возиться.
«Ей сделали операцию, и после этого надо было учиться разговаривать. Это время как раз было такое, что только что закончились такие типично русские времена, перешли на латышский, то есть она еще толком по-русски не научилась, перешла в латышскую группу, а со всей своей расщелиной у нее еще вообще ни на одном языке особо не получалось говорить. И, в общем,
мне удалось договориться, и начальство тоже пошло навстречу, что разрешили ее оформить в детский садик, который для детей с расщелиной. Такой только один в Латвии. Он круглосуточный,
так что в понедельник я ее отвозила, в пятницу забирала, мне разрешали и у себя ее немножко подержать, то есть, в принципе, мы приезжали тогда в детский дом где-то раз в неделю примерно, переодеться, показаться, что жива-здорова и всё в порядке. Я не знаю, как мне это тогда разрешали, это, наверное, хорошо, что еще бюрократии не было так много, но разрешали. Поэтому
она была таким очень интересным ребенком, который, единственный в группе, мог сказать, например: «Я не хочу картошку, я хочу макароны». Потому что она действительно знала, что из чего готовится, и что это не просто приезжает кастрюля, а это действительно там готовится и делается».
Надо пояснить, что волчья пасть и заячья губа – врожденные дефекты. При волчьей пасти в нёбе остается большая щель, кроха не может нормально сосать молоко, оно выходит через нос. При заячьей губе верхняя разделена на две половины так, что видна десна, и этот разрыв может доходить до носа. В особо тяжелых случаях ребенок выглядит настолько странно, что неподготовленный человек может испугаться. Таких малышей очень трудно кормить, часто приходится докармливать через зонд. Дефект устраняется с помощью операции. Юлия Цируле-Галуза отмечает, что в первое время – то есть до операции – малыш с волчьей пастью и заячьей губой требует очень большой самоотверженности от родителей.
«Эти дети обычно очень музыкальные, всесторонне развитые, ну, большая часть из них. То есть, может, это, конечно, частью синдрома быть, но в принципе они очень хорошие и умные дети - просто тут то, что надо работать, чтобы восстановить речь, чтобы улучшить речь, чтоб дикция была хорошая, но на остальных вещах это не сказывается.
Конечно, в первый год жизни – это трудности вскармливания, это частые заболевания верхних дыхательных путей, потому что всё открыто, можно легко поперхнуться, и попадает, куда не надо. С ушами часто проблема, воспаление среднего уха может быть».
А потом малышка Александра обрела приемную семью. Но с Юлией они постоянно поддерживают связь.
«Когда ей было три с половиной года, ее удочерила пара, у которой до этого не было детей. Потом, кстати, они взяли еще и мальчика из Латвии. Они оба выросли там, очень счастливо выросли. Я у них была в гостях два раза. Она похожа и на маму, и на папу, и на других родственников.
Замечательный рассказ дальше – выросла, сейчас работает мастером по стилю, парикмахером, работала в Болгарии, училась в Англии, то есть очень хорошая интересная жизнь».
В той стране, где живет Александра, часто усыновляют детей из-за границы. И когда ребенку исполняется 18 лет, родители привозят его на родину – чтобы человек мог познакомиться со страной, откуда его корни, найти биологических родителей. Александра тоже приезжала в Латвию и хотела когда-нибудь заняться поиском.
«А потом прошло еще 10 лет, и она, в принципе, планирует замуж выходить, у нее есть друг. И она мне написала, что вообще-то очень бы хотела найти свою биологическую семью, чтобы даже если они вдруг не захотят с ней общаться, просто узнать – а может, в семье у других была тоже такая проблема врожденная, или что-то другое со здоровьем, там какие-то есть вещи, которые ей надо было бы знать. Ну, я обещала помочь, и тогда начали искать, как это сделать».
Это оказалось не самым легким делом, но одна из сотрудниц Лиепайского отделения Управления гражданства и миграции вызвалась помочь, и – ей удалось найти людей, которые могли бы оказаться родителями Александры. Юлия отправила этой семье письмо.
«И Александра тоже так беспокоилась, говорила: «Только ты так напиши, чтобы они не подумали, что я что-то плохое хочу им сказать; что у меня интересная жизнь, просто интересно узнать». Ну, мы так особо не надеялись, я пыталась немного ее энтузиазм убавить, что, может быть, они не ответят даже, то есть всякое может быть. Два-три дня прошло, и они сразу позвонили и приехали чуть ли не на следующий день, потому что они очень хотели о ней что-то узнать. Когда они приехали, позвонили около двери, я открываю, папа говорит: «Вот я сейчас паспорт покажу». Я говорю – не надо паспорт, то есть
настолько Александра похожа на маму, и на папу. Она действительно – ребенок своей семьи, то есть, как странно бы это ни было, она похожа и на своих родителей в стране, где она выросла, и она похожа на родителей, которые здесь».
Как позже выяснилось, схожесть не только внешняя: у двух пар родителей и увлечения похожи, и даже дома, где живут эти семьи. Так что же произошло много лет назад? Почему биологические мама и папа Александры отказались от своей девочки?
«Они очень переживали всю эту ситуацию! Кажется, вот все почти 30 лет, которые прошли с того времени, они все время думали, что с их ребенком происходит. Потому что вначале они были очень молоды, они еще сами жили у своих родителей. И вдруг – ну, ничего не ожидая, то есть нормальная беременность, желанная беременность, все в порядке.
Довольно тяжелые роды и – маме говорят: «Ой, у вас родился такой монстр, лучше даже не смотрите на нее, она вообще не выживет, там мозга не будет, ничего не будет».
Ну, как мама это вспоминает, конечно - может, это неточные слова. Папе в тот момент даже не показали ребенка. И сказали, что скорей всего, она вообще не жилец, какое-то время помучается, и всё. «У вас будут другие дети». И родители сказали, что вначале они так испугались, что не справятся, и они сказали родственникам, что ребенок умер, и всё.
Мама говорит – была бы хоть какая-нибудь поддержка хоть от кого-то, но, в принципе, они ни от кого не слышали таких слов, так, как сейчас - чтобы старались помочь родителям, объяснили, что проблемы есть, но с ними можно справиться.
Они в тот момент слышали только то, что ничего хорошего тут не будет, и вы ничем не сможете ей помочь, и она не выживет.
Они всё это время мучились неизвестностью, гадая, что с ней случилось. Первые годы они даже боялись узнавать, но потом решили выяснить – ну, хоть, может быть, где похоронена. Но оказалось, что нет, она выжила, и вроде как она удочерена, то есть уже нет ее в детском доме. Но точно они не знали, потому что они тоже так, официально, боялись узнавать.
И вот с того времени там мама пыталась тоже каким-то образом - то есть она по детским домам ездила, одежду отвозила, игрушки, вдруг ее дочка тоже где-то там.
Папа рассказывал, что он ходил по улицам, примерно представлял – девушки такого возраста, как их дочка, и вот как она может выглядеть, может, это эта девочка, может, эта та девочка...
Особенно, если у кого-то видел шрам на лице, то думал – а вдруг это на самом деле моя. Он говорит: «Такое вот чувство было, что вдруг где-то мимо проходит, а я даже не знаю»».
Юлия уверена: если бы тогда родителей Александры хоть кто-то поддержал, объяснил, как им действовать – они бы справились. Но... А в тот день они сразу позвонили дочери, хотя мешало незнание языка. Вечером Юлия связалась с Александрой, и оказалось, что девушка очень рада, что нашлись родные мама и папа, но несколько растеряна, очень уж быстро все получилось. Она сразу поделилась радостным известием с вырастившими ее мамой и папой. А латвийские родители Александры, собравшись с духом, рассказали младшим детям, сыну и дочери, что у них есть старшая сестра. Переживали, как дети воспримут новость, а те – обрадовались. Сейчас латвийские родственники Александры учат язык той страны, где живет их дочь и сестра. Они переписываются, заочно знакомятся друг с другом и – готовятся к встрече двумя семьями. Хотели увидеться уже на Рождество, но не сложилось, и планируют поездку на весну.
Имена героев по этическим соображениям изменены.
