В тот момент на сцене Рижского русского театра он вышел в образе князя Пантиашвили в гастрольном показе «Ханумы» — с артистами ВГИКа. Ему было 86 — уже тогда выход Зельдина и танцы его князя вызывали удивление.
За несколько часов до этого я общался с артистом в его гостиничном номере — в «Каравелле». Классик сидел в кресле и берег силы. Говорил неспешно, с паузами, со знаменитой металлической интонацией в голосе, характерной для его Судьи из «Десяти негритят».
Разумеется, помимо всего прочего, меня интересовал рецепт его удивительного творческого и жизненного долголетия. Впрочем, ответ был дан в середине беседы и практически без слов. Помню, как Владимир Михайлович вдруг торжественно встал и, продолжая беседу, оперся о косяк двери в маленькой прихожей, прижавшись к нему всей спиной по стойке смирно. Я удивился...
«Это гимнастика для позвоночника», — тихо раскрыл секрет артист.
И еще характерная деталь: беседовали примерно полтора часа — и в какой-то момент выдающийся артист, говоря о чем-то отстраненном, вдруг показал мне на свои наручные часы. Я понял: режим, время истекло. Впрочем, эти полтора часа — такой мастер-класс жизни!
Самое интересное было уже во время спектакля. На сцену вышел Зельдин. Разумеется, аплодисменты. Но что-то он был все-таки достаточно уставшим и по-настоящему 86-летним. Но когда вдруг он увидел молодую героиню, играющую Сону, артист начал танцевать лезгинку. Причем танцевал виртуозно, в самом деле, опускаясь коленями на пол. И глаза Зельдина по-настоящему горели. И в этот момент стало понятно, что перед нами — действительно неподдельный Артист!
— Война застала меня на съемках картины «Свинарка и пастух», где я снимался в роли пастуха вместе с такими актерами, как Марина Алексеевна Ладынина, Николай Афанасьевич Крючков. И заканчивали картину уже во время войны. Благодаря этим киносъемкам я перед вами сейчас сижу.
Ведь поначалу мы были все мобилизованы на фронт, но в последний момент вышло постановление правительства — продолжать снимать эту картину.
И нам дали бронь. Это спасло. Почти все мои одногодки погибли.
Мне кажется, вот почему, несмотря на свой очень солидный возраст, у меня еще существует запас энергетики и интереса к жизни, ко всему тому, что меня окружает... Потому что после всего этого особенно ощущаешь счастье, которое заключается в самом ощущении жизни, всех тех событий, которые вокруг тебя происходят.
В ощущении людей — и хороших, и плохих, и самой жизни, которая не так проста, но ты в этой жизни живешь, трудности преодолеваешь. И все это жизнь.
Да, я считаю, что это такой подарок судьбы — такой счастливый.
Единственное, мы не понимаем, что жизнь коротка. Она укорачивается войнами, а войны приносят определенные проблемы, жить становится сложнее, труднее, в том числе и государству, а раз государству, значит, и людям. Все равно все-таки в жизни, мне кажется, самое главное — это добро, сострадание и любовь. Стоит жить ради этих, что ли, человеческих качеств, о которых мы иногда порой забываем. Сейчас, глядя со стороны, мне смешон прагматизм — он разъедает. На первый план встали деньги. Но деньги не всегда приносят счастье. На деньги не все можно приобрести.
Деньги — это большое удобство, но деньги — это не все, и это где-то надо очень хорошо понимать.
Для меня главное — это жизнь моя в театре, в искусстве. Благодаря какой-то увлеченности и любви к своей профессии, я считаю, что прожил жизнь интересно, особенно потому, что у меня встречались в моей судьбе великие, выдающиеся деятели искусства во всех областях.
Я себя не люблю. У меня этого чувства нет. Я, как вам сказать... Самолюбие есть. Наша профессия такая, конкуренция в ней существует... И зависть существует, что у меня совершенно всегда отсутствовало. Почему, наверное, я так долго и живу.
Потому что я понимаю то, о чем выдающийся, великий поэт Иосиф Бродский сказал: надо понимать, что есть люди лучше тебя. И это облегчает жизнь.
Вот я прекрасно это понимаю, что есть гораздо талантливее, и великие, а я — простой смертный актер. Я это очень хорошо понимаю. Поэтому я спокоен, никогда не волнуюсь, никогда никому не завидую, наоборот: радуюсь успеху своего коллеги, своего артиста-коллеги, и поэтому у меня, может быть, в этом отношении все в порядке с моими нервами.
