«Это не означает буквально, что люди одобряют массовые репрессии. Потому что если начать копаться и разговаривать... Есть семьи, которые не пострадали от террора – но их мало. И эта память, она сидит. Конечно, когда об этом заговаривают, реакция будет другой. Но Сталин – это такой символ.
КОНТЕКСТ
Михаил Фишман – журналист и телеведущий. Сотрудничал с радио «Эхо Москвы» и газетой «Корммерсант», с изданиями «Итоги», «Русский телеграф», «Интернет». С 2000 года писал для интернет-ресурса «Газета.ру», с 2008 года – главный редактор русской версии журнала «Русский Newsweek». С 2015 года – главный редактор еженедельника The Moscow Times. Ведущий авторской программы «И так далее» на телеканале «Дождь». Колумнист Forbes, публицист газет «Ведомости» и Die Welt, спецкор группы Welt в России и СНГ. Лауреат премии Пола Хлебникова 2008 г. «За превосходство в журналистике».
Что касается ностальгии – дальше эту концепцию просто использует государство. Оно играет первую скрипку, оно заказывает музыку в том, как про что думать сегодня! И вариантов других нет. Потому что вся дискуссия контролируется. Это же не просто пропаганда, это повестка дня. Государство задает повестку дня. Оно говорит, про что нужно думать. От этого пути очень трудно отклониться! Потому что нет альтернатив, в Интернете самим копаться тяжело. Поэтому приходится идти в фарватере того целеполагания идеологического, которое задает Кремль.
А Кремль задает очень простую логику: Россия – это Путин, Путин – это Россия. А где Россия – это Путин, а Путин – это Россия, там и до Сталина недалеко. Опять-таки – концепция. Поэтому так и получается».
На вопрос Русского вещания LTV7, почему прививки антисталинизма, сделанной обществу в 1990-е, не хватило до 2018-го, Фишман пояснил, что, во-первых, сама инъекция была в середине – конце 80-х – это в перестройку всем стало известно о преступлениях сталинизма, «газеты и журналы с материалами на эту тему выходили миллионными тиражами». А во-вторых, была ли прививка на самом деле?
«Десталинизации в этом смысле не произошло. Это долгий и трудный разговор – почему это так. В частности, потому, что это не так просто сделать. Арсений Рогинский (видный российский историк и правозащитник, при СССР – преследуемый властями диссидент, в последнее время – руководитель общества «Мемориал»; скончался в конце прошлого года. – Прим. Rus.lsm.lv) высказал одну простую мысль, которая заключается в том, что
очень трудно, когда мы говорим про сталинский террор, различить жертв и палачей. Жертвы и палачи – это часто одни и те же люди. Это же мы сами устроили всё это по отношению к самим себе!
И с этим трудно разобраться. С этим тяжелее, чем с нацизмом: там уничтожали евреев. А тут... Не было выбрано жертвы – жертвами были все, и государство было палачом. И с этим трудно обращаться, особенно если после сталинского террора было еще несколько десятилетий советской власти. И только потом с этим начали как-то разбираться. Это тяжелая, трудная история, и здесь от государства зависит очень многое. А если оно теперь занимает просталинистскую позицию, это тем более будет сложно.
Но даже несмотря на это, при том, что вот сейчас, после протестов на Болотной площади, после «медведевской оттепели», подавили всё выражение инакомыслия – даже несмотря на это, ежегодные церемонии чтения у Соловецкого камня на Лубянке в память о жертвах террора продолжаются, проекты типа «Последнего адреса» - продолжаются. Это так просто из людей не вытравишь!»
