Менее чем за два года жизни в Латвии Калашникова успела столько, сколько другие не успевают и за десятилетие: два мощных перформанса, с которыми она много раз выступала как в Латвии, так и за границей, персональная выставка живописи, несколько видеопроектов, участие в дискуссионном фестивале Lampa, иллюстрации для книги Агентства латышского языка, мастер-классы по «вытыканке» — традиционной украинской технике вырезания из бумаги… И вот теперь в издательстве Aminori у нее вышла книга «Тень и море».
Название книги объясняется в первой же главе. Украинка Дарья, бродя в одиночестве зимой по юрмальскому пляжу, встречает почти свою тезку, девушку по имени Дариа. Она из Ирана, и первая реакция Дарьи — это страх, гнев и ярость. Ведь именно в Иране производятся «шахеды» — дроны, которыми сейчас РФ терзает Украину. Но потом Дариа начинает рассказывать о том, как принимала участие в борьбе иранских женщин за свои права, насколько это опасно. Постепенно девушки находят много общего и становятся лучшими подругами.
«Тень и море» — это сборник рассказов, основанный на личной истории Дарьи и других беженцев из Украины и Беларуси, которые обосновались в Риге. Большинство героев книги связывает то, что они посещают группу психологической поддержки. Люди самых разных возрастов и профессий, оказавшись на чужбине, ищут поддержку вовне, но при этом и сами являются друг для друга опорой. В книге прослеживается, как они постепенно справляются со своими страхами, ненавистью, бессилием и сомнениями.
— Дарья, в Риге вы известны как художница, автор визуальных работ и перформансов. А тут вдруг совершенно другой жанр — книга.
— Не вдруг. Я дружу с текстами. Любой проект, будь то перформанс или визуальное искусство, начинается с концепции, которую нужно описать словами. Так что этот навык у меня есть. Да, собственно, он есть у всех, кто в XXI веке имеет дело с проектной деятельностью.
— Но это же не проект, а художественная литература.
— Я знаю, что такое storytelling — искусство рассказывать истории. Научилась этому за 10 лет своей активной политической деятельности. Еще в 2010-м, мне был 21 год, я баллотировалась в местный совет в Луганске. И когда у нас начался Евромайдан — в Луганске полгода шли акции протеста, — я занималась именно текстами. Если ты хочешь разговаривать с людьми, то ты не можешь это делать сухим бюрократическим языком — тебя просто никто не будет слушать.
Ты должен уметь рассказать историю.
И вот ты нащупываешь этот язык образов, ищешь какие-то зацепки из мира культуры, истории, науки, масс-медиа, чтобы твой текст заиграл, стал ярким и интересным, отозвался в сердцах людей.
— Как родилась ваша книга?
— Материал для нее я собирала много лет. Там много воспоминаний о Евромайдане, разговоров, которые я слышала еще в 1990-х в Луганске от своих родителей, от знакомых. Так что эта книга длиннее, чем полномасштабная война или чем моя эмиграция. Начиная с 2018-го года я писала какие-то истории. Просто так, для себя, что называется, в стол — они у меня хранились на Google-диске. Собственно, благодаря этим историям я в 2019-м году получила грант и поехала учиться в Данию — во мне увидели потенциал сценариста. Но, к сожалению, потом начался ковид, и попробовать себя в роли сценариста я так и не успела. А с началом полномасштабной войны, в 2022-м году, уже в Риге я вновь решила вернуться к этому своему увлечению. Написала маленький рассказик — диалог двух песчинок, который перевели на латышский язык и опубликовали в издательстве Punktum. И после этого я уже смогла подать заявку на написание полноценной книги. Это был грант от Института Гете.
— А группа поддержки, о которой идет речь в книге, реальная?
— Да, абсолютно. Она находилась на улице Стабу, в старом доме. Когда я узнала, что во времена Шведской Ливонии улица Стабу была местом публичных казней, я увидела в этом горькую усмешку судьбы:
ну конечно, где еще делать группу поддержки, как не на улице, где когда-то стояли виселицы?..
— На обложке вашей книги изображены два круга — темно-синий и черный. Что они означают?
— Художник книги Алексей Мурашко (между прочим, переехавший в Латвию из Беларуси) — человек с тонким вкусом и образным мышлением. Кстати, за дизайн моей книги он уже стал номинантом на премию Zelta ābele (высшие награды Латвии в области полиграфического дизайна – Е.В.).
Темно-синий круг — это поверхность моря, а черный — его тень, глубина, то, что происходит под водой. Так и я в своей книге пытаюсь показать всю ту глубину чувств, которые испытывают беженцы.
Символичным оказалось даже то, что наши занятия в группе поддержки проходили в подвале, как будто мы находились под водой.
— Рассказанные вами истории документальны?
— Все рассказанное на наших занятиях оставалось в группе. Эта информация была строго конфиденциальна, именно поэтому на занятиях мы могли быть максимально откровенны. И хотя прототипы моих героев — это реальные люди, я все-таки не выдаю их секретов. Это переработанный материал.
— Есть ли что-то объединяющее всех героев?
— Все эти истории не про страдание, а про победу над обстоятельствами. Абсолютно все герои моей книжки имеют одну цель — выжить, состояться, не впасть в депрессию. Они не хотят, чтобы им сочувствовали, они хотят, чтобы ими вдохновлялись. На таких людей смотришь и думаешь: «Боже, он побывал в таких чудовищных условиях, и он справился! Я тоже хочу быть такой сильной».
— Наверное, такие эмоции проявляются только в экстремальных ситуациях.
— Инфантизм, желание похныкать, поплакаться — они есть у большинства населения любой страны мира, даже в мирное время. Все надеются на то, что их проблему кто-то решит — будь то родители, начальник или государство. Хотя в гражданском обществе должно быть так: вам что-то не нравится? Соберите команду, обсудите вопрос, предложите свой вариант решения и начинайте продвигать свою идею. Но это длительный и сложный процесс, на который многие не решаются из-за собственной лени.
И вот ты сидишь весь в белом и жалуешься: государство плохое, все вокруг виноваты…
— У вас в книге таких нытиков нет.
— А мне такие люди не интересны. Мне интересна, например, мама троих детей, доктор философских наук, у которой четыре бизнеса и при этом она еще волонтерит и пирожки печет. Я смотрю на эту красивую, самостоятельную, уверенную в себе женщину и не могу ею не вдохновляться. А уж мужчины от таких женщин, наверное, вообще тают…
— Подозреваю, что мужчины таких женщин побаиваются.
— Ну, не знаю. Я училась в математическом классе, а потом в университете, где меня окружали, в основном, мальчики. И когда они видели такую сильную, интеллектуально развитую, самостоятельную девушку, то они просто в очередь выстраивались, чтобы за ней поухаживать, у них соревнование начиналось.
— Чем лично вам помогла та самая группа психологической поддержки?
— На первое занятие я пришла в твердой уверенности, что у меня серьезные проблемы. Но очень скоро выяснилось, что мои проблемы — это так, ерунда, мелкий дождик с утра, когда идешь на работу.
У нас там не разменивались по мелочам — у людей были высокие цели, и они собирались покорять вершины. И многие покорили.
— Вы уже почти два года в Латвии. Как за это время изменилась украинская диаспора?
— В моём окружении есть очень классные специалисты — например, известный врач, титулованный шеф-повар. Они в Латвии очень хорошо адаптировались. Такие люди работают, в основном, в международных компаниях, на работе у них в ходу английский язык — они его и раньше хорошо знали и много использовали. При этом они учат и латышский. Мы уважаем страну, которая дала нам убежище, поэтому учим ее язык. Недавно одна моя знакомая, у которой сын ходит в латышскую школу, похвасталась тем, что ребенка похвалил педагог: мол, этот украинский мальчик уже говорит по-латышски лучше, чем многие взрослые, которые в Латвии родились и живут много лет… Так что наша диаспора адаптируется. При этом
никто не собирается «растворяться». Ни мы, ни наши дети, ни наши внуки не перестанут быть украинцами
— это наша идентификация, которую мы пронесем через все вызовы, обстоятельства и трагедии и которая навсегда останется с нами.
— Какие планы у украинских беженцев? Они надеются вернуться домой или уже приняли решение жить здесь?
— Конечно, все хотят домой. Абсолютно все. Но тут надо разделять беженцев войны и тех, кто раньше был трудовым эмигрантом. Это не одни и те же люди, это разные социальные группы. Беженцы войны у себя дома были вполне реализованы — среди них много специалистов очень высокого класса. Их здесь очень хорошо принимают, их ценят, но они очень хотят домой. И я тоже хочу.
— Возвращаясь к вашей книжке… У нее такая мрачная обложка, таким от нее трагизмом веет. А вот ваши собственные рисунки, помещенные внутри книги, более легкие, светлые.
— Сначала я хотела вообще их сделать цветными, но потом поняла, что, наверное, здесь все-таки более уместна черно-белая гамма. Для меня это еще и напоминание о Донбассе. Черный — это уголь, белый — это соль, то и другое добывают в шахтах Донбасса. А что касается трагизма… Когда книга уже была сверстана, редактор мне сказала: «Слушай, у тебя названия глав звучат как план какой-то мотивационной лекции, — “Помоги себе сам”, “Легче не будет”, “Один в поле воин”»… Так что
моя книга — не про безнадегу.
Она про надежду, про то, что вызовов еще будет много, но мы с ними справимся.
