После оккупации латвийское народное хозяйство стало подчиняться плановой экономике, которая определяла, что и в каких объемах необходимо производить. По команде Москвы началась индустриализация. За короткое в Латвии построили около 200 крупных заводов, однако производство базировалось на импортном сырье и привозной рабочей силе.
«Есть одна цифра: с 1945 года до середины 50-х годов в связи с индустриализацией было ввезено около 500 тысяч работников. Еще фигурирует и такая цифра — к концу 80-х было уже 700 тысяч человек. Их пригласили на постоянное жительство. Пригласили как хозяев, и этих людей убедили, что они здесь очень, очень нужны. Так что, возможно, они убеждены, что они приехали сюда, чтобы помочь, но, по нашему мнению, их сюда никто не звал», — считает заведующая отделом послевоенного периода Военного музея Сармите Балтиня.
«Проблема существует и сегодня. Потому что эти — назовем их «долгосрочными иммигрантами», если можно использовать такой термин — они не интегрировались в латвийское общество. У нас имеются признаки какого-то двухобщинного государства. Они по-прежнему сохраняют статус постоянного жителя», — говорит Балтиня.
Еще одна волна иммиграции грозила Латвии в конце 80-х годов, в связи с планами строительства метро в Риге. «Были массовые демонстрации с лозунгами «Остановить иммиграцию!», «Нет — метро!». Это «Нет — метро!» главным образом из-за того, что предусматривалось ввезти в около 10 тысяч рабочих, которые бы строили метро и остались бы здесь», — вспоминает Балтиня.
Одним из самых ярких примеров советской индустриализации является Огре. После войны Огре был курортным городком, миниатюрным подобием Юрмалы или Межапарка. Город радикально изменился в середине 60-х годов, когда здесь началось строительство огромного трикотажного комбината и необходимой для него инфраструктуры. На месте деревянных дачных домиков появились многоквартирные дома для работников комбината.
«Изменилась не только застройка, но и образ города, традиции, атмосфера. Курорта здесь больше не было. В начале строительства обещали, что статус курорта сохранят, но установки изменились, и главной целью стало производить больше пряжи, больше джемперов. О курорте забыли», — рассказала директор огрского Музея истории и искусства Эвия Смилтниеце.
Недостающая рабочая сила прибывала со всего Советского Союза. За десять лет население города увеличилось в три раза и достигло 27 тысяч человек. На комбинате работали представители 26 национальностей, а в 80-е годы были даже сотрудники из Вьетнама. Вьетнамцы позже уехали, но большинство приезжих остались в Огре. «В этом процессе город потерял свое лицо, идентичность и по настоящему не оправился до сих пор», — полагает Смилтниеце.
Помнит народ и о периоде, известном под названием «гуцульские времена» — в 1967-м и в 1969-м годах латвийские леса пострадали от мощных ураганов, и для того, чтобы устранить последствия, сюда присылали лесорубов из Белоруссии, России и Украины. Особенно активно в Латвию ехали из Закарпатья, и часть этих рабочих осела в Латвии.
«Гастарбайтеры тогда были нужны», — вспоминает Степан Дроздов, который в 70—80-х годах был заместителям председателя колхозы «Иецава» и директором совхоза Zālīte. Белорусы и гуцулы пололи огромные свекольные поля, собирали урожай и фасовали овощи. По его словам, многие приезжали сюда на заработки и работали даже по выходным.
«Гастарбайтеры» пропали с полей Латвии после восстановления независимости Латвии, когда для въезда в страну им стала требоваться виза, резюмирует Panorāma.
