Здесь можно было увидеть цвет латвийского балета 1960-80-х годов: Игорь Морозов, Людмила и Валерий Викановы, Алдис Апсе, Аусма Драгоне, Зане Лиелдиджа, Александр Колбин, Владимир Пономарев, Андрис Витиньш, Марк Гурман (тот самый, что был хореографом-постановщиком шоу в годы расцвета юрмальского «Юрас перле»), знаменитая прима латвийского балета Лариса Туисова.
1950-е. Будущие классики мирового балета – юные Александр Годунов, Владимир Гелван и Михаил Барышников – в рижской постановке «Щелкунчика».
Если бы был сейчас на родине Михаил Барышников, наверняка он тоже присутствовал в этой дружеской компании — благо, те же Морозов, Виканов и Витиньш были его одноклассниками, и именно у «Анжи» (Витиньш) будущая мега-стар мирового балета жил дома после того, как трагически ушла из жизни его мама, до своего отъезда в Ленинград. Сам Гелван был на пару классов старше, но отлично помнит Михаила по РХУ и совместным выступлениям на сцене Латвийского театра оперы и балета (в частности, в конце 1950-х танцевал с ним в «Щелкунчике»).
Из интервью 2011 года
— Нуриев — это целый пласт моей судьбы. Мы с ним были действительно очень хорошими коллегами. Постоянно пересекались. Начиная с того же American Ballet Theatre. Я пришел туда, когда Нуриев ставил «Раймонду». Он меня спросил с интересом: «А что вы тут делаете?» Я ответил: «Пришел посмотреть на балетную компанию». Нуриев: «По-моему, это балетная компания должна посмотреть на вас». И он меня взял в свою постановку сразу. Я танцевал в «Раймонде» Абдерахмана, а потом Жана де Бриенна.
Можно сказать, что я прошел с Нуриевым до самого конца — множество гастрольных поездок, спектаклей. Могу говорить о нем только с большим уважением. Это был действительно выдающийся артист и большой ценитель музыки. В последние годы, когда он уже не мог танцевать в полную силу, дирижировал. Я его провожал, когда уже после перестройки он ездил в Россию, чтобы дирижировать в Казани. Считаю, что мне действительно повезло в жизни, раз она мне подарила знакомство с таким великим мастером. И с неподдельной гордостью могу сказать, что в своей книге Нуриев упомянул меня. Написал, что в роли Мышкина я был едва ли не лучше него.
В последний раз я его видел в Германии. Зашел к нему в гримерку и увидел, какими у него стали худыми ноги... Уже было видно, что он сильно болен. Потом он уехал на свой остров в Италии, потом получил орден на сцене Парижской Гранд-опера, а в январе 1993-го, увы, ушел из жизни.
— Владимир, пять лет назад вы после 36 лет разлуки с родиной отметили в Риге свое 65-летие… А сейчас какими судьбами?
— Мы с супругой Ларисой сейчас отдыхаем на Гауе, где у нас небольшое «имение». На самом деле — шесть соток, где хозяйничают мои дочери. И мы каждый год приезжаем к ним в гости и постоянно что-то тут здесь строим, пристраиваем, что-то разрушаем.
— Педагог РХУ Людмила Петровна Виканова мне рассказала, что такие встречи у вас в последние годы уже стали традицией…
— Да. И по традиции пригласили на днях всех своих давних коллег, подняли, кого могли, с насиженных мест, почти все собрались. «Ничего с собой не привозите, кроме хорошего настроения», — говорил я с супругой всем. Все приехали, сели, начали считать, сколько лет у нас уже так встречаемся — получилось более пяти лет, даже шесть или семь лет. Отлично посидели, вспомнили былое и даже делились планами — надеюсь, у нас еще какое- то время впереди все-таки есть. Не сплетничали, не вспоминали плохое — все это мы уже прошли, и возвращаться не стоит.
Гелван с великим Рудольфом Нуриевым – 29 февраля 1992-го в Staatsoper Berlin
— В Латвийской опере сейчас «Месяц балета», перед официальным открытием сезона хореографическая труппа дает спектакли… Заглянули в театр, в котором начинали свою карьеру?
— В театр сейчас не заходил, не получилось. В начале августа как раз был Миша Барышников в Риге, давал в Опере спектакли, но — билеты мне оказались не по карману!
— Цены действительно очень высокие — в ФРГ на того же Барышникова кстати, дешевле… Он будет в Леверкюзене (между Кельном и Дюссельдорфом) со спектаклем Херманиса «Бродский/Барышников» 1-4 марта будущего года, билеты от 26 до 36 евро...
Из интервью 2011 года
— Из Советского Союза я уехал следующим образом. Многое связано с моей сестрой, скрипачкой Зоей, а также моим двоюродным братом. Были родственники в Америке, и хотели соединиться с ними. А выехать из Советского Союза просто так — это же было просто невозможно. Даже по творческим вопросам, чтобы поработать там, — самостоятельно это делать никто не мог. За тебя решали все советские организации. Сперва профсоюз. Потом — отдел кадров. После этого — Министерство культуры. И наконец, Совет министров, а уж после них не знаю кто. У тебя при этом никакой самостоятельности. А я артист, который танцует и который хочет при этом иметь свободу.
Тюрьма — понятие широкое. Это может быть клетка, в которой только нары. Это может быть целое заведение, которое называли тогда «лагерь». А еще тюрьмой может быть город, республика и целая страна. Не сравниваю себя с великим Федором Шаляпиным, но почему он все-таки уехал из Советской России? При том что как раз для Советской России он успел очень многое сделать... У него не было свободы передвижения. А я просто артист. И считал (и считаю до сих пор), что имею право решать сам за себя.
А ведь тогда, кроме всего прочего, мне сразу дали понять, что я «невыездной»... И вот с этого момента я знал, что не смогу выехать не только за рубеж, но даже в Москву на какой-нибудь фестиваль. Только Латвия. А та же зарубежная публика для артиста балета все-таки очень важна. Без ложной скромности скажу, что меня все-таки считали в лучшей десятке или даже пятерке. Во всяком случае, когда был знаменитый московский конкурс балета, меня туда выбрали в числе лучших парней-танцовщиков. Среди них был и Михаил Барышников, и Михаил Лавровский. Кроме того, меня интересовал западный репертуар. Одно дело все время танцевать классические постановки в балете. Другое дело, великий Джордж Баланчин — можно было только мечтать, чтобы танцевать его хореографию.
Не жалею нисколько, что уехал. Я никогда бы не получил в Советской Латвии того, что получил на Западе. Во-первых, перетанцевал с лучшими балеринами моего и старшего поколения. Достаточно упомянуть Наталию Макарову, с которой танцевал «Лебединое озеро». Выступал на лучших сценах Канады и Америки, в Японии, уж не говоря о Норвегии, Франции, Италии и т.д. Мог самостоятельно принимать предложения. Вот, например, American Ballet Theatre — одна из ведущих балетных компаний мира. К моменту моего отъезда на Запад там, кстати, уже работал Барышников. Потом он даже стал руководителем American Ballet Theatre. Уже после меня туда поехал и Александр Годунов. Я туда пришел и предложил свой талант...
— В любом случае, очень рад, что я снова на своей исторической родине, где родился — мой первый дом находился на маленькой улочке Дайнас, это рядышком с Кришьяна Барона, позднее там рядом построили огромное здание Дворца спорта. Следующим моим рижским адресом была улица Лачплеша, недалеко от Авоту. А последним адресом в Риге была улица Янки Купалы (ныне Виландес — Прим. Rus.lsm.lv).
— Вы, столько лет проживший на Западе, как сейчас оцениваете родную Латвию, которая как раз только что отметила 25-летие со дня восстановления независимости де-факто?
— Рад, что страна живет и развивается, как-то старается решать свои проблемки. Одно меня как-то смущает — это то, что мало людей в городе. Но может, это просто лето, все разъехались по дачам и курортам? Хотя в Старой Риге, конечно же, народу много — преимущественно туристы.
Ну, еще всю улицу Бривибас из-за ремонта дороги перекопали, так что мы в город выезжаем редко, чтобы не стоять в пробках, но если надо — на электричке. Хотя недавно был случай, поехали мы на машине через Царникаву, и там вдруг было столько народа! Казалось, со всего света съехались люди — это, оказывается, был праздник миноги.
Но в Берлине, кстати, мы уже периодически слышим латышскую речь. Многие приезжают из молодежи сюда учиться — кто-то получает знания и потом возвращается домой, но, как я знаю, многие и остаются и потом исчезают, кто куда. Хотя большинство из латвийцев, я слышал, оседает в северных странах — в частности, в Северной Ирландии.
А еще, кстати, вспоминаю случай, когда я был на Мадейре, так и там вдруг с изумлением услышал латышскую речь. Мне это напомнило мне давнишнее удивление, когда в советские годы с Большим театром вылетали на гастроли за рубеж и вдруг в метро я услышал латышскую речь — это было большое впечатление для меня, молодого.
— У вас по-прежнему своя балетная школа в Берлине?
— Да, именно поэтому я в Латвии только до 5 сентября, а потом уже буду вновь в столице Германии, надо все-таки открывать понемногу новый учебный год. Надеюсь, все будет хорошо, и мы вновь встретимся через год.