ПЕРСОНА
Андрей Мовчан, российский финансист и специалист по инвестициям. Основатель группы компаний по управлению инвестициями Movchan’s Group, эксперт Московского Центра Карнеги (закрыт решением Минюста РФ 8 апреля). В 2020 году вместе с семьей эмигрировал из России, живет в Лондоне.
— После того, как курс рубля в апреле вернулся на уровень до начала войны, многие сравнивали это с курсом рубля в СССР: доллар стоил около 60 копеек, но купить его было нельзя. Насколько это сравнение верно по сути?
— Мне кажется, бессмысленно делать сравнения. С точки зрения валютного рынка в России сейчас построена абсолютно нерыночная ситуация. То есть — рынка нет, потому что нет свободного выражения спроса и предложения на валюту. В этом смысле это похоже на ситуацию в Советском Союзе. Но есть кардинальные отличия. В СССР не было частных агентов экономического рынка, а сейчас они есть. В Союзе была запрещена эта деятельность, а здесь ограничена. Очень многие вещи сейчас влияют чисто технически, в то время как в Cоюзе — запрещались законодательно.
Сейчас с рынка убраны нерезиденты, и введена обязательная продажа основной массы валютной выручки (с 28 февраля экспортеры в РФ должны менять на рубли 80% получаемой валюты — С.П.), которая сейчас высокая на фоне высоких цен на углеводороды (согласно оценке Центробанка РФ, объем экспорта в первом квартале 2022 года составил $156,7 млрд, импорт — $90,4 млрд. на днях федеральная таможенная служба РФ перестала публиковать статистику об объемах экспорта и импорта – С.П.). При этом в связи с жесткими санкциями и не очень хорошей экономикой в России резко упал спрос на импорт, меньше закупается товаров за рубежом. В итоге создался искусственный перекос спроса и предложения валюты. Он мог бы компенсироваться оттоком капитала из страны, в связи с войной — но он тоже закрыт, вывести из банков валюту за рубеж практически нельзя. Снять — тоже (за некоторыми исключениями — С.П.).
Очень резко занижен спрос на валюту, и резко завышено предложение.
Поэтому курс [доллара и евро к рублю] двинулся вниз, причем до уровня, который был перед войной — хотя мог уйти еще ниже. Видимо, центральный банк четко регулирует это, и удерживает рубль от дальнейшего укрепления, чтобы в результате госбюджет не провалился сильно.
Это абсолютно управляемая ситуация, она равноценна национализации валютного рынка.
По сути, регулирование центрального банка таково, что рубль не может становиться слишком дорогим — это плохо для бюджета, и не может становиться слишком дешевым, потому что тогда даст по голове президент. И люди тоже дадут по голове, потому что импорт подорожает. Эта вилка — между «дать людям возможность кушать», и «дать бюджету возможность тратить». В этих рамках центробанк будет оперировать, благо сейчас он взял все рычаги в свои руки, и может устанавливать тот курс, который хочет.
— Были комментарии, что такое валютное регулирование не может быть долгосрочным, так как предприятия не смогут долго работать с рублевыми кредитами, ставку по которым центробанк в какой-то момент поднял почти до 20%.
— Процентная ставка имеет отношение к курсу национальной валюты, когда этот курс устанавливается рынком. Тогда высокая ставка приводит к тому, что люди покупают эту валюту, и она растет. Но сейчас ставка уже не имеет отношения к курсу.
Поскольку ситуация нерыночная, совершенно все равно, какая ставка.
Ее можно держать низкой и высокий отдельно — и курс низким и высоким отдельно.
Центральный банк не очень хочет снижать процентную ставку по другой причине: это грозит экономике кредитным перегревом. Причем не в производственной сфере, а в потребительской — люди будут брать больше кредитов, тратить на свои нужды, и это достаточно быстро приведет к кредитному кризису, потому что развивать производства в этой стране все равно сейчас никто ничего не будет. Поэтому центральный банк будет удерживать достаточно высокую ставку, по сути, запретительную — 17%, как сейчас, или, может, 15%.
А если правительству потребуется тратить кредитный ресурс для какого-то, по его мнению, важного проекта — оно это сделает по льготной ставке. И все. Поэтому эти вопросы нужно разделять: валютная политика ЦБ и кредитная политика ЦБ будут существовать совершенно независимо.
— И довоенный курс рубля может сохраняться долго?
— Да, в нынешних условиях — вполне. Тут что важно: нужен достаточный приток валюты, чтобы в условиях этих ограничений вы могли держать курс. Значит, важна продажа углеводородов [на экспорт]. И, если не будет жесткого эмбарго, валюта будет приходить [в РФ].
Пока курс можно и на уровне 60 рублей за доллар держать, причем довольно долгое время — месяцы и даже годы. Но мы не знаем, что будет с продажей углеводородов.
Мы видим, что уже есть эмбарго на уголь, хотя это, конечно второстепенный источник доходов для России. Но если Европа решится, и через какое-то время откажется от покупки нефти… Или Европа и Америка примут решения о вторичных санкциях, когда покупка нефти у России будет угрожать санкциями уже всем в мире, тогда валютные доходы России сильно упадут, и курс придется снижать.
— В интервью Ксении Собчак в начале войны вы говорили, что делать прогнозы для российской экономики не беретесь, потому что прогнозировать риски можно, а прогнозировать неопределенность — нереально. Сейчас у вас появилось больше ясности, чего ждать хотя бы в этому году?
— Если говорить честно, то нет. Потому что там несколько ключевых вопросов, ответа на которые никто не дал. Один из них — будет ли эмбарго на российские нефть и газ. Или только на нефть, или только на газ. Или частичное, или полное. Второй очень важный вопрос, на который нет ответа — сколько продлится война. И какой она будет.
Какие потери понесет экономика РФ в войне. Она теряет где-то около миллиарда долларов в день, но большинство этих потерь — условные, например, расходуются танки, которые уже были произведены ранее, и с точки зрения влияния на экономику все равно, стоят ли они и ржавеют, или взрываются.
Из этого миллиарда ежедневных потерь, может быть, только 250-300 миллионов — это живые расходы, то есть в неделю — примерно полтора-два миллиарда. Где-то 6-8 миллиардов в месяц. Если умножить на 12 месяцев — уже очень приличная цифра: более 5% ВВП потеряем, если эта война будет идти весь год.
Еще один большой вопрос — насколько жестко будут исполняться санкции с точки зрения импорта в Россию. Если будет много обходных путей, и Запад на это будет смотреть сквозь пальцы… Как это сейчас происходит с электроникой, кстати. Мы уже видим, что крупные компании электронику в Россию как бы не продают, но они продают своим дистрибьюторам, те — китайским «прокладкам», а те — в Россию. Если это будет такая мягкая ситуация, то это одно. А если Запад будет действовать жестко, например, со вторичными санкциями на всех, кто продает в Россию — в том числе на китайские компании… Тогда это другая ситуация.
Дальше, мы еще не до конца понимаем, каковы у экономики возможности сменить западных поставщиков комплектующих — на китайских и прочих. Мы видим, например, что АвтоВАЗ и КАМАЗ практически встали, но как они сумеют перестроиться, выйдут ли на старые модели, например, которые можно делать самостоятельно... Пока не ясно. Пока не понимаем, какова реальная изношенность основных фондов, скажем, в вагонном парке. Там ведь встал вопрос подшипников, которых не будет (из России уходят западные компании, которые производили кассетные подшипники для вагонов с повышенной нагрузкой на ось — они в основном используются для перевозки угля. Собственные аналоги таких подшипников в России не производятся — С.П.) Соответственно, какой будет дефицит вагонов. Мы пока не видим, что происходит с самолетами, это мы начнем понимать в ближайшие 3-4 месяца. Пока они летают, а сервисы и ремонты по-хорошему должны начаться через 2-3 месяца. Какой там запас запчастей, мы не знаем, какие мощности по собственному сервису — не знаем. Значит, надо подождать-посмотреть.
Таких вопросов у меня еще более десятка, а ответы на них будут приходить в течение всего года. Я думаю, эта волшебная цифра — минус 10-11% ВВП — она немножко придумана, и я ее повторяю, потому что она выглядит похожей на правду, если все тренды будут идти как сейчас (снижение ВВП России примерно на 10% прогнозируют российские власти, схожие цифры называли и международные организации, в частности, Всемирный банк говорил о 11,4% — С.П.). Но тренды ведь будут меняться в течение года, и мы даже не понимаем как, совершенно непредсказуемым образом.
А пока — пока! — эта стрелка указывает на минус 10-11% ВВП, на минус 20% доходов населения, и на инфляцию где-то процентов в 20.
Но вы же понимаете, что завтра эта картинка может меняться, а послезавтра — еще больше меняться.
— Слышны комментарии, что Россию нужно отгородить от мира, как Северную Корею. Насколько реалистично «закрыть Россию», масштаб которой явно не северокорейский, от мировой экономики?
— Не очень понятен смысл этого закрытия — чего мы хотим добиться?
— Чтобы у государства не было денег на войны.
— Что такое «не было денег на войны»? У древних татаро-монголов были деньги на войны? Или у викингов? В Конго, пожалуйста — там что, много денег было? Тем не менее, там кровопролитнейшие войны, и там значительно больше людей погибло в последней конголезской войне (с 1998 по 2002 годы, унесла жизни более 5 млн человек, при населении около 50 млн по данным за 2000 год — С.П.).
Чтобы вести войну, денег особо не надо. Деньги нужны, чтобы вести войну успешно
— чтобы создавать сложную технику, иметь возможности для ее производства, и хорошо кормить армию. Но чтобы этого Россию лишить, прежде всего нужно думать о том, как лишить ее интеллектуального потенциала.
Вывозить людей, давать возможность ученым, специалистам, инженерам покинуть страну. Давать им визы, виды на жительство, работу.
Ну хорошо, мы не будем покупать у России нефть. Она не будет получать валюту. А зачем ей эта валюта? Она все равно из-за санкций толком не может ее потратить за рубежом. Если Россия внутри себя будет производить достаточно железа, нефти… Микросхемы она как-то купит, несмотря ни на какие санкции — не знаю, директор предприятия привезет из Китая в кармане нужных сто микросхем на 100 баллистических ракет. То все равно она будет это производить. Если вспоминать Советский Союз, то там при очень жестких ограничениях [на покупку западных технологий] жили — и тем не менее, танки он делал, самолеты делал, ракеты делал.
То есть, наверное, правильны все эти эмбарго, правильно не давать стране валюту, чтобы она не могла закупать все то, что ей нужно, наверное, правильно заставлять страну думать о том, что она делает, наверное, правильно создавать недовольство населения экономической ситуацией. Но, все-таки,
если вы не хотите, чтобы Россия воевала, главное — лишать ее интеллектуального потенциала.
В том числе тех людей, кто будет разрабатывать новые ракеты, самолеты, и так далее.