Роберт Кольцов: «Мне никогда не надоест рисовать женщин»

К Роберту Кольцову давно уже приклеилась кличка Ботаник. Вообще-то он сам ее и придумал. Слово это имеет не тот ироничный смысл, который в него вкладывает нынешняя молодежь («ботан» — он же «зубрила», он же «тормоз»), а самый что ни на есть буквальный. Кольцов изучает растительность и находит ее в самых неожиданных местах. В силуэтах его героинь — прекрасных и опасных созданий, которых он рисует уже многие годы, художник видит изгибы листьев, хищность цветов, причудливость лиан, округлость плодов.

Впрочем, следуя этой логике, Кольцова в той же мере можно назвать и зоологом, поскольку в его героинях всегда проступает и животное начало — они похожи одновременно и на пантер, и на фламинго, и на змей с ящерицами. А еще этого художника можно назвать этнографом и историком, ведь в его персонажах угадываются и древние египтянки, и античные гречанки с римлянками, и японки, и героини скандинавских эпосов, и даже какие-то немыслимые инопланетянки. В общем, Роберт Кольцов — маньерист. Чистой воды, чистейшей…

Кто-то видит в его творчестве отголоски стиля британского художника Обри Бердслея, кто-то сравнивает его с нашим Сигизмундом Видбергом — самым манерным и эротичным графиком времен Первой республики. Сам художник не подтверждает и не опровергает таких аналогий, называя себя «пассивным декадентом» — одноименное творческое объединение он основал со своим коллегой и другом Айваром Вилипсоном в 1993-м году.

С тех пор творческий стиль Роберта Кольцова практически не изменился, хотя, как уверяет куратор нынешней выставки Эдуард Дорофеев, «когда у тебя появляются внуки, взгляд на женщину несколько меняется». А у Кольцова как раз есть трехлетняя внучка Аврора (дочь его старшего сына Кристапа, тоже художника), и он совершенно сумасшедший дедушка.

На новой выставке представлены не только его традиционные декадансные красавицы — как всегда у Кольцова, изысканные и утонченные, декоративные в самом высоком смысле этого слова, — но и скульптуры разнообразных животных. Ключевым образом экспозиции стал единорог.

— Роберт, чем вас так привлек единорог?

— Тем, что это воплощение чего-то реального и одновременно несбыточного, восхищающего и одновременно пугающего. 

Человеческий ум может поверить только в то, что имеет визуальный объем. А единорог, при всей своей мифологичности, очень похож на реальное животное. Кстати, единорог — это олень, а не лошадь, как думают многие. В Средние века и эпоху Возрождения его считали символом чистоты и изящества, его могла поймать только девственница. Поэтому единорога часто изображают с Девой. Может быть, люди придумали единорога, чтобы напомнить себе, что в мире — и в них самих — существует что-то благородное, чистое и прекрасное.

— То есть, вы хорошего мнения о человечестве.

— Мне хотелось бы в это верить. Хотя глобально человек не меняется, и плохое в нем никуда не девается. Мы же думали, что войны сегодня быть не может, и вот — пожалуйста.

— Куратор вашей выставки сказал, что ваше восприятие женщины в последние годы изменилось. Она у вас стала менее опасной и агрессивной. Означает ли это, что вы перестали женщин бояться?

— Не думаю. Если я их боялся, то вряд ли особенно поменял свое мнение. Нет ничего плохого в том, чтобы бояться женщин. Главное, делать это пассивно, не превращать свой страх в насильственные действия.

— Как вам кажется, многие ли мужчины боятся женщин?

— Думаю, что большинство мужчин, как и большинство женщин, просто не до конца осознают самих себя, поэтому порой возникают взрывоопасные комбинации. Мужчины и женщины созданы для того, чтобы дополнять друг друга чисто космически. Благодаря этому рождаются все главные вещи на нашей планете. Вот почему мне никогда не надоест рисовать женщин. Ну, может и надоест… когда жизнь надоест.

— А мужчин вы рисовали?

— Да, у меня были такие типажи — воины. Толстые такие мужики, с большим пузом.

— Возможно, вы удивитесь, но я практически в каждой вашей героине вижу вас — Роберта Кольцова.

— Разве?

— Абсолютно — то же стройное тело, те же длинные руки, тот же овал головы…

— Ну, значит, я и есть в какой-то мере женщина. Но, изображая своих героинь, я даже не до себя докапываюсь, а до своих ощущений какой-то красоты. Хотя эти женщины красивы только для меня. Моя жена порой приходит в ужас: «Ты смотри, что рисуешь, это же кошмар! Эти страшные губы, эти звериные оскалы…». Где там я? Ну, наверное, где-то есть.

— Среди ваших заказчиков больше мужчин или женщин?

— Не могу так сказать. Если мои заказчики и различаются, то не по полу, а, скорее, по национальной принадлежности — латыши или русские, европейцы или американцы. Разница даже не столько во вкусах, сколько в подходе к искусству. Одни привыкли делать художнику заказ — то есть, заказывать ему какие-то темы или сюжеты, другие, наоборот, к художнику прислушиваются, полагаются на его вкус. Для кого-то мир моих образов — это нечто абстрактное, а кто-то чувствует с ними тесную связь.

— Вас подделывают?

— Бывает. Сам я это не отслеживаю, но мои ученики время от времени находят на просторах интернета такие подделки. Но я считаю, что это хорошо. Раз подделывают, значит, что-то в этом есть.

• Выставка «Ботаник и единорог» (Roberts Koļcovs. Botāniķis un vienradzis)
  в Латвийском национальном художественном музее открыта до 18 февраля.