Александр Ивашкевич: «Профессию нельзя выхолащивать из актера!»

Наши зрители могли запомнить Александра по образу Семёна Семёновича в ярком спектакле «Русский смех», поставленном у нас двенадцать лет назад Романом Козаком по рассказам Достоевского. Алла Сигалова участвовала в проекте в качестве хореографа, а заняты в нем были артисты русских театров Латвии, Литвы и Эстонии.

Сигалова признается, что с тех пор мечтала снова встретиться с Ивашкевичем в работе, и вот наконец счастливый случай представился. В новой версии мирового мюзикла «Моя прекрасная леди» он предстанет в образе Генри Хиггинса, создавшего ту самую леди из уличной торговки цветами. «В таком спектакле должны быть красивые люди. Хиггинс должен быть обаятелен и в него должны влюбляться все. В Сашу влюблены все в театре, и думаю, что зрительницы тоже будут влюблены», — шутит режиссер.

С новоиспеченным Генри Хиггинсом Rus.Lsm.lv встретился незадолго до премьеры.

— Александр, что нас ожидает? Грозит ли нам перенесение действия в нынешний день или все будет в рамках традиции?

— В рамках традиции, но и с некоторыми актуальными стилистическими вкраплениями. «Так иногда хочется что-нибудь сделать, как когда-то»...

Это история живая, она про людей, про любовь, про человека, который, сублимировав свои знания, надеется стать счастливым,

а счастливым можно стать в любви. Тема известна, наверное, каждому школьнику, и преподнести ее по-новому сложно. Но по-новому она прозвучит в любом случае, потому что мы все вместе впервые встретились на этой постановке и каждый привносит в нее что-то свое. Там есть характеры и чувства, в которых хочется купаться, есть, абсурдные ситуации, из которых героям приходится выбираться, — и все равно торжествует любовь... Люди хотят сказки, люди хотят радости, потому что

все мы верим, что «может быть, а почему бы нет?».

А еще у меня есть и очень специфическое танцевальное образование — я учился в Америке степу. И оказывается, когда танцуешь степ, нельзя смотреть в пол — только в Космос. И этот момент мы тоже немножко используем.

— Вы же не впервые сотрудничаете с нашим театром?

— Не впервые, и, между прочим,

первое мое знакомство с ним состоялось еще в 80-е, когда я «показывался» тут самому Аркадию Фридриховичу Кацу.

Тогда здесь уже работали Андрей Ильин, Володя Петров... С Володей мы потом пересекались, он ставил «Мельницу счастья» в харьковском Театре им. Шевченко. А впоследствии я даже позвал его на постановку в Таллин, и он сделал спектакль по «Распутнику» Эрика Эммануэля Шмитта, который вышел у нас под названием «Голая правда». Я сыграл роль Дени Дидро.

А уже конкретно я работал в Риге, когда Роман Козак, Алла Михайловна Сигалова и Эдуард Цеховал создали уникальный проект «Русский смех» по Достоевскому, и пригласили по пять актеров из русских театров Латвии, Литвы и Эстонии.

Это было эпично, грандиозно, по-новому. И кажется, к идее потом никто не возвращался, потому что это сложно —

финансово, административно, по времени (суметь вырвать актеров из расписания своих трупп!). Но играли мы с огромным удовольствием.

— Помню, спектакль получился действительно замечательный. Но почему-то довольно быстро сошел со сцены.

— Проблема в том, что зритель (пусть он меня простит!) стал проще, но больше требований предъявляет к театру, нежели к себе: «Театр должен...». Конечно, должен, но, понимаете,

когда зритель после увиденной постановки рассказывает, что посмотрел постановку Толстого «Три сестры», просто теряешься.

Ведь сейчас мало кто занимает самообразованием. Раньше, в Советском Союзе, иметь образование — это был уровень. А сегодня уровень — это если я езжу на хорошей машине. Но на хорошей машине может ездить кто угодно! Такое уж время пришло. Когда я решил идти в театр, то размышлял о том, для чего хочу им заниматься, и определил для себя: хочу, чтобы театр растил во мне человека, образовывал меня. Потому я должен читать. Должен!

— А когда вообще возникла мысль об актерстве?

— В четыре года я решил стать актером кино. Увидел в телевизоре тёть, дядь, лошадей и понял, что хочу туда... (Смеется.) Никто из родных не был связан ни с кино, ни с театром. Жили мы в Харькове, жили очень бедно — сначала я, мама и бабушка, потом — я с мамой и сестрой. Но жили счастливо! Казалось бы,

такие несовместимые понятия, бедность и счастье, но в этом случае они оказались совместимыми.

А потом так случилось, что я все-таки попал, куда хотел. Думаю, так сложились звезды. И люди, которые вдруг стали появляться около меня, и все шло к тому, что я попаду именно туда. Хотя отец был военный и все думали, что буду поступать в военное училище, потому что надо же где-то пристраиваться... Но я подумал — не пойду! Всем, кто выше тебя по рангу, честь отдавать, исполнять какие-то их команды? Не хочу. И оказался в театре. А это не лучше. (Смеется.) Все

думают, что в театре свобода — нет! Здесь тоже есть и свои генералы, и свои неталантливые, мягко выражаясь, руководители.

— Первым у вас был Харьковский Русский театр имени Пушкина?

— Да, потом я влюбился, перешел в Театр им. Шевченко. Затем переехал в Лиепаю, служить в Театре Балтийского флота. Так в моей биографии возникла Прибалтика. Оттуда перебрался в Калининград, а дальше уже и Таллин.

— И к данному моменту вы сыграли примерно 50 театральных ролей, самая новая работа — Зилов в драме Вампилова «Утиная охота»?

— Мы выпустили этот спектакль в апреле, в Малом зале. Режиссер Камран Шахмардан уже двадцать лет успешно работает в Финляндии, ставит также в Азербайджане и России, а теперь — и в Эстонии. На Малой сцене удачно получился и спектакль Артема Гареева «Враг» по пьесе Амели Нотомб «Косметика врага». Роман Козак когда-то поставил ее с Константином Райкиным, и они показывали свой спектакль в Риге. Еще у меня роль Ильина в «Пяти вечерах» Володина и Роман в пьесе российского писателя и режиссера Владимира Зайкина «Последний этаж». Четыре спектакля, крепких, популярных, востребованных. Понимаете, с возрастом

уже не хочется играть везде. Да и нельзя! А можно лишь в тех спектаклях, где тебе есть что сказать.

Потому что, когда ты в своем возрасте, со своим пониманием мира, поднимаешь темы «второго класса» — это немножко неправильно. Это выхолащивает. Да и времени осталось не так много, хочется его потратить на что-то настоящее.

— У вас есть возможность выбирать и отказываться?

— Знаете, есть. Но даже если бы ее не было — мне легче уйти из театра, чем делать то, что я не хочу.

— Музыкальный спектакль — это ваша родная стихия, наверное?

— Это моё, обожаю! ... Но вот сколько уже лет работаю, а, как ни странно,

в нашем театре никто мне не предложил сделать что-то подобное, хотя все знают, что танцую.

Зато в других театрах я ставил мюзиклы и сам тоже танцевал. И даже работал в американской короткометражке Out of the cold (в русском переводе — «Танцуй со мной», 1998 — Н.М.) как ассистент хореографа — бродвейской звезды Мириам Нельсон. Ее муж Джин Нельсон играл Вилли Паркера в знаменитом фильме режиссера Фреда Циннемана по одноименному бродвейскому мюзиклу «Оклахома!» (1955), а она ставила там движение. Мы с ней очень дружили, но ей было 99, и, к сожалению, в этом августе она ушла...

А москвичи даже сняли фильм со мной — мини-сериал «На крыльях». Это интересная история. Как-то я попал на очередной кинофестиваль, там ко мне подошел продюсер, который видел, как я танцую, и предложил мне роль. Причем, сценарий есть, а роли для меня там нету: «Пишем». Ну, думаю, знаю я вас, продюсеров! Звоню через год: «Всё, мы написали, можем снимать». И я сыграл своего бомжа. Это был такой немножко медитативный,  что ли, сериал. Прыгал-скакал я так, что похудел килограммов на одиннадцать. Потому что 28 тепла, а на мне кофта, рубашка, шерстяная кофта, вторая шерстяная, пальто, шарф...

Что касается степа, я

делаю свои концерты, танцевальные шоу, приглашал друзей из разных стран и с разных континентов.

А вот последний год, поставил и вокальное шоу — двухчасовой концерт, где просто пою, как и другие артисты.

— Вас приглашают сниматься в российском кино. А в эстонском?

— Туда меня зовут озвучивать, еще мультики люблю... Да и не настолько я владею эстонским языком, чтобы играть большие роли, а меленькие, наверно, им уже неловко мне предлагать.

— Особенно запоминаются ваши исторические фильмы, тот же «Ярослав», например, который был отмечен наградами за главную роль?

— Да, хотя у меня всего две таких исторических картины было — телесериал Андрея Эшпая «Иван Грозный», где я сыграл Андрея Курбского (2009), и через год — «Ярослав. Тысячу лет назад» Дмитрия Коробкина. «Ярослав» действительно получился. Там и актеры хорошие. Одна из последних ролей Валерия Золотухина. Виктор Вержбицкий, Алексей Кравченко там работают и очень хорошая московская актриса Елена Плаксина. ...И лошади красивые. (Смеется.)

Недавно снимался у Эшпая в восьмисерийном фильме «Скажи правду», премьера которого должна состояться в следующем году. (Российская адаптация формата британского сериала 2015 г. «Доктор Фостер». — Н.М.) Вообще, знаете, мне нравится ответ Хабенского на вопрос, в каких фильмах ему хочется сниматься: «Мне всё равно, какой фильм. Мне важно, чтобы была команда людей, с которыми мне приятно работать». Потому что

вряд ли сегодня можно попасть в какой-нибудь фильм, достойный, допустим, уровня Баталова... Сейчас для таких актеров даже нет работы.

И когда одного американского актера попросили назвать самый любимый, самый крепкий его фильм, он ответил, что: самые интересные для него те, где ему больше всего платили. Потому что это его работа. У него есть своя фазенда, есть семья, он должен зарабатывать и честно делать свое дело.

И отчасти он прав. Тут как повезет, иногда режиссер снимет, а потом смонтируют такое... Однако знаю, что нельзя участвовать в фильмах, философия которых тебе претит и уровень пошлости которых зашкаливает. Я от многих таких вещей отказывался несмотря на то, что деньги, конечно, нужны. Но если обычный сериал, то я готов. Главное — честно сделать своё.

И даже в среднем сериале ты можешь что-то почерпнуть для себя. Каждый раз, оказываясь перед камерой, ты как бы заново пытаешься овладеть профессией, потому что камера и сцена, кино и театр — разные вещи. Поэтому снимаюсь с удовольствием.

Сейчас у меня в кино пауза, только кинопробы... Но я так плотно занят в театре, что это даже к лучшему. Потому что,

если артиста отправлять в «забой» беспрерывно, артист не имеет возможности вдохнуть какой-то новой энергии, поэтому изнашивается, иссякает.

— Это Армен Джигарханян 80-е и 90-е снимался иногда в десяти и более картинах в год!

— Да, а сегодня многие снимаются так. Да, ты получаешь за это хорошие деньги и можешь на них поехать вылечиться или, там, отдохнуть... Но театральный актер нуждается в компенсации внутренней. Большие деньги он не получает, а ему еще и на семью где-то надо заработать. И образуется замкнутый круг, когда люди вынуждены работать [на износ], потому что в театре 14 спектаклей на 12 человек! В результате они из спектакля в спектакль меняют костюмы и произносят другой текст, а внутри ничего не происходит. Уходит профессия.

Профессию нельзя выхолащивать из актера!

Какое-то время поле должно постоять под паром. С возрастом это особенно ясно. Помню случай, когда Евстигнеев пришел к Олегу Ефремову: «Дай мне отдохнуть!». А тот его не отпустил. И скоро случилось то, что случилось.

К тому же, сегодня режиссеры нередко приходят с идеей — и всё. Вы

представьте: я архитектор и пришел с идеей к строителям. А строителю что надо — чертеж.

Ему нужно точно знать размеры, что можно и что нельзя. И вот режиссер является «с идеей», а артист должен сам это сотворить, за режиссера! Артист впадает в панику.

— Ну, Алла Сигалова то уж точно знает, что ей нужно, зачем и как это воплотить?

— Знает четко. Разбираем с ней пьесу или либретто, обсуждаем какие-то вещи. Мы начали здесь репетировать как раз в апреле, когда в Таллине у меня была премьера спектакля «Утиная охота». И продолжая играть премьеры, я прилетал сюда на недельку, обсуждал будущий спектакль, репетировал — и возвращался домой. А потом уже, летом, месяц и десять дней я сидел здесь. С Сигаловой очень удобно работать. Но появилось новое режиссерское поколение. У них нет опыта, есть желание и весьма поверхностное личное знание жизни. Раньше ведь на режиссуру поступали учиться после 30-35 лет, после второго образования, после того, когда люди уже познали жизнь. А

сейчас в 20 — они режиссеры! И вот такой молодой человек говорит тебе: «Что вы делаете, разве так любят?!»

Просто теряешься.

— И под занавес: ваша любимая цитата из роли Генри Хиггинса?

— «Я умница! Я гений! Я молодец!». Утром еле встанешь — и к зеркалу: «Я ма-ла-дец!».