О выступлениях с Kremerata Baltica
Kremerata Baltica — один из самых видных и самых важных оркестров в мире, и то, что я являюсь его резидентом, для меня очень много значит. Я считаю себя частью этой семьи, которой очень много лет. Через два года Kremerata отпразднует 25-летнюю годовщину. Этот оркестр объехал весь мир несколько раз, играл с самыми лучшими и известными музыкантами. Опыт, который они могут передать мне, как солисту, бесценен.
Естественно, в первую очередь я благодарен Гидону [Кремеру] и своей удаче, что знаком с таким человеком и музыкантом с большой буквы. Мы единомышленники, он мой учитель.
За три года мы много где играли. За это время благодаря Гидону я открыл для себя музыку Мечислава Вайнберга, которая по сей день производит на меня очень большое впечатление, и вообще смог по-новому посмотреть на нашу индустрию — как бы из самой ее сердцевины, взглянуть на нее через призму опыта человека, который все пережил, все понимает и знает, но продолжает свой поиск артиста. И это самое ценное, самое поучительное, на что я пытаюсь настраивать свои антенны на протяжении этих трех лет. И слушать, делиться своими творческими изысканиями, что-то брать — не только от Гидона, но и от оркестра, потому что это необычайно талантливые люди в разных сферах жизни, не только в музыке.
Об особенностях Kremerata Baltica
Играть любой концерт без дирижера — это всегда вызов. Не могу сказать, что мне какой-то вариант нравится больше — наличие или отсутствие дирижера, но, понимаете, Kremerata — это не оркестр в привычном понимании слова. Это ансамбль солистов. Там каждый музыкант обладает очень большой самостоятельной ценностью. Там люди друг друга слушают, реагируют на мои вибрации [в случае в фортепианным концертом Бетховена], на какие-то импульсы, которые диктует атмосфера концертного дня.
Поэтому мне всегда очень интересно играть с ними. Это просто захватывающе, потому что ты никогда не знаешь, что тебя ожидает. Даже в такой музыке, как Бетховен, где изначально априори должна присутствовать очень сильная четкая концепция (ты же не импровизировать выходишь, там должна быть очень точная продуманная драматургия). Эта непредсказуемость и создает ту вечную красоту, к которой мы стремимся.
Во всяком случае в работе мы очень хотели сохранить некую спонтанность. Несмотря на то, что этот концерт сверхпопулярен, его играли миллион раз, но все равно, даже играя его на репетициях изо дня в день, каждый раз открываешь в нем что-то новое, как бы банально это ни звучало. Это такой совместный поиск.
Какого цвета Бетховен
Для меня Бетховен — революционный композитор. Необычайно сильный. Человек, который мог выступать против того, что происходит с человечеством, и даже того, что человеку предлагает Бог, и стать такой очень мужественной протестной силой. Я сам по своей природе, как мне кажется, нон-конформист, и дух протеста, которым пронизана музыка Бетховена, мне очень «по шерсти».
Этот концерт необычен тем, что с одной стороны, он необычайно лиричен, в нем есть даже какие-то фрагменты импрессионизма, но при этом характерная для Бетховена вулканическая энергия там тоже есть. Я обожаю этот 4-й фортепианный концерт Бетховена, я знаю, что Гидон его тоже любит. Я его играл очень давно, еще в школьное время — это один из первых концертов, который я сыграл на сцене с оркестром, поэтому у меня с ним давние отношения.
Для меня любое выступление — это что-то нематериальное, это похоже на медитацию, потому что мы, музыканты, управляем временем, это наше основное средство. И если удается время остановить, расщепить, развернуть, окрасить — это чувствуется, и многие называют это медитацией. Для меня вхождение в некий транс, особенно в музыке Бетховена, очень важно.
У меня «цветовой слух», и в музыке Бетховена я часто слышу имперский золотой, бордово-красный, багровый тон. Не везде, потому что Бетховен очень разный. С 4-м фортепианным концертом все сложнее: это очень воздушный концерт, где практически нет земли. Там все дышит с самого начала и до конца, как в Пасторальной симфонии того же Бетховена или каких-то поздних его квартетах. Какого цвета воздух? Белый? Голубой? У кого-то будет красный — у каждого человека своя палитра.
О ценности живых концертов
Сейчас очень непредсказуемое время. У нас с Гидоном запланированы другие концерты, в основном не здесь. Я очень надеюсь, что ситуация не ухудшится, и мы [государства и общества] найдем какой-то наиболее гуманный для всех выход, уже имея за спиной шесть месяцев пандемии. Я надеюсь, что концертная жизнь возобновится — постепенно, но возобновится.
Это время дало возможность понять, насколько важен для меня момент сопричастности во время живых выступлений. Человек ведь может слушать концерты, даже живые выступления, но это абсолютно не то. Концерты — они живые. Это как литургия, когда человек слышит текст, который он уже знает, который он уже много раз перечитывал сам, но все равно почему-то идет в церковь, потому что ему нужно в этот момент присутствовать, потому что он там с чем-то общается. Здесь то же самое. Время коронавируса, мне кажется, показало, насколько это важно, насколько живые концерты являются неотделимой частью человеческой эволюции. Я очень надеюсь, что ситуация изменится, и мы сможем играть полноценные концерты — где хотим и безо всяких ограничений.
