Полную видеозапись программы можно посмотреть здесь
«Мне хочется вспомнить такую мастерицу, как Юдит Лейстер. В 1893 году (классный анекдот, я считаю!) ее работу купил Лувр. Музей думал, что купил работу Франца Хальса! Величайшего мастера голландского портрета гарлемской школы XVII века. Они, значит, распаковали картину, начали изучать полотно и видят: что-то тут бугорок, кто подмазал? Они давай этот бугорок счищать (потому что это был не жирный пастозный мазок, свойственный Хальсу) и видят там: J. L. И обнаруживают, что это работа не его, а Юдит Лейстер.
Она ни в чем по качеству не уступает своему учителю! А если говорить совсем откровенно — она написала совершенно самостоятельное, интересное, классное жанровое полотно с музыкантами, всё очень круто.
А они, узнав, что это не Хальс, во-первых, очень стали давить на того дилера, который им продал ее работу как хальсовскую за бешеные бабки (хотели получить деньги назад), а во-вторых, начали очень ее хаять всевозможными способами, говоря: смотрите, сразу же видно, что не Хальс — ну, вот краски отстой, они как-то неровно стоят, мазок недостаточно пастозный — и так далее».
На самом-то деле, если говорить о такой довольно либеральной стране, как Голландия — там художники могли свободнее делать что хотели, поясняет Чех. Поэтому утверждать, что имелись явные различия в том, как творили Хальс и Лейстер, по факту не имелось оснований.
Иной была ситуация художниц в более консервативных странах — тем зачастую и правда ничего не оставалось, кроме как сидеть и писать пейзажи и цветочные натюрморты. Особенно популярно это было в Англии. Поэтому многим талантливым художницам приходилось скрывать свою идентичность и даже в ХХ веке подписываться мужским именем.
«Здесь нужно упомянуть Маргарет Кин, которая по рекомендации своего мужа продавалась под его именем. Нужно понимать, что в 60-е годы минималисткам приходилось идти из-под авторитета мастеров минимализма и абстрактного импрессионизма, та же Ана Мендьета могла работать в первую очередь благодаря тому, что она была супругой Карла Андре — знаменитого минималиста и одного из главных гигантов современного искусства».
При всем том, что исторически художниц было меньше, и оставленное ими наследие тоже число количественно не сравнимо с мужским, и на аукционах старинных полотен их произведения — более редки, до сих пор, в XXI веке, «женские» картины стоят дешевле, прозвучало в передаче. Но если они редкость, почему за ними не выстраиваются очереди коллекционеров?
«Здесь виновата рыночная экономика. Дело вообще, ни разу не в таланте!
Я могу сказать, что никакой Джексон Поллак не будет талантливее, чем Ли Краснер, его жена. Хотя оба они работали в одной технике, они делали разные вещи, открывали разные направления абстрактного импрессионизма.
Здесь два фактора. Первый — так вообще устроен арт-рынок! Мужчины сейчас будут стоить дороже, даже если мы устаканимся в гендерном равенстве, потому что
экономика искусства работает так: кто владел картиной, сколько раз ее перепродавали, какой была цена при последней продаже и, грубо говоря, кто что в нее закладывает — для чего он ее покупает и куда она может вырасти дальше. Плюс — насколько популярно и обоснованно величие этого произведения в глазах пока что еще главенствующего искусствознания и конкретного обывателя,
который должен восхищаться этими покупками.
Нужно понимать: ценность Рафаэля просто в связи с тем, что он побывал в тех королевских руках и этих, в этих музеях, туда съездил, сюда съездил, ему 500 лет — будет чуть повыше, чем у Артемизии Джентилески, потому что она могла валяться где-то 300 лет в какой-то церкви (утрируя). С экономической точки зрения мужчина будет стоить дороже, потому что он продавался чаще, потому что каждый раз, когда он продавался — он продавался дороже и дороже, а Артемизия Джентилески только выскочила на рынок, и ей нужно время, чтобы набить себе цену.
А второй момент — конечно, да, исторически сложилось (в соответствии с Боккаччо с его книгой о знаменитых женщинах) мнение, будто женщины — неспособные, и поэтому автоматически «плевать, что они делают, это отстой».
Зачем платить за женщину столько же, сколько за Микеланджело, если по определению это «не так круто»? И это до сих пор работает — и в рынке классического искусства тоже».
