— У тебя была работа, у тебя была квартира, у тебя была устоявшаяся жизнь какая-то. Родители, к которым ты ездил на службу в воскресенье в церковь, брат, с которым ты встречался раз в месяц — попить кофе. Сестра, с которой мы ходили на мастер-классы по стеклу и так далее. Сейчас родители в оккупации, брат в армии защищает Киев, сестра в Польше.
А Евгения в Латвии. И из всего, что она перечислила, ничего не осталось. Но есть тяга к живописи. А благодаря добрым людям есть и инструменты.
— Мне одна девочка передала кисточки. У меня столько кисточек не было в Украине. Вот такой мешок! Я ей звоню, говорю: «Боже, я же вас просила только три штучки, чтобы начать немножко». Она такая: «Нет, вы что, я сама их делаю». Сегодня ещё девушка обещала подвезти мне мольберт и цветные карандаши.
Если честно, это самое-самое любимое, что я люблю делать в жизни. Я отчетливо себя помню в пять лет за этим занятием. Специальность у меня не живопись, я художник-иллюстратор. Но я всегда очень любила живопись, меня это всю жизнь спасает в самые такие тяжёлые моменты.
Тебя вообще ничего не отвлекает. Там посмотреть любимый сериал — это не работает. Включаешь, через пять минут находишь себя в новостях, просматриваешь, что взорвали, где взорвали, что случилось. Начинаешь опять обзванивать знакомых. «Вы там? Вы живы?» В такие моменты я поняла: чтобы не сойти с ума, нужно прямо сейчас купить себе какой-то холст, краски и просто что-нибудь сделать. Чтобы в это уйти, в это погрузиться. Знаете, на каком-то психологическом уровне оно тебя отправляет в ту точку, где всё было хорошо. У тебя есть кисточки, запах краски, привычные движения по холсту.
Только так у Евгении получается отвлечься на несколько часов. И, хоть физически она в безопасности, сон ещё не вернулся, эмоционально чувствует себя плохо. Но живопись не только хобби и психотерапия. В Украине Евгения продавала картины. Родители её начинания всегда поддерживали. Сейчас они всё еще в Демидове — это село в Киевской области.
— Когда я думаю о своих родителях, которые там сидят… Я звонила везде, в Украинский красный крест, просила: «Если нет коридора, привезите лекарства, им 70 лет, от давления хотя бы лекарства какие-то». Они говорят: «Мы знаем, но российский блокпост не пропускает даже красный крест». Я позвонила в Беларусь, потому что там до Беларуси 140 километров. Там же люди, там же старики. Они говорят: «Мы эти вопросы не решаем».
Папа заряжает от какого-то аккумулятора машинного телефон и включает один раз в сутки. Для того чтобы писать, что они живы. Чтобы мы с ума не сошли. Газа тоже нет, они разводят костёр. Раз в два дня на этом костре что-то готовят. Воду — починили какой-то насос, сделали его механическим. Смогли со скважины воду брать. А до этого, слава богу, снег пошёл, папа снег топил. Сегодня утром написал: живы. Слава богу.
Когда люди пытаются выйти, расстреливают просто в спину. Мы сестру оттуда забрали младшую, ей 30 лет. Они шли пешком, там, где взорванные мосты, там периодически стреляли. Пока она дошла, я думала, я с ума сойду. И писать ей не могу: увидят телефон — точно расстреляют.
Она сейчас в Польше, ходит к психологу. И он говорит, у неё не сильно всё хорошо. Я говорю, чтобы она держалась. Надо выдержать, надо ещё родителей оттуда достать. Хотя бы, если они не захотят переезжать, дождаться, когда оттуда уйдут войска, все им отремонтировать, создать какие-то условия. «Если ты будешь раскисать, кто это будет делать?»
У нас ещё не самая страшная история. А есть люди, у которых погибли родственники, у которых нет дома. Просто ненавижу это всё, если честно.
Сегодня стало известно, что село, где живут родители Евгении наконец освобождено.
Также в Украине остался муж Евгении. Сюда она приехала с уже взрослой дочкой. Так что из родных рядом только она. Когда бежали от войны, из вещей почти ничего не взяли.
— Мы даже когда выбегали из дома, я Вике говорю: «Хватаем эти две иконы, тогда с нами ничего не случится». Ну человек должен во что-то верить. И мы с этими иконами так и поехали. Мы вот так их везли через все блокпосты.
Одну икону Евгения написала сама. Но в своей привычной жизни она была промышленным дизайнером.
— В Украине, я могу смело сказать, в каждом третьем доме лежит керамическая плитка, на которой я делала декорацию.
Сейчас завод остановил свою работу. Но надежда, что всё закончится.
