— О чем вам сейчас самой хочется говорить, что в данный момент цепляет?
— Жизнь моя особо сейчас не поменялась, я всегда была таким наблюдателем, созерцателем по жизни. Но репетиции, конечно, проходят странно, как и у всех: иногда в Интернете, иногда встречаемся на индивидуальных занятиях. У нас очень большой зал, он позволяет соблюдать все правила — между мной и танцовщиком расстояние значительно больше двух метров. Встречаемся с Олегом (глава Даугавпилсского театра Олег Шапошников — Л. В.), обсуждаем разные вопросы. Никакого давления, мешающего работе, я не чувствую.
Ужасно, что умирают люди, что многие теряют материальную опору. Это всё очень страшно. Но для себя я в этой паузе плюсы нашла. Мы все хотим куда-то бежать и остановиться очень трудно, особенно, если время заточено на успех: только первое место и не ниже. Знаете, как сейчас начинается мое утро? Я такая конченая венецианка, я подписана на канал I love you Venice на YouTube, там транслируют изображения, идущие со многих камер, звучит барочная музыка, которую играют венецианские музыканты, и я наблюдаю это чудо — мою любимую Венецию — совершенно пустой. С этим городом может сравниться только город, построенный в воздухе, — такая мысль есть у Бродского, он тоже Венецию обожал.
Когда объявили ЧС, я на несколько дней уехала домой в Ригу. Там я тоже смотрела на пустую Венецию — утром и вечером, а потом подумала — пустой Риги я тоже никогда не видела. Замоталась платком и пошла в Старый город. Этот такая прелесть — слышать, как ветер движет колокола, как поют птички. Я долго гуляла по Старому городу и перешла с ним на «ты». Только я и он. За часовую прогулку я встретила, кажется, всего двух человек.
— Вы сейчас сказали: «Уехала домой в Ригу». При этом вы в Даугавпилсе с 2013 года. Он стал хоть чуть-чуть родным?
— Стал! Я здесь живу у реки на девятом этаже. С одной стороны я вижу весь город, со второй — река, далеко-далеко. Я бегаю по своей любимой набережной. Недавно вот сидела, слушала через телефон, как актеры читают стихи Бродского, и любовалась потрясающим закатом, провожала солнышко. У меня нет ощущения, что я в Даугавпилсе посторонний человек. Я и в Риге дома, и в Даугавпилсе дома, и одинаково скучаю по обоим городам. Это не сразу произошло, первые полтора-два года я стремилась в каждый перерывчик бежать в Ригу, сейчас — нет. Здесь очень спокойно и в ЧС. В Риге — нет, там много народа, подвергнутого общему психозу, и обстановка там более агрессивная.
— У вас есть проекты в других городах и странах? Или вы полностью сосредоточены на Даугавпилсском театре?
— К сожалению, из-за коронавируса перенесли премьеру моего спектакля «Прометей» в Минском музыкальном театре. Это был такой заказ, сейчас он подвис на неопределенный срок. Бывают проекты и в Риге, например, фестиваль «Юрас перле», но главный приоритет — Даугавпилсский театр. Если я на что-то другое соглашаюсь, то опираюсь на расписание и планы здесь в первую очередь, долго советуюсь с Олегом. Даугавпилсский театр я не предам (смеется) никогда.
— Какой своей работой в Даугавпилсском театре вы особенно довольны?
— Трудно ответить… Смотрю на спектакль «Казанова. Генриетта. Венеция» — он очень дорог, он первый наш ребенок, когда сложилась танцевальная труппа Даугавпилсского театра, такой коллектив в коллективе. «Близость» — переломный спектакль в плане моего понимания, куда дальше идти. Вот должны были «Близость» в Минск везти, в Беларуси, оказывается, есть поклонники этого спектакля в других городах, они собирались приехать в Минск (по оценкам зрителей спектакль «Близость» был признан лучшим спектаклем Международного молодежного театрального форума M.art.kontakt-2018 в Могилеве — Л. В.). Наверное, любимым спектаклем станет новый, который еще не создан. Хотя, может быть, и «Близость»: мы так много с ребятами прожили, работая над ней, это наша общая коллективная близость. Мы и дерево посадили в честь этого спектакля, оно растет понемножку.
— Будет ли спектакль о Леонардо да Винчи? Ведь есть такой замысел у вас…
— Сейчас сложно ответить. Тут многое с финансами связано. Нельзя сказать, что мы четко его планировали в этот сезон, но разговоры такие были.
— Вот интересный выбор — Казанова и Леонардо да Винчи. Непридуманные герои, исторические личности. Почему именно они вас заинтересовали?
— Наверное, они отвечают какой-то моей внутренней эстетике. Я же уже сказала — я конченая итальянка. Европейский пласт культуры очень серьезно связан с Италией. Моя преподавательница йоги Дипика в связи с нынешней ситуацией говорит, что это мир так с нами разговаривает, таким языком, а итальянцы — очень творческие люди, особо восприимчивые, особо чувствительные, может быть, поэтому так и тряхануло Италию. Не знаю, как к ее словам относиться. Я именно в Венеции особо остро ощущаю итальянскую культуру, испытываю там вдохновение. Раз в год я обязательно еду туда на три дня, у меня там маленький венецианский дом — отель, где я всегда останавливаюсь, где со всеми познакомилась. Есть друзья-венецианцы.
— Вы говорит по-итальянски?
— Si. Так вот — про Леонардо. Проект пока подвис, но, я думаю, это было бы интересно сделать и с точки зрения эстетики, и музыки, и истории. Это мог бы быть спектакль про человеческое тело и его отражение в скульптуре, может быть. Но пока во всех театрах идет большой спектакль под названием «Большой вопрос».
— Созданная вами танцевальная труппа — это семья?
— Семья. Она живет, взрослеет, у девочек уже дети есть. Всё время приходит молодая кровь, мы вот берем мальчика, он в этом году заканчивает школу. Но вообще, если танцоры с головой, если они развиваются, а мои, слава Богу, такие, то совершенно неважно, сколько кому лет. Во-первых, они все прекрасно выглядят; во-вторых, я всегда мечтала и продолжаю мечтать о возрастных танцовщиках. Посмотрите на Пину Бауш. Нет никакого предела — можно танцевать и в 50, и в 60, если аккуратно относиться к своему телу, быть всегда в тонусе. Понятно, что 125 фуэте не скрутишь, а надо ли это?
Мы с Олегом отходим от определения «балетная труппа», мне это название режет ухо, мы пластическая труппа. Когда мы были на фестивале в Петербурге, то как-то по-особенному зацепили руководство Театра на Васильевском нашей «Близостью». И директор театра, друг Бродского, который много чего видел, сказал: «Очень здорово, что это не профессиональные балетные танцовщики. Наверное, профессиональные сделали бы техничнее и круче, но так не цепляло бы».
Мы с ребятами делаем разные практики, не только танцевальные, и я вижу, как они становятся всё интереснее и интереснее, они знают, как наполняться изнутри. И вопрос о возрасте вообще не стоит.
— Можно вас спросить о вашей жизненной философии?
— Заниматься театром — это уже жизненная философия. В моей жизни всегда главным был человек. Я человек и мне интересно наблюдать за другими людьми. Я наблюдатель: всегда интересно понять, почему так происходит, связать с чем-то. Наверное, по жизни я исследователь, люблю пробовать всё новое.
Смысл жизни — в самой жизни. И прожить надо не придуманную какую-то жизнь, а свою. Все стремятся быть какими-то особенными, странными, это так популярно сейчас. Странность становится нормой, а норма становится чудом. Хотеть быть необычным на самом деле — очень обычное желание, 99 процентов людей хотят быть необычными. Быть же обычным, быть собою — это очень круто, хотя звучит банально, я это сейчас понимаю в своем возрасте и с учетом своего духовного опыта. Я стараюсь ничего не придумывать, ни во что не играть; может быть, уходит какая-то острота, но ты начинаешь быстрее многое понимать.
— Какой у вас контакт с Богом?
— Меня крестили в православную веру, но я не могу сказать, что привязана только к православию. С Богом я разговариваю, у меня с ним ого-го какие разговоры, и претензии бывают, потому что с Богом надо на ты. Я, как и всякий человек, иногда ропщу, потом понимаю: зря роптала, Бог меня от чего-то уберегал. Я занимаюсь йогой, но в какой-то момент поняла, что я всё-таки христианка. Я перестала читать мантры, но я их слушаю; читаю же православные молитвы, в них я больше понимаю слова, для меня это важно.
— Когда мы с вами пару лет назад разговаривали, вы сказали, что хотите поменять фамилию, стать Богерук, то есть запустить Бога таким образом в себя…
— Богерук — моя девичья фамилия, фамилия моего папы. Он очень расстроился, когда я стала Савельевой. Всё откладывала, а сейчас собрала все документы, и в июле-августе отдам их на рассмотрение. Даугавпилсский фотограф Петр Евсеев, когда меня снимал, спросил, что я люблю. И нарисовал, солнце, дождь, острова, мужчину… И поскольку я Богерук, то он привязал к моим пальцам такие нитки, и я оживляла бабочек на фотографии, так фотограф отобразил мою фамилию. Такая вот Божья рука.
— На снимке вы повелительница бабочек. Давайте теперь пробежимся по опроснику Марселя Пруста. Ваша самая характерная черта.
— Любовь к созерцанию.
— Ваше любимое занятие.
— Созерцание во всех смыслах.
— Ваша мечта о счастье.
— (Cмеется) Сидеть и созерцать Венецию. Счастье — это много-много маленьких таких счастий. Я вот недавно была абсолютно счастлива, когда смотрела на закат, и в моих ушах был Бродский. В Венеции я всегда счастлива, и мечта — в ближайшем будущем вернуться в Венецию.
— В какой стране вам хотелось бы жить?
— Ничего выдумывать не буду, точно знаю — это Италия. Там мне всё внутренне созвучно: музыка, язык. Вы говорите, что итальянцы очень шумные? Нет, шумные испанцы, а итальянцы очень хорошо чувствуют, когда надо заткнуться. На самом деле они достаточно закрытые люди.
— Любимый герой в истории.
— Петр Первый точно. Он принес свет, Европу в Россию. Мне очень близок Бродский не только как поэт, но и как личность. Я с возрастом научилась считывать тело. Я смотрела много интервью с Бродским и понимаю какие-то невербальные штуки — кто он на самом деле. Еще вот такая штука есть — включаешь политика, слушаешь его несколько минут, а потом выключаешь звук. Смотришь и понимаешь, кто врет, кто — нет. Путина считать абсолютно невозможно, с ним хорошо поработали, например, Аллан Пиз.
— А наших политиков считать можно?
— Мне всё понятно про наших президентов, но я продолжаю жить в Латвии. Про них много интересного рассказал Аллан Пиз, когда приезжал в Ригу.
— Исторический персонаж, которого вы презираете.
— Гитлер. Но он не простой человек, простой человек мир не завоюет. Мне сложно об этом говорить, у меня дедушки воевали…
— И последний вопрос. Ваше состояние духа в настоящий момент.
— Я перестала жить большими планами, живу одним днем. Мое состояние духа очень ровное, а если оно неровное, то я знаю, как его выровнять.
