Думается, знай он, что я напишу о нем когда-то некролог, он бы усмехнулся, встал, торжественно прошел к бару «Божьего уха», вернулся и непременно выпил бы стопку водку. В этом деле он был тоже потрясающий профессионал!
Наверное, потому что Рига — город маленький… Или еще что-то? Но судьба свела меня с Селецкисом лет 15 назад, и достаточно в уникальной ситуации.
Было (теперь уже было) в самом центре Риги знаменитое кафе «Божье ухо». Находилось прямо под боком Христорождественского собора, потому так и назвали. А летом была и терраса, на которой постоянно чирикали воробьи, летали голуби в поисках крошек от булочек. И заходили туда люди — разные. Во-первых, место центральное, удобное. Во-вторых, весьма доступное по ценам.
Не познакомиться на этом пятачке с седовласым джентльменом было невозможно. Тем паче, что у нас оказалось много общих знакомых. Иногда Андрис просто забегал, заказывал непременную рюмку, выпивал и куда-то убегал. Иногда засиживался.
Только потом я узнал, что, собственно, это тот самый Селецкис, оператор знаменитейшего документального фильма «Высший суд», за который он с коллегами получил Государственную премию Латвийской ССР. Мне кажется, однажды, когда Андрис был крепко выпивши, он пробормотал: «Да будет проклята она…» История весьма кинематографичная, достойна отдельного фильма, но это как раз жизнь и есть.
Равно как и главный фильм Андриса — о том, как убийца двух людей Валерий Долгов, приговоренный к смерти, отсидевший 20 месяцев камере смертника и после двух апелляций в конце концов расстрелянный. Тогда, в 1985-87-м, к таким людям священников-духовников не приставляли. И роль принимавших исповедь приняли на себя режиссер Герц Франк, оператор Андрис Селецкис, фотохудожник Вильгельм Михайловский… И случилась вещь, которую трудно описать словами.
Потому что чужая душа, как известно, потемки и у каждого свой скелет в шкафу.
Но в какой-то момент создателями фильма овладел то ли «стокгольмский синдром», то ли еще что-то… Во всяком случае, сам Франк в фильме говорит о герое ленты: «После этого мы стали нерасторжимы».
«Понимаешь, я поседел тогда за одну ночь, когда узнал, что его все же расстреляли, смотри, вот они, мои волосы!, — с истинной болью Андрис рассказывал мне в «Божьем ухе». —
Мы верили, верили, что не будет расстрела!»
Еще одна рюмка водки, и Андрис уходил в состояние, которое трудно описать (не в смысле алкоголя — в смысле психологии). Он бывал иногда не в себе и глаза его бывали странные — нет, не сумасшедшие, но что-то вроде того. И это можно понять — вот напротив Рижский окружной суд, где снимали фильм, с другой стороны — жестокий Верховный суд, отвергший прошения о помиловании, а вот тут — «Божье ухо». Здесь у каждого уже свой высший суд. Оттуда — через парк домой, на Антонияс.
Андрис откровенно страдал и спустя 30 лет после той истории. И, насколько я помню с его слов,
он все же был судьей — то ли народным, то ли присяжным заседателем. Оправдывал.
Иногда заскакивал в «Божье ухо», но употреблял только одну рюмку. «Больше сегодня не имею права, бегу на репетицию хора в Дом латышского общества», — чинно говорил он.
Однажды забежал в «Божье ухо» в отличном настроении — весна, солнце. Редкий случай: весьма оптимистично настроенный. «Можно вас сфотографировать?» «Ну, валяй папарацци!» Это было 16 мая 2011 года.
Два года назад терраса закрылась (территория теперь официально церковная, а значит — божественная). И Андрис пропал…
«Он жив?», — спросил я полгода назад его старшего брата, именитого кинорежиссера Ивара Селецкиса. «Да», — ответил брат.
В общем, как ни банально звучит, но Андрис Селецкис был живым человеком —до самого конца.
За кадром этого «кино» остались титры. Вот они.
Родился 6 ноября 1947 года.
В 1974 году окончил операторский факультет ВГИКа,
с 1966 — ассистент оператора,
в 1970-1992 оператор Рижской киностудии,
оператор фильмов «В тени меча»,
«Паруса»,
«Семейный альбом»,
«Десять минут с Виктором Тихоновым. Послесловие»,
«Лето было только день»,
«Высший суд»,
«Все нормально»,
«Маленькие страсти».
Умер 20 февраля 2016 года.