Анце Грицмане. Полеты под музыку Шагала. Выставка и разговор в Риге

На международной научно-художественной конференции RIXC Open fields она выступала с лекцией о синестезии — «звуковом зрении» и феномене «единства чувств». Позже стала студенткой Университета имени П.Страдиня, чтобы заниматься терапией с помощью изобразительного искусства. И вот теперь приглашает в Музей Рижского гетто и Холокоста на выставку «Музыка в красках Марка Шагала».

В мультимедийной экспозиции А.Грицмане представлено около десятка фоторепродукций картин, написанных во время и после посещения шагаловских мест в Витебске, три оригинальных полотна, а под звуки И.С.Баха, А.Пярта и синагогальных песнопений на двух экранах движутся, пульсируют изображения. В видеоинсталляциях краски оживают под музыку, но сказать, что на полотнах художницы они этого не делают, мы не беремся: ее линии отбивают ритмы, цвета перетекают из такта в такт, проступают один из-под другого, скрывают и обнажают нотные знаки, а рельефные мазки отбрасывают тени.

— В Витебске я поняла: в основе всего, что делал этот художник, лежала Тора. В ней заключалось главное — то, на чем держались его принципы, его жизнь. И я решила изобразить десять заповедей на иврите. Получился диптих с особой фактурой — ощущение такое, будто текст выбит на камне. Диптих остался в Витебске, и теперь я могу говорить, что мои работы находятся в коллекции Музея Марка Шагала! Именно там я поняла, что обязательно продолжу тему еврейской музыки. В Витебске я собрала об этом все, что могла, — таких книг здесь нет! — скопировала ноты и привезла домой.

— Эти они теперь проглядывают сквозь краску — вырезанные и встроенные в работу?

— Да.

— Нотные записи, проложенные между холстом и краской, играют роль подлинника, канонического текста: мол, ничто не перерисовано, не искажено. Что еще, помимо музыкальности, вы увидели у Шагала? Импровизационность, не до конца остановленное мгновение, которое продолжает длиться?

— Легкость линий, страстность и в то же время чистоту. Шагал направил меня к цвету, к краскам — он очень цветной. И дал мне силы верить в то, что я делаю, быть свободной. Мне нравится заниматься абстрактным искусством — оно обеспечивает возможностью не навязывать свои идеи. Нужно, чтобы с посетителем говорили краски, формы, композиция, фактура. В Витебске на меня смотрели как на чудо. Потому что я работала совсем не так, как там принято, — я позволяла себе экспериментировать.

— В каком-то смысле Шагал еще и отправил вас в полет.

— Мы были в маленьком домике, где жил Шагал и где сейчас выставлены его эскизы. Там он, маленький мальчик, рисовал, как его братья и сестры кувыркаются на кровати — ноги вверх. По сути, это отразило его отношение к жизни. Там я смогла пережить полеты его персонажей. И поняла, как на него повлияло религиозное воспитание. Он слышал молитвы, они в нем звучали. Мне кажется, еврейский народ смог пройти через все, что ему довелось пережить, именно потому, что сохранил внутреннюю способность молиться. Поездка в Витебск показала мне, насколько многослойна жизнь художника: он чувствует не только то, что с ним происходит сейчас, но и то, что случилось с его предками, с его народом. Я стала искать, какая музыка, помимо синагогальных песнопений вдохновляла Марка Шагала, и пришла к Моцарту, Стравинскому. У Баха очень конструктивная музыка, в ней есть своя символика, и Шагалу эта символика не могла не нравиться. Потому что он сам был символистом.

— А какими символами пользуетесь вы?

— Цвет — это символ. Я использую золото: оно обозначает блаженство, рай, что-то такое, что имеет неоспоримую ценность. Использую ноты, использую квадраты, которые в разных культурах означают разное.

— И пастозные мазки, объемную фактуру.

— Да, фактура тоже символична. В данном случае она отсылает к десяти заповедям, высеченным на каменных скрижалях.

— Шероховатые, неровные поверхности ваших картин дают ощущение не столько твердого, вечного, сколько вечно живого материала, который дышит, таит в себе глубинные слои и смыслы.

— Вообще-то фактура меня интересует давно. Человек работает пальцами, на кончиках каждого пальца есть рецепторы, которые отвечают за работу определенного органа, так что, по всей видимости, это имеет еще и терапевтический эффект.

— В разгар пандемии ваши занятия стали посещать люди, которые не могли придумать, чем бы заняться, решили заняться искусством — и у них получалось. Художник спит в каждом?

— Конечно. Просто обычно у людей не бывает времени почувствовать, что они художники. Иногда я предлагаю поработать с закрытыми глазами. Обычно первый импульс мы получаем благодаря зрению, а когда закрываем глаза, активизируются другие органы чувств.

— И человек ощущает холст, краску, запахи, ему помогают звуки. Говорят, художники видят музыку в красках.

— Совсем младенцы, от месяца до трех, действительно видят звуки, поскольку у них нейроны, отвечающие за восприятие зрительных и звуковых сигналов, расположены очень близко друг к другу. Когда человек растет, точки приема различных сигналов удаляются друг от друга, и связь между ними обрывается. Но есть люди, у которых эти мосты остаются неразрушенными. Есть художники-синестеты — Василий Кандинский, Александр Скрябин, Пауль Клее, Дэвид Хокни, — которые действительно видели и видят звуки. Скрябин даже соорудил музыкальный инструмент с подсоединенными к клавишам лампочками разных цветов. Я выслала одной американской скрипачке, композитору и синестету произведение латвийского автора и попросила изобразить, что она увидела в первые четыре секунды прослушивания. Она нарисовала для меня в фотошопе шарики, выкрасила, и это стало эскизом для одной моей картины. На выставке она представлена в фотокопии — оригинал разместить было просто негде! — и называется «Р. Тигуле. Лаекурии».

— Почему вас так заинтересовал вопрос синестезии?

— Мне всегда нравился Василий Кандинский, а у него даже названия работ музыкальные: «Аллегретто», «Соната». Я поступила в университет Страдыня, нужно было писать реферат о нейронах, а это как раз соединенные в нервные сети клетки, предназначенные для приема, обработки, хранения и передачи информации. Я начала изучать художников, которые изображали музыку, и так дошла до синестезии — нейрологического феномена, при котором раздражение в одной сенсорной системе ведет к непроизвольному отклику в другой. Но это действительно феноменальные способности. А у обычного художника просто богатое воображение и под звуки музыки он видит разных амурчиков и лошадок.

— Которые в ваших картинах отсутствуют. Вы видите музыку?

— Нет. Я ее слышу.

• Выставку картин Анце Грицмане можно посетить по адресу: Рига, улица Тургенева, 2 (вход с улицы Маскавас) до 18 декабря.