ПЕРСОНА
Чарльз Грант — директор научно-исследовательского Центра за европейскую реформу (Centre for European Reform). Автор многочисленных исследований по будущему еврозоны, «брекситу», России, европейской внешней политике, а также по отношениям Китая с Западом. Директор и доверенное лицо Британского совета с 2002 по 2008. Постоянный приглашенный автор ряда изданий, в том числе Financial Times и International New York Times. Ранее — редактор журнала The Economist.
— Какие последствия повлечет Brexit для маленьких членов ЕС в периферийных регионах — стран Балтии, в частности?
— Я не думаю, что будет особая разница между последствиями для маленьких стран и средних с большими. Влияние «брексита» будет огромное на ЕС в целом, и то, что относится к Германии, относится и к Латвии.
Первое — интеллектуальный и идеологический аспекты. Британцы всегда были известны как приверженцы свободного рынка и свободы торговли внутри ЕС. Пожалуй, наравне со шведами, датчанами и голландцами. Поэтому уход такой большой страны, которая выступает за свободный рынок… Например, с точки зрения либерализации рынка услуг внутри ЕС — баланс интеллектуальных сил склонится в сторону таких стран, как
Франция или Германия. А они не верят в либерализацию сектора и с меньшим энтузиазмом относятся к соглашениям о свободной торговле с другими странами.
Второй аспект, который затрагивает Латвию — безопасность. Великобритания всегда настойчивее остальных высказывались за придание значимости оборонной политике.
Уход крупнейшего военного партнера означает, что оборона ЕС станет менее серьезной, чем раньше.
Великобритания — член Совета Безопасности ООН, наравне с Францией. У нее есть сеть дипломатов по всему миру, обширные знания и опыт во внешней политике. Уберите это с весов, и
роль ЕС в политике безопасности и обороны снизится.
Это означает, что, если вы, например, Россия, то ЕС [без Великобритании] — это кто-то, кого вы меньше боитесь и в военном, и в дипломатическом плане. В долгосрочной перспективе Лондон может начать тесно работать с ЕС по внешней политике, но этого может и не случиться. Пока же
Союз теряет свою самую важную в военном плане страну.
Звучание голоса ЕС во всем мире станет менее значимым. И дело не только в его силе, а в том, что именно этот голос будет говорить…
ЕС всегда был организацией, выступавшей за сильную внешнюю политику, стратегическое мышление, за права человека, за устойчивость к давлению России или Китая, за евроатлантизм… Уберите все это с весов, и что останется от ЕС? Новый баланс сил не так сильно хочет сопротивляться давлению России, менее склонен к евроатлантизму, поддержке прав человека.
Этот баланс — ближе к позиции южных стран ЕС, которые не мыслят стратегически, не заботятся о правах человека и более склонны уступить России.
— Значит ли это, что Brexit способен открыть какие-то новые ракурсы на российском направлении? Например, снять санкции?
— У Великобритании и ее партнеров в ЕС достаточно здравого смысла, чтобы понять — они нужны друг другу. Баланс сил в ЕС после ухода Великобритании будет более пророссийским, чем сейчас. Если Россия не додумается притвориться, что она хотя бы пытается решить проблему с Донбассом, вопрос санкций даже не появится в повестке. Но,
будь Россия умнее, она бы использовала уход Великобритании — сделала бы вид, что хочет разрешить украинский кризис. Если бы последовали какие-то серьезные шаги с ее стороны, настаивать на санкциях было бы гораздо сложнее и, возможно, они были бы смягчены.
Однако не похоже, чтобы Россия разыгрывала эту карту.
— Как — в зависимости от разных сценариев «брексита» — изменится торговая карта Европы?
— Она при любом сценарии изменится, потому что Brexit будет относительно тяжелым (hard Brexit). Мы не пойдем на норвежскую модель, которая предполагает остаться на европейском рынке, что было бы мягким вариантом (soft Brexit).
Мы идем именно на тяжелый вариант, который предполагает уход с единого рынка и из таможенного союза, а также отказ от юрисдикции Европейского суда.
Таким образом, вопрос только в степени тяжести. Возможно, мы можем использовать торговое соглашение, аналогичное [заключенному ЕС] с Канадой. Это будет Brexit средней тяжести. Полное отсутствие соглашения будет очень тяжелым сценарием.
— Это тоже реалистичный вариант?
— Вполне возможно, что Великобритании не удастся прийти [хоть к к какому-то] соглашению. Но я все же ожидаю, что оно будет достигнуто в декабре. Так или иначе, это будет удар по британской экономике: тот же договор с Канадой в основном затрагивает товары, а не сектор услуг. В канадском договоре нет экспорта финансовых услуг, авиации, СМИ… Британская экономика основана на услугах, поэтому соглашения канадского образца нам мало. Можем ли мы получить «Канаду с плюсом»? Возможно, но
наши партнеры в Брюсселе, с которыми я вчера говорил, не склонны делать нам никаких поблажек, особенно в плане финансовых услуг: они вполне готовы сильно ударить по Сити. Сама идея, что большие компании будут уходить из Лондона в другие финансовые столицы, вполне устраивает многих партеров Великобритании.
— Но ведь из-за «брексита» экономически ослабнет и сам Евросоюз?
— Удар по нам самим более очевиден: на ЕС приходится около половины нашего экспорта, и будущие барьеры, конечно, уменьшат объем продаваемых услуг, хотя товаров это меньше коснётся. Удар по ЕС не будет катастрофическим в целом, но вот отдельные экономики пострадают очень сильно. Например, Ирландия настолько экономически интегрирована с нами, что для нее всё будет крайне болезненно. Больно будет также и другим странам, таким, как Бельгия, регионам — как север Франции… Возможно, Нидерландам и другим государствам, которые завязаны на Великобританию. Германия — экспортирует сюда невероятные количества автомобилей и других товаров.
Отсутствие соглашения нанесет огромный ущерб. Если оно все-таки будет, то, скорее всего, оно будет включать такие вещи, как производство автомобилей.
— Великобритания традиционно противилась определенным предложениям Франции — например, «гармонизации» налогов в масштабах ЕС? Могут ли они быть приняты после «брексита»?
— Нет. Все вопросы, касающиеся налогов, должны быть утверждены единогласно. А, например, Люксембург тоже серьезно выступает против этой идеи. Конечно, с уходом Великобритании
сторонники гармонизации налогов — Франция и Германия — станут сильнее, но им не удастся принять эту норму.
— Британское правительство настолько часто заявляет «мы уходим из ЕС, но остаемся в НАТО», что начинаешь сомневаться. Тем более, что НАТО — это тоже дополнительные расходы…
— Это даже не обсуждается:
никто, за исключением пары лунатиков, Джереми Корбина и некоторых его советников из ультралевого крыла лейбористов, не хочет выйти из НАТО.
90% политиков хотят остаться. Да и бюджет НАТО очень маленький по сравнению с бюджетом ЕС.
— Чего ждать в частях самого Соединенного Королевства, ведь недовольны и Северная Ирландия, и Шотландия, и даже Уэльс?
— Самый проблемный регион сейчас — Северная Ирландия, потому что у нее нет правительства. Но при этом большинство жителей не хотят присоединяться к югу (Ирландская Республика, остающаяся в ЕС — К.С.). Несмотря на обилие громких заголовков, ситуация стабильная — движения за независимость [от Великобритании] там просто не существует. Если бы референдум прошел завтра, то большинство бы не захотело стать часть юга.
Ситуация в Шотландии также стабильна: было давление за проведение референдума [о независимости], но Шотландская Национальная партия получила плохие результаты на выборах, поэтому вопрос уже не столь актуален. Причем именно по этой причине — они (шотландские националисты — К.С.) слишком стильно давили на референдум.
В ближайшее время опасности, что Шотландия станет независимой, нет. В долгосрочной перспективе — кто знает,
мир меняется, а поддержка независимости все еще 40%, это очень много. Если Brexit нанесет огромный удар по экономике, то этот процент может вырасти.
Что же касается Уэльса, то там уровень сепаратистских настроений — не более 10%.
— Учитывая, что выход из ЕС будет либо просто тяжелым, либо очень тяжелым, какие перспективы открываются перед жителями стран ЕС, которые хотят переехать сюда на работу или учебу?
— У тех, кто уже здесь, все будет в порядке. Им нужно будет заполнить форму онлайн — это будет довольно просто и дешево. Что касается будущих иммигрантов, то правительство еще не решило, но мои источники сообщают, что
правила будут довольно мягкими и будут дискриминировать граждан третьих стран. То есть — европейцам будет гораздо проще, чем, скажем, парагвайцам. Им всего лишь нужно будет зарегистрироваться.
Участники переговоров поделились со мной, что Великобритания не получит торгового соглашения, если не пообещает сделать эту систему простой и недорогой. Для путешествий вместо визы будет введено что-то наподобие американской ESTA (системы электронной регистрации безвизового въезда — К.С.).
— Какие аспекты «брексита», важные для Латвии, видны вам отсюда, из Лондона, но, возможно, не видны нам?
— Если бы я был латвийцем, я бы волновался о геополитике. Германия — ведущий член ЕС. И в этом нет ничего плохого — Германия хорошая, ответственная, демократическая страна. Но нездорово то, насколько доминирует.
Хороший пример — дискуссия о будущем еврозоны, важная для Латвии. Должностные лица Германии вчера сказали мне: у нас нет правительства, мы не можем говорить о будущем еврозоны сейчас, поэтому отложим все это до марта или апреля. Что, конечно, разумно, если вы — Германия, но
в целом странно — не говорить о будущем еврозоны, пока Германия не будет к этому готова.
Она слишком сильно доминирует над всем, что происходит в ЕС. Положение Франции очень похожее.
Но больше всего в ЕС меня беспокоит раскол — с Польшей и Венгрией по одну сторону и Францией с Германией по другую. У них серьезные расхождения по таким вопросам, как квоты на беженцев, принципы правового государства…
Между Западной и Восточной Европой тревожные отношения, и меня, как кого-то, кто желает ЕС самого лучшего, это беспокоит.
Еще пример: я вчера был на ланче, организованном Центром европейской политики, очень хорошим научно-исследовательским центром в Брюсселе. За столом было 25 человек — но никого из новых членов ЕС, из стран, которые присоединились в 2004, 2007 или 2013. Только Западная Европа.
Есть опасность, что Брюссель, Париж и Берлин недооценивают значимость стран Центральной и Восточной Европы.
Они недостаточно часто с ними говорят, недостаточно часто ездят туда, недостаточно учитывают их мнение и недостаточно хорошо пытаются понять.
Brexit означает, что сила Германии становится слишком доминирующей, а Макрон делает Францию сильнее, что я, впрочем, как большой его поклонник, только приветствую. Но франко-германский тандем уже сейчас диктует повестку ЕС касательно и реформы еврозоны, и «брексита», доминируя на переговорах. Это
хорошо, что Франция и Германия пытаются найти решение, но тревожно, что другие большие государства — Польша, Испания или Италия играют меньшую роль, а такие маленькие страны, как Латвию, просто не будут слушать.
