КОНТЕКСТ
Вечером 20 января 1991 года дислоцированный в Риге Отряд милиции особого назначения МВД СССР взял штурмом здание МВД Латвийской Республики на Бульваре Райниса, 6. В ходе длительной перестрелки три человека погибли сразу, еще двое скончались позднее от ран. Еще пятеро были ранены, но выжили. Среди убитых и раненых были и гражданские лица, и оказывавшие вооруженное сопротивление омоновцам сотрудники лояльных Латвии частей милиции.
Все погибшие гражданские были застрелены в стороне от здания МВД: кинооператоры Гвидо Звайгзне и Андрис Слапиньш — на Бастионной горке, 18-летний школьник Эдий Риекстиньш — в парке ближе к Памятнику Свободы. На Бастионке погиб и лейтенант милиции Сергей Кононенко. Лейтенант милиции командир взвода охраны МВД Владимир Гоманович был смертельно ранен в ходе боя в здании МВД. (Кононенко и Гоманович стали первыми и, к счастью, единственными, погибшими с оружием в руках в борьбе за восстановление независимости Латвии в 1990-1991 годах.) В Министерстве внутренних дел были ранены и четыре милиционера из числа защищавших здание.
Предполагается, что потерь среди омоновцев не было, хотя достоверно это до сих пор неизвестно.
— А вы задавали себе вопрос, на который нет ответа — почему он?
— Задавала, конечно… Группа Юриса работала, как скорая помощь. Они выезжали на вызов. Однажды Андрис сказал: мы сегодня приехали раньше, чем «скорая».
Они работали с камерами, прекрасно осознавая, что они обязаны зафиксировать документ своей эпохи.
Они домой, в лучшем случае, на пару часов заходили. Они жили в студии. И абсолютно сознательно. Когда папа Андрису сказал — будь осторожнее, он ответил — это моя работа, что будет, то будет.
— Вы не пытались отговорить?
— Нет. А как?
Андрис тогда вообще оторвался от земли. Он переживал такие эмоции в ту неделю, что я на него смотрела и думала: а как он будет потом жить нормальной жизнью? (..) Даже у меня такой вопрос возникал..
Ведь тогда многие были готовы пожертвовать жизнью, чтобы было хорошо.
— Тогда, 20 января, как вы узнали, что случилось?
— Дело в том, что я тогда узнала не сразу. У тех, кто тогда знал о случившемся, язык не повернулся мне об этом сказать. Мне тогда сказали, что Андрис в больнице. Сперва мы поехали туда. Но там говорят, что Андриса у них нет. Потом мы отправились в Домский собор. Там я все и узнала. До сих пор плохо помню отдельные моменты.
— Это правда, что вы тогда еще не знали, что ждете сына?
— Да. Медицина мне категорически запрещала [рожать]. Все было непросто. Но это был мой выбор, моя ответственность. Все остальные считали, что с головой у меня беда, я сумасшедшая. Но нам повезло — все хорошо, вырос хороший мальчик.
— Что дети взяли от Андриса?
— Все, словно под копирку… Говорят, что дети воспринимают все от родителей, но в нем это генетически заложено: мимика, чувство юмора, способность сказать все то, что сказал бы Андрис. (..) Когда мне его принесли после родов, я смотрю: ну просто копия.
Андрис характером пошел в другую часть семьи. А вот у дочки — Ани — папин характер. Это так только кажется, что она — девочка-блондинка. На самом деле — нет. Тут у нас папа по полной программе.
