«Самым главным был Соловьев, директор Зентенской школы. Латвийский русский. Он единственный нам сказал, чтобы скрылись. Если бы не сказал – что бы мы, дети, поняли? Хорошо же, что я тут осталась. Хоть в Ригу попала, мама меня выучила в школе, сестру учиться отправила. Быстро и профессию получила», - поделилась Айна.
Другая слушательница Latvijas Radio – Рита рассказала: «Мама убежала из Красноярска в 1948-м. И тогда всё началось. Мне исполнилось 16, и меня стали таскать ночами в ЧК и допрашивать – где мама. Родственников трясли. И были добрые люди, которые помогли – и не один, многие».
Не назвавший себя слушатель добавил: «Я тоже в 1949 году избежал ссылки. Мне 17 было. Полтора года в лесу прожил и у родных прятался с оружием в руках. И тогда двоюродный брат увез меня в Ригу. Его начальник при немцах прятался у партизан в Лубанах. И вот он мне выправил документы, определил в профшколу – и так он меня и дальше спасал. Это был Руденс Янис».
Многие и многие свидетельства гражданского мужества соотечественников опровергают мифы о «безволии» жителей Латвии, сдавшихся под напором исторических обстоятельств. Нет, безропортными они не были – и сопротивлялись по мере сил и возможностей. Latvijas Radio продолжает собирать рассказы участников и свидетелей тех событий.
На этой неделе – День памяти жертв депортаций 1941 года, но сегодняшняя история – о годе 1949-м. О том страшном марте, в котором удалось уцелеть двум латышским ребятишкам.
Одиннадцатиклассница Мадара Пудуре и ее бабушка Лига Вроновска показали корреспондентам LR место своей семейной драмы – поле под Талси, где когда-то стоял хутор Биржлауки – часть более крупного хозяйства Дижгерниеки. Вокруг – типичный для севера Курземе пейзаж с холмами, лугами и заросшими деревьями оврагами.
Всё здесь давно опустело и заросло, но Лига безошибочно находит место, откуда дорога ведет к ее бывшему дому. «Здесь мы жили вместе с моей мамой Гертой, братом Эдвином, бабушкой и дедушкой», - вспоминает Лига. Она держит в руках нарисованный по памяти план хозяйства. Вот тут был хлев, клеть, дом, пруд, баня…
Дом, откуда увезли мать. Клеть, под кровлей которой прятался отец, где его нашли и арестовали… «Я этот дом до сих пор с закрытыми глазами вижу – все-таки 20 лет тут прожила», - говорит Лига.
Историю семьи в своей научно-исследовательской работе описала внучка Мадара. Она выяснила, что бабушкин отец – Мадарин прадед Карлис – в годы нацистской оккупации служил в Арлавском полицейском участке. В 1945-м Карлис полгода скрывался от советских оккупационных властей на чердаке клети в Биржлауки. Потом его нашли, арестовали и отправили в Воркуту. Лига родилась уже после его высылки, и отца нет ни на одной ее детской фотографии. Она впервые увидела отца много позднее, когда ей было уже 11 лет.
Зато сохранилось фото с матерью: «Это до ее высылки, летом 1948 года. И вот тут – уже когда мама вернулась, наша встреча на конфирмации брата. И здесь – наш дом, мы с братом спускаемся сверху. Здесь вот тоже без присмотра взрослых, конечно. Мы все время были без родителей, потому что с мамой в семье я прожила всего до двух с половиной лет. А с папой – ни дня в своей жизни».
Арест отца и ссылка матери разлучили семью. Но в списках на депортацию были и дети. Однако в Сибирь попала только Герта – детей спасли. Как – тоже выяснила и описала в своей научной работе Мадара.
25 марта 1949 года приехали представители советских властей, но Герты в тот момент не было дома. Семье объявили, что высылке подлежат Герта и ее дети – семилетний Эдвин и двухлетняя Лига. Поэтому было решено никого не забирать тем вечером, но их предупредили: если на следующее утро Герта не явится, вывезут в Сибирь всех скопом.
26 марта Герта вернулась и была арестована. Но тут начинается довольно таинственная история спасения детей. Братик за какое-то время до того проглотил щелочь, обжег горло и пищевод. Ему требовалось постоянное наблюдение у врача. Когда за семьей снова приехали, на помощь позвали соседа, сумевшего растолковать пришельцам, чем болен ребенок и почему его нельзя увозить.
«И мы потом с бабушкой говорили: почему же бабушку не забрали, она ведь не была больна. Она была на тот момент здоровым двухлетним ребенком. Так что это вопрос – почему? - говорит Мадара. – Почему детям позволили остаться? Почему военных убедила болезнь братика? Почему они сжалились над двухлетней сестричкой?»
Семья искала ответ в архивах. В протоколе на вывоз карандашом вписано имя Герты, ее фамилия и год рождения. Чья-то рука начала было писать по-русски имя Эдвина – но затем оно было зачеркнуто и больше нигде не появляется. Уникальная запись подтверждает воспоминания членов семьи о спасении, но не дает ответа на вопрос – как же это получилось.
Бабушка и внучка склоняются к версии, что хорошее знание русского и умение убеждать, присущие соседу Казимиру Кисиелю, сыграли в тот день решающую роль. Сам Казимир был, скорее всего, поляком – не местным, приезжим, жил через дорогу. Тогда редкий курземец знал русский язык. Но понятно, что со стороны соседа было и подлинное стремление помочь даже вопреки собственной безопасности. Лига говорит, что до сих пор глубоко ему благодарна.
Так дети остались в Латвии, их вырастили бабушка с дедом. Но даже когда мать вернулась из ссылки, Лиге не довелось жить с нею вместе:
«Там, куда маму определили, под Томском, выжить можно было. Но брат Эдвин не доехал бы даже до места. С его болезнью это было невозможно. Так что, конечно, лучше было у деда с бабушкой. Ну и потом, когда мама вернулась, мне уже 24 было. У меня своя семья была. Так вместе и не пожили», - вспоминает Лига.
И родители, вернувшись из ссылки, после стольких лет мытарств счастливы не были – развелись, и каждый затем создал новую семью.
Латвия 14 марта поминает жертв массовой депортации 1941 года. Мемориальные мероприятия, богослужения и минуты молчания пройдут в местах, откуда тогда в теплушках и товарных вагонах в отдаленные районы СССР без суда и следствия были вывезены более 15 тысяч человек, в том числе много детей. Около трети репрессированных умерли в дороге или по прибытии. Вторая волна геноцида прокатилась по стране 25 марта 1949-го.
