«Самые большие риски… могут быть связаны с санитарным кризисом из-за коронавируса, и с волюнтаристскими решениями латвийского правительства» — так оценивало перспективу на 2020 год руководство E.Gulbja Laboratorija в разгар первой волны пандемии, в опубликованном в апреле финансовом отчете. На тот момент у тревоги за свой бизнес были причины: в марте и апреле государство вводило ряд временных ограничений — в том числе и на услуги частной медицины.
Но в итоге E.Gulbja, а также конкурирующая Centrālā Laboratorija оказались одними из главных бенефициаров «ковида» в отрасли. И вполне заслуженно: они смогли предложить то, чего не было у государства — разветвленную сеть пунктов для взятия анализов. А также то, чего у государства было мало — мобильные бригады и логистику, чтобы брать анализы на дому по всей Латвии.
«Гулбья» и «Центральная»: около 20 млн. евро за Covid-тесты
E.Gulbja Laboratorija — лидер рынка медицинских анализов в Латвии. В последние несколько лет оборот компании стабильно прирастает на 3-4 миллиона евро в год. В 2019 году лаборатория оказала услуг на 25,8 миллионов евро — это рост на 19%. Растет и прибыль: в 2017 — 2 миллиона евро, в 2018 — 3,8 млн, в 2019 — 4,47 млн.
Главный конкурент — Centrālā Laboratorija, которую активно развивает и поддерживает медицинский и фармацевтический холдинг Repharm — на рынке в роли «агрессивного догоняющего». За 5 лет компании удалось удвоить оборот, который в 2019 году достиг 16 миллионов евро, а прибыль — 2,3 млн.
Финансовые показатели за 2020 год обе компании еще не опубликовали. Но, как рассказала Rus.Lsm.lv член правления E.Gulbja Laboratorija Сандра Диманте, по предварительным оценкам оборот в прошлом году составил 40 млн. евро, — новый исторический рекорд. При этом около четверти от этого оборота — благодаря одним только «ковидным» тестам. Эту картину Rus.Lsm.lv подтвердили и в Национальной службе здоровья (NVD, НСЗ), которая, среди прочего, управляет «кошельком», из которого государство оплачивает услуги, заказанные у частных медучреждений.
По данным НСЗ, общее количество оплаченных государством лабораторных исследований на Covid-19 с марта по ноябрь составило 932,5 тысяч, а их финансирование — 23,4 миллиона евро. Более двух третей этой работы выполнили E.Gulbja Laboratorija и Centrālā Laboratorija, — соответственно 403 и 347 тысяч исследований. Госфинансирование — соответственно 9,2 и 8,6 миллионов евро. Данных за декабрь пока нет, но можно предположить, что за год обе компании вместе получили от государства на «ковидное» тестирование порядка 20 миллионов.
Для сравнения: государственные учреждения — Национальная референтная лаборатория в Восточной больнице и институт BIOR — сообща сделали 165 тысяч тестов на сумму 5,3 млн. евро. О норме прибыли, которая за «ковид»-анализы полагается частным клиникам, чиновники рассказать не смогли.
«Работы по уши, — отвечает на вопрос о влиянии Covid-19 на бизнес Сандра Диманте, член правления E.Gulbja Laboratorija. — Но это ненормальный труд. Хочется уже, чтобы это поскорее закончилось».
Доходы от анализов на новый коронавирус, по словам Димане, «неплохие», но и дополнительные расходы тоже были: приняли на работу 80 человек именно для «ковид»-тестирования. Цены на тесты сильно менялись на протяжении года, говорит Диманте: «Вначале стоили очень дорого, потому что реагентов не было вообще, надо было везти неизвестно какими путями. Последние актуальные расценки на платные услуги — 53 евро за назальный тест, 37 евро — тест слюны. “Платники” — это примерно 10% от всех “ковидных” анализов, остальные — те, что государство оплачивает. И государство платит значительно дешевле. (Судя по данным НСЗ, один тест в среднем обходится государству примерно в 25 евро. — С.П.)».
Главного связанного с «человеческим фактором» риска — заболеваний среди персонала — компании удавалось избежать почти весь прошлый год. Первый сотрудник заболел только в последние дни декабря. В начале января — второй (из в общей сложности 380 работающих в компании).
«Мой опыт говорит, что в лаборатории заболеть почти невозможно. Независимо то того, приходит ли клиент сдавать обычные анализы или на Covid-19 — мы его воспринимаем, как заразного. Поэтому — осторожность, проветривание помещений, дезинфекция», — говорит член правления. Примерно такая же история с заражениями — в Centrālā laboratorija (CL): первые заболевшие сотрудники — в ноябре, и руководство говорит, что ни один из тех, кто работал с инфицированными Covid-19, не заразился на своем рабочем месте.
Руководство CL комментировать финансовую сторону вопроса не стало. «В марте CL была единственной в стране лабораторией, которая могла обеспечить забор образцов SARS Cov 2 у пациента на дому. Образцы анализов наши мобильные бригады брали и в Риге, и в самых отдаленных регионах. Это позволило разгрузить ресурсы Службы неотложной медицинской помощи, ведь ее задача — оказывать помощь и спасать жизни, а не транспортировать анализы», — сообщила председатель правления CL Стелла Лапиня.
В апреле CL стала оператором национальной «ковидной» телефонной линии (8303), — работающий колл-центр частный бизнес организовал в течении суток, отметила Лапиня. В сентябре эту функцию переняла Восточная больница.
«Мы доказали, что можем очень быстро реагировать, и брать на себя финансовые риски, предлагая услуги, которые государство пока не оплачивает, и неизвестно, когда оплатит. В течение нескольких дней мы смогли открыть мобильные пункты, и сегодня непрерывно работаем в режиме 24/7», — говорит глава компании.
Для клиник весна — тяжелая. Но год — неплохой
Всемирная организация здравоохранения 11 марта признала эпидемию SARS-CoV-2 пандемией. На следующий день, 12 марта, правительство Латвии объявило о введении режима чрезвычайной ситуации. В ряду принятых мер были и ограничения на работу медицинских учреждений.
«2020 год начинался очень хорошо, с большим приростом. Потом пришел “ковид” — и стало все плохо. Яма. Весной закрыли почти все полностью, там [в поликлиниках] мало что оставалось, — вспоминает Марис Ревалдс, руководитель и совладелец крупнейшего оператора медицинских клиник Veselibas Centrs 4, с оборотом в 23,5 млн евро в 2019 году. — Потом постепенно облегчали режим».
«Ситуация была тяжелая. В конце марта и весь апрель нам было запрещено работать. Редкие исключения — семейные врачи и отдельные специалисты и процедуры», — добавляет Янис Биркс, экс-мэр Риги и председатель правления АО Latvijas Jūras medicīnas centrs (LJMC). Компании в Риге принадлежат несколько поликлиник и больниц, оборот в 2019 году составлял 7,2 млн евро.
Но в целом итоге года выглядят не так плохо, как казалось весной.
«Люди в летний сезон почти не выезжали из Латвии. Деньги, которые раньше тратились на путешествия, остались в стране — и многие решили поправить здоровье или красоту. Все было хорошо и в сентябре-октябре, но с середины ноября — вторая волна заражений в стране, и наши обороты опять пошли вниз. В том числе потому, что выбывает персонал. Думаю, 2020 год — примерно такой же, 2019-й, по обороту, а прибыль будет чуть меньше», — говорит Марис Ревалдс.
Схожие наблюдения и у Биркса. Весенний принудительный локдаун государство компенсировало пособиями за простой. С лета рост спроса на медуслуги возобновился. В итоге, судя по опубликованному на бирже Nasdaq Riga отчету LJMC за 9 месяцев (.pdf), оборот удалось удержать примерно на уровне 2019 года, а прибыль даже увеличилась — в 4 раза.
В больницах больше «тусуются», или почему выбывают врачи
По словам Ревалдса, временные потери сотрудников случаются по нескольким причинам. Те, кто в самой группе риска, по возрасту — нередко берут отпуска за свой счет, или, если сами управляют своим рабочим временем, просто вычеркивают себя из системы. По несистематическим наблюдениям Rus.Lsm.lv, это нередкая ситуация среди семейных врачей, особенно пожилых: запись на очный прием прекращается. Оформить электронные рецепты, если закончились лекарства, можно — по телефону.
Вторая группа выбывших — те, кто заболевают, а также те, кто были в контакте с заболевшими. «У нас 80% случаев заразившихся или контактных лиц среди персонала — когда “ковид” приходит к нам из государственных больниц, — говорит Ревалдс — И только 20%, когда первично кто-то заразился у нас. В основном это были семейные врачи. Большую роль играет то, что многие наши врачи работают параллельно в [государственных] больницах: к сожалению, там ситуация труднее контролируется».
Вдобавок государственные больницы во времена Covid-19 нередко требуют, чтобы их врачи не работали в других местах, добавляет глава VC4: «Этот вопрос актуален c лета. Особенность режима чрезвычайной ситуации в нашей отрасли: руководители больниц могут обойти отдельные нормы Закона о труде, не разрешать врачам отпуска, не позволять им работать в других местах. Но мы видим, что “трафик” этого “ковида” идет не от нас в больницы, а из больниц к нам. Причины? Думаю, там персонал больше общается друг с другом. Это плохое слово, но... больше тусуются. Мы у себя очень четко это запретили: никакого совместного времяпровождения в комнатах для персонала, никаких совместных обедов или перекусов».
Когда пациенты не приходят
Часть пациентов во время распространения вируса осторожничает, и решает не идти к врачу — в итоге некоторые очереди сократились. «Причем много случаев, когда это даже не предварительные отказы от визита. Люди просто по факту не приходят и все. Даже не затрудняют себя, чтобы предупредить врача», — говорит Ревалдс.
«У нас эта тенденция [когда больные не приходят] появилась в ноябре, — подтверждает глава LJMC Янис Биркс. — Люди из соображений безопасности решали остаться дома. Причем чаще не приходят на оплачиваемые государством визиты и процедуры. Возможно, их считают не столь острыми или актуальными. На платные консультации пациенты приходят более аккуратно».
Есть и отток клиентов: по наблюдениям главы VC4, по отдельным медицинским направлениям народ стал меньше болеть.
«Борьба с “ковидом” — это одновременно и борьба с гриппом, которого в декабре, по сути, не было. У ЛОРов — специалистов по уху-горлу-носу — во всех клиниках, не только у нас, очень резко упала посещаемость. Такими хворями люди почти не заболевают сейчас. Плюс стало меньше травм, так как люди живут менее активно. Но, с другой стороны, есть онкологические заболевания — и там все очень плохо. Например, мы видим, как в конце года упали цифры посещаемости скрининга рака груди, женщины не приходили на маммографию, на разные обследования, которые были запланированы. А когда уже приходят — мы видим развитие онкологического процесса. Гастроэнтерологи говорят, что подскочили цифры по раку прямой кишки. В том числе из-за того, что весной на пару месяцев правительство устроило всей отрасли “локдаун”. Сперва закрыли вообще все, потом постепенно облегчали режим — как раз когда началась дискуссия, почему людей не пускаете на скрининг онкологических заболеваний. И вот те диагнозы, которые не были поставлены весной, — ставились осенью и зимой. И порой там рак уже запущенный».
О том же говорит и глава LJMC Биркс: «Сейчас нам не запрещено работать, в отличие от весны, хотя ситуация с “ковидом” в последние месяцы тяжелее, чем весной. Это правильная политика, ведь многие другие болезни никуда не исчезают. И нужно лечиться своевременно, чтобы не доводить до тяжелых или хронических форм».
Вместо эпилога. Или, возможно, пролога
Пока основная помощь медицинского бизнеса в борьбе с Covid-19 заключалась в массовом тестировании и помощи тем легким больным, которые лечатся в домашних условиях. О том, что ресурсы частного сектора медуслуг можно использовать более интенсивно, говорится регулярно. Так, НСЗ уже вела переговоры о возможности привлечь в госбольницы медперсонал из частных клиник.
Представители медицинского бизнеса, в свою очередь, предлагали увеличить объем финансируемых государством услуг, которые могут оказать приватные учреждения, если госучреждения не справляются. Например, увеличить число мест для больных Covid-19 в государственных стационарах, перенаправив часть «обычных» пациентов на лечение в частный сектор. Решений пока нет, хотя ситуация в бюджетных больницах остается очень тяжелой.
Национальный план вакцинации населения от Covid-19 включает и возможное привлечение частной медицины к будущей кампании — но какие формы и объемы оно примет, пока неясно: одним из очень весомых факторов станет непрерывная доступность вакцин в объемах, превышающих «пропускную способность» бюджетной медицины.
