Актер Вадим Богданов: «Меня в Даугавпилсе держит театр» #ГородD

— Давайте начнем с премии. Номинирование стало неожиданностью или, наоборот, вы его ждали? На победу рассчитываете?

— Я уверен, что ни один актер не работает ради премии. Премия — это всегда последствия. Вот когда приехали критики, то коллеги шутили: ну, всё, номинирован, номинирован... Я большого значения всему этому не придавал, потом узнал, что, действительно, номинирован. Да, приятно, но сказать, что во мне что-то изменилось или я стал на себя как-то по-другому смотреть — нет, этого не произошло. Мое кредо — работать, несмотря ни на что, надеть шоры на глаза и идти вперед, вперед, вперед... Своих конкурентов я не знаю, не видел их спектаклей. Имена в списке — лишь имена для меня. И в Ригу на вручение премий я, к сожалению, не еду: у меня в этот день премьера в Лондонском русском театре Xameleon.

— О Xameleon чуть позже. Правда, что вы в школе «заболели» КВНом, и учителя посоветовали вам поступать в театральный вуз? Точнее, посоветовали вашей маме вас туда отправить...

— В 8 классе я страшно увлекся школьным КВНом. До этого ни в какие театральные кружки и студии не ходил, вообще был неспокойным ребенком, и КВН стал выходом для накопившейся во мне энергии. Семья у меня совершенно неактерская, хотя не лишена талантов, я серьезно о профессии актера никогда не думал, у меня были совсем другие планы. Но вот так вышло...

Мама пришла в школу разбираться, как там у меня всё, и учителя ей посоветовали отправить меня учиться в театральный вуз. Вообще

у меня строгая мама, она всегда была для меня авторитетом, я ее боялся. Она одна меня воспитывала и делала из меня мужчину.

Надеюсь, у нее получилось, не мне судить.

Я рос в достаточно спартанских условиях, и такое решение мамы о моем театральном образовании стало для меня настоящим шоком. И с ее легкой руки я уехал в Санкт-Петербург.

— Вы учились в Питере, а как потом оказались в Самаре?

— Процесс поступления в Санкт-Петербургскую Государственную академию театрального искусства достаточно долгий. Четыре тура, между турами — консультации, всё это длится полтора-два месяца. Конкурс бешеный — от 350 до 500 человек на место. Я прошел этапы, нас осталось где-то 50 человек, из которых приняли более 30, то есть это уже была финишная прямая. И вот я помню, нас собрали, стали называть фамилии поступивших.

Я услышал свою фамилию и больше уже ничего не слышал. А затем назвали еще 8 фамилий, в том числе и мою, и сказали подойти к ректору. Мы подошли и узнали, что мы поступили на экспериментальный курс в Самарский академический театр драмы имени Максима Горького.

Учились мы очно-заочно: очно — в Самаре, заочно — в Питере; каждые погода на месяц-полтора ездили в Санкт-Петербург, из Санкт-Петербурга к нам тоже приезжали педагоги, в том числе куратор нашего курса выдающийся мастер Вениамин Михайлович Фильштинский (учитель Михаила Пореченкова, Константина Хабенского, Ксении Раппопорт — Л.В.). И после окончания учебы я остался в Самарском академическом театре.

— Я знаю, что вы еще жили и работали в Лондоне. Санкт-Петербург, Самара, Лондон... Очень большие города, культурные центры, за исключением Самары, мирового уровня. И — Даугавпилс... Совершенно не хочу унизить свой город, но разрыв колоссальный, абсолютно иной мир. Как вы всё это переварили? И можете ли сравнить эти локации?

— Я всё детство прожил в деревне, мама и папа деревенские, но, несмотря на это,

я очень люблю большие города. У меня к ним тяга, тяга к особой энергетике больших городов.

Меня они завораживают, сравнивать их трудно. И очень важно то, чем ты в них занимаешься. Я готов жить в самом маленьком городе, не имею в виду Даугавпилс, даже в селе, если есть занятие, которое ты любишь. Если у тебя нет любимого дела, ты не знаешь, чем заняться в жизни, ты будешь самым несчастным человеком в самом лучшем городе мира.

В Лондоне я не был на своем месте, хотя это замечательный и очень красивый город. Там нет как таковых репертуарных театров, и Лондонский русский театр — это проектный театр. Зарабатывать театром невозможно. Когда я приехал в Лондон, то работал официантом, спустя два месяца нашел русский театр, устроился там, пытался всё это совмещать, но потом

оставил работу официанта и ушел в театр. По два с половиной часа ходил пешком на репетиции в одну сторону, потому что денег на транспорт не было.

Там всё хорошо, но зарабатывать очень сложно. Может быть, массовка в кино, но только массовка: для всего остального нужен безупречный английский. А я хотел заниматься только театром. После Лондона мне было проблематично вернуться в Россию, оставалась Латвия. И вот я вернулся в Даугавпилс, работаю в замечательном Даугавпилсском театре.

— Вас театр удерживает в Даугавпилсе?

— Театр. Вообще

никаких претензий у меня к Даугавпилсу нет. Город как город.

Но мне очень сложно рассуждать, что бы я здесь делал, если бы не театр. Я, наверное, был бы совсем другим человеком. Сейчас для меня важна не местность, а возможность заниматься тем, чем хочу. Я предан профессии, и мне еще учиться, учиться и учиться; окончательно научиться нельзя.

— В Лондон вы едете играть в «Собачьем сердце»...

— Первый спектакль был сыгран год назад, сейчас премьера только у меня. Меня вводят в спектакль, я там доктор Борменталь.

— Спектакль более-менее традиционный или же жесткий авангард?

— Режиссер Константин Каменский — ученик Виктюка. Я с ним уже работал, он был вторым режиссером в «Женитьбе Фигаро». Костя от Виктюка взял некий своеобразный взгляд на мир, он режиссер ... с изюминкой, но не виктюковской, другой. Он еще недавно получил второе образование, закончил в Лондоне очень престижную Royal Central School of Speech and Drama, делает проекты и на английском языке.

— На спектакли Лондонского русского театра ходит только русскоязычная публика?

— Не только. У нас там безумно дорогие субтитры, сделанные по последнему слову техники, и художественный руководитель театра Влада Лемешевская очень много усилий прилагает, чтобы Xameleon был частичкой русской культуры в Англии. Знаю, что многим британцам наш театр нравится, я сам слышал от них высокие оценки. И критики у нас бывали, давали четыре звезды. Сейчас Xameleon участвует в конкурсе русских зарубежных театров, прошел в финальную тройку и вполне может победить.

— Что из сыгранного в Даугавпилсском театре больше всего нравится?

— Невозможно выбрать какую-то одну роль и жить ею.

Из последнего — Борис в «Грозе». Там удивительная штука произошла. Когда мы только начали читать пьесу, я сразу почувствовал, что буду играть Бориса. И он мне не нравился. Я много спектаклей видел по «Грозе», и во всех он мне не нравился. Он так Катерину в конце предает...

Мы с режиссером стали думать, как эту историю как-то по-другому развернуть. Мне кажется, мы придумали. У меня там одна большая сцена — финальная, по ней и складывается впечатление от Бориса у зрителей. Почему он так поступает? Он ведь не один, он чувствует ответственность за сестру.

— А за любимую женщину — не чувствует?

— Сестра — родная кровь. Она не должна из-за меня страдать. Да и если помнить о временах Островского, то я бы и Катерину обрек на не самую приятную жизнь, я ведь не мог на ней жениться, она замужняя женщина. И денег бы совсем не было. Но мы ведь не прошлое играли, настоящее.

Во всех спектаклях я видел, как Борис в последней сцене просто сливается, уходит. Мы попытались показать, что, да, уходит, но преодолев невероятный внутренний порог.

И моя последняя фраза — чтобы Катерина поскорее умерла, не мучилась. Ужасная фраза, но жить в такой муке еще ужаснее. Если хотите, это милосердие. А Борису нельзя на себя руки наложить, есть сестра, он обязан жить и мучиться.

Мне вообще очень нравится, когда много спектаклей, это дает большой прилив энергии. В Самаре я иногда играл 20-25 спектаклей в месяц. Мне все роли нравятся. Есть просто такие, которые труднее даются. Но это тоже нормально. «Человек обыкновенный», конечно же, стал для меня спектаклем-открытием. И я очень люблю спектакли, где у меня маленькие роли, там можно в хорошем смысле похулиганить.

— Вы читающий человек?

— Ну, вот попались мне в руки «Братья Карамазовы», я их не читал и решил восполнить этот пробел. Я начал читать, и мне так понравилось, что я просто в шоке был, прочитал за пару дней. И потом пошел в библиотеку и стал брать всего Достоевского, что-то перечитывал, что-то впервые читал.

Я моментами читающий человек. В детстве, класс третий-четвертый, начал активно читать, всю мамину библиотеку перечитал. Драйзера обожаю, особенно «Финансиста», «Гения», «Стоика». Я из «Гения» выписывал цитаты, учил их и пробовал в жизни. В 9 классе, когда мы после лета пришли, учительница литературы сказала: «Я сейчас прочитаю отрывок из произведения и тому, кто правильно его назовет, поставлю 9 баллов». Просто описание пейзажа. И я сказал: «Гете. «Фауст»». Угадал... Учительница очень удивилась...

В студенчестве тоже читал, профессия подразумевает чтение.

Временами меня буквально накрывает, я жадно читаю, потом же полгода могу книжку в руки не брать.

— В кино не пробовали сниматься?

— В данный момент происходит первый опыт. Веб-сериал, он будет идти на Youtube, я совершенно случайно попал на одну из главных ролей. Снимают рижане для России. Я главный отрицательный герой. «Вор из Кентервиля» — так сериал называется, пробные съемки проходили в Даугавпилсском театре. Главный герой — актер, у него там что-то не складывается в жизни, и он попадает в банду воров-домушников. Главарь этой банды — я. Полностью актерский состав еще не утвержден.

Кино безумно отличается от театра, но другие выводы мне еще рано делать. По первым впечатлениям, театр мне нравится больше. Мне раньше казалось, что в кино всё настоящее — живи себе и всё. Оказывается, надо определенным образом стоять в кадре и делать другие, часто неудобные, вещи ради красивой картинки. И в этом уже заключается неправда,

кино оказывается более театральным, чем сам театр. В театре гораздо проще существовать в правде, это стало для меня открытием.

— Есть роли, о которых вы мечтаете?

— Я хотел бы сыграть Меркуцио в «Ромео и Джульетте» Шекспира, и я очень люблю Островского, у него есть такой персонаж Глумов, он по разным пьесам ходит. И одна из моих любимых — «На всякого мудреца довольно простоты», вот в ней бы хотел Глумова сыграть. Еще очень нравится «Самоубийца» Эрдмана, образ Подсекальникова.

— Каким вы видите себя лет через 10-20?

— У меня есть тяга к режиссерской работе. Люблю сам процесс еще со студенческих лет, мне интересно за пределами площадки. Может быть, попробую себя в педагогике. Но

пока рано, мозгов не хватает, надо опыта поднабраться.

Я не знаю, наиграюсь ли я когда-нибудь, но вот что-то вроде театральной лаборатории создать — это интересно. Мне неважно, где это будет происходить, важно — с кем. И чтобы не останавливаться в развитии, чтобы была здоровая конкуренция.