Полную видеозапись передачи можно посмотреть здесь.
«У меня было чувство разочарования, что именно в этот момент памятник был снесен, — говорит Елена Матьякубова, преподаватель истории, глава Латвийского общества русской культуры. — Было чувство, что мы не смогли убедить людей. Это вызвало в обществе дискуссии. Я слышала в автобусе, как люди кричали «ужас, что они делают», а другие кричали — «и правильно, так вам и надо!» Для меня доминирующим ощущением было разочарование, что не удалось всему обществу прийти к единому мнению, решению».
«В январе этого года на одной дискуссии, организованной Институтом нового театра, был продемонстрирован документальный сюжет, видеоролик Андрея Строкина (он документировал этот же процесс). И тогда, в январе, я отметил свою очень четкую негативную эмоцию, необъяснимую для меня самого. Теперь же я смотрю на эти кадры [падения обелиска], и никаких ярких эмоций это у меня не вызывает! И хочется отрефлексировать тогдашние негативные эмоции: что это значит? Я ведь никогда не был паломником к этому памятнику, мои цветы не лежали там никогда. И никогда не обсуждал с родными и близкими, ходили ли туда они.
Я думаю, эта некоторая тревожность (еще и от очень долгого процесса сноса — этот звук отбойного молотка в прямой трансляции) — это было не то чтобы разочарование, но понимание, что коммуникации между теми людьми, которым этот памятник важен, и теми, для которых он ненавистен, не существует. Снос являлся очень ярким доказательством»,
— поделился сказал Игорь Губенко — философ, публицист, ведущий научный сотрудник Латвийского университета, редактор портала Satori.
Сигита Струберга, генсекретарь Латвийской трансатлантической организации, сказала, что правильность такого шага в ее глазах подтвердило отсутствие происшествий после сноса монумента (хотя опасения о таких рисках были):
«Я испытывала и испытываю облегчение — в том смысле, что одного из таких, по моему мнению, «культовых мест», которое разделяло общество, больше не существует. Каждый год 9 мая меня настораживало больше, чем сейчас — для тех людей, которые собирались, к сожалению, часто это не было выражением памяти, а было празднованием, причем не очень красивым. Я не говорю, что потом рефлексии с другой стороны были красивыми! Но та форма [отмечать 9 мая]... Эти празднования финансировало напрямую российское посольство, причем через людей, которые утверждали, например, что изучение латышского языка калечит психику — через радикалов. Не в большинстве, но они там были, и были связаны с организацией этих праздников.
И знаете, еще я испытываю облегчение оттого (и в этом году мы это видели!), что были люди, которые предпочли и правда нести цветы на кладбище. В то место, куда действительно надо идти вспоминать тех, кто сражался на войне».
Как отметила Струберга, на этот памятник «наложилось слишком много эмоций с обеих сторон», поэтому его снос, по ее оценке, «стал наилучшим решением».
Социоантрополога, ассоциированного профессора Латвийского университета Айвиту Путниню, по ее словам, настораживало, что борьба с памятниками на главном советском монументе не закончилась. Испытав душевный подъем от этого зрелища, публика хотела таких ощущений снова, пояснила она.
Учитывая же историю Парка Победы (это было место показательной казни нацистских военных преступников — но не все казненные, по ее словам, ими являлись), ирония судьбы заключалась, по словам профессора, в том, что (многие — сами того не зная) люди 9 мая «несли на место убиения цветы» — в точности как предписывает традиция.
«Тогда же тоже люди смотрели, ликовали, потом срывали штаны и сапоги с этих повешенных... Это было страшно. И сейчас то же самое повторяется —
может быть, режимы, идеология меняются, но люди-то остались теми же людьми. И как тогда, им нужно зрелище публичной казни. Нужен этот общий враг — меняются только его лица. И это очень досадно.
Когда были дебаты об этом памятнике, я говорила: может быть, не очень важно, снесут его или нет — важно, а что на этом месте будет. Что мы там построим, что создадим».
