Организовал мероприятие издатель и переводчик Дмитрий Кузьмин. Предваряя выступление, он объяснил, что основным связующим элементом украинской поэзии являются не журналы, как к этому привыкли в России и отчасти в Латвии, а фестивали и конкурсы. Это заметно влияет на специфику литературного процесса: поэты все время друг друга встречают живьем, к тому же, фестивали — дело более «молодое», чем журналы, на них нужно ездить, и поэтому стихи пишут молодые люди. Если в России поэтическая жизнь концентрируется в обеих столицах, Москве и Санкт-Петербурге, на Украине фестивали происходят в разных местах, в том числе и в провинции, и авторы тоже живут по всей стране. «Порядочный поэтический фест имеет полное право проходить в Тернополе», — говорит Кузьмин.
Именно принадлежность к тому или иному поколению, а не стиль и не язык, не география, является важнейшим аспектом самоидентификации для украинского поэта,
подчеркивает Богдан Горобчук. Сам он принадлежит к поэтам 90-х, а Элла Евтушенко — к «миллениалам», причем, по ее словам, они с мужем успели «запрыгнуть в последний вагон» — каждый своего литературного поколения.
Есть особенности и у процесса перевода с украинского на русский. Они обусловлены распространенным в стране двуязычием. Дмитрий Кузьмин говорит: «Бытует мнение, что переводить с русского на украинский и наоборот — это довольно пустое занятие, потому что языки очень близкие, кому надо, и так разберет. Но это, конечно, не так».
Некоторые переводчики украинских авторов спрашивают у авторов, есть ли у них стихи, посвященные войне, рассказывает Богдан Горобчук: «Видимо, есть запрос на актуальные темы. Раньше требовались стихи о революции, о Майдане. Однако я не уверен, что поэты, которые не были на войне, не ощутили на себе ее тяготы, имеют моральное право высказываться по этому поводу».
Он прочел стихотворение «Другая война», которое называет отчасти ответом на такой запрос. Оно описывает сельскую дорогу под Киевом. Вот фрагмент перевода Дмитрия Кузьмина:
«Это не дорога, а какое-то поле боя.
Берегись сверчков-пулеметчиков,
затаившихся справа и слева в высоком лесу травы.
Осторожно обходи труп собаки, заминированный мухами.
Уклоняйся от полосатых беспилотников,
У которых бумажное гнездо на старой груше.
Ты не замечал до сих пор этой войны,
Такой шумной, Такой бескровной…»
Элла Евтушенко признается, что, познакомившись с переводами своих стихов в исполнении Кузьмина, поняла, что уже не настолько виртуозно владеет русским, чтобы делать самостоятельно, хотя несколько авторских переводов у нее есть. И это даже несмотря на наличие навыка: она переводчик с французского и английского на украинский. «Я выросла в русскоговорящей семье, — рассказывает Элла, — но дома люди не общаются друг с другом высоким штилем, лексика используется совершенно другая». А на украинский она перешла в 14-летнем возрасте и на этом языке пишет. Кроме того,
большинство друзей у супругов украинскоговорящие, поэтому общаться с коллегами и сверстниками по-русски им уже трудно.
Богдан Горобчук вырос в Житомире, его родители говорят на суржике. «Это североукраинский диалект, который намного ближе к украинскому литературному, чем к русскому и белорусскому, влияние которых он испытал, — рассказывает Богдан, — поэтому для меня украинский язык, как и для Эллы, «вычитанный». Это язык, который я выучил в школе, читая литературу, впрочем, как и русский.
Я общался на какой-то смеси примерно класса до третьего или немного дольше, но затем русский и украинский языки для меня разошлись, потому что я очень много читал и на том, и на другом».
Дмитрий Кузьмин отмечает, что для младших литературных поколений украинский очень часто — язык выбора. В течение 10-15 лет существовал тренд: украинский язык выбирали все, кто мог. Причин тому переводчик находит несколько: «Есть среди них политические, кроме того, с украинской публикой веселее. Как-то раз один украинский поэт мне сказал совершенно откровенно:
когда я подумал, каким по счету я буду, если пойду в литературу на русском,
сколько на нем всего написано, мне стало грустно».
Богдан Горобчук объясняет механизм:
«Я изначально выбрал украинский как язык, на котором я создаю поэзию, из чувства внутреннего сопротивления. Житомир — город провинциальный. Мне захотелось отгородиться украинским даже не от русского, а от суржика, от этой провинциальности.
У нас была и достаточно сильная русская поэтическая школа в Житомире, но авторы, которые вокруг нее сгруппировались, считались среди нас ретроградами. Украинский язык был для нас в Житомире с одной стороны средством выражения оппозиционности, даже некоторого эпатажа. Когда я переехал в Киев, вошел в литературные круги, я понял, что это мейнстрим, и мы оказались его частью. Тем не менее, на Украине нет резкого неприятия местной русской литературы. Хотя, надо признаться, есть люди и силы, которые хотят обострить ситуацию. Они используют любую зацепку, чтобы извлечь политические дивиденды. У нас есть блестящий поэт и культуртрегер Александр Кабанов. Он издает двуязычный журнал «Шо», в котором печатаются тексты на украинском и на русском, в том числе и российских авторов. Почему-то в определенных кругах сочли, что он пропагандирует Русский мир, что абсолютно не соответствует действительности».
Кузьмин: «Младшее русское поколение, которое вышло сейчас на авансцену, интересно тем, что оно пытается противостоять этому раскладу. Действительно, русское письмо на Украине в целом было более консервативно, даже в выдающихся проявлениях, какое представляет собой, к примеру, Борис Херсонский. Эти молодые люди, в основном, двуязычные, и они испытывают влияние современных украинских поэтов, осознано перенося в русскую традицию их манеру, осознавая свой местный контекст».
