ФАКТЫ
Премьера «Летучего Голландца» состоялась в Дрездене в январе 1843 года, а в мае того же года — уже в Риге, в нынешнем Зале Вагнера. В бывшем Рижском Втором городском театре «Голландца» поставили 15 октября 1918 года, а 23 января 1919 года — уже на сцене Латвийской Национальной оперы, после чего он пережил в этих стенах еще несколько постановок — в 1941-м, 1970-м, 1996-м и 2003-м. Нынешняя, последняя на данный момент премьера состоялась 28 сентября 2018 года.
- Музыка и либретто Рихарда Вагнера. Музыкальный руководитель и дирижер — Мартыньш Озолиньш, режиссер — Виестур Кайриш, сценограф — Рейнис Дзудзило, художник по костюмам — Криста Дзудзило, хореограф — Элина Лутце, художник по свету — Оскар Паулиньш. Главные партии исполняют: Голландец — Эгил Силиньш или Рихард Мачановский, Сента — Вида Микневичюте, Лине Карлсон или Аира Руране, Даланд — Айн Ангер, Кришьянис Норвелис или Роман Полисадов, Эрик — Корби Уэлш или Андрис Лудвигс, Мария — Илона Багеле или Анджелла Гоба, Штурман — Михаил Чульпаев или Юрис Ёпе.
СЮЖЕТ
Корабль-призрак веками мается в море, а его капитан может сойти на берег только раз в семь лет. Если найдет себе верную жену — будет прощен, если не найдет — продолжит скитаться до Второго пришествия. Познакомившись с Даландом, Голландец просит руки его дочери Сенты. Сенту любит охотник Эрик — Голландец видит сцену объяснения между ними и, решив, что девушка не способна на верность, вновь пускается в вечное плавание. Сента бросается в море с высокой скалы.
Стены на судне серые, нейтральные и тянутся от пола до потолка. Декорации разделены на сектора, и в каждой сцене нам открывается одна из долей общего — замкнутого круга. Лучше всего это работает на стыке двух автономных отсеков, когда нос к носу встречаются два корабля. На первом команда спит, на втором она скорее мертва, чем жива: живое встречается с воображаемым — они симметричны, и одно, чуть искривившись, продолжается в другом.
Реальность рифмуется с тем, какой она могла бы быть в стародавние времена, прошлое и настоящее наблюдают себя, как в зеркале, и даже ведут с отражением диалог.
Чтобы представить легенду, не обязательно рядить ее в расчудесные костюмы и маски. Достаточно приставить ее вплотную к действительности, представить с минимальными искажениями — и вы поверите во все.
Цвета, приятные любому взору, не отвлекают внимание на себя: голубые платья на женщинах, синяя форма на мужчинах, при определенной подсветке ноги хористок обретают желтоватый оттенок — в тон золотым пуговицам и нашивкам на мундирах. Это как раз то, что вы искали и чего не нашли в декорациях, — оттенки моря, неба и песка. Все платья выполнены из одной и той же материи, зато каждая из дам получила по фасону, который идет ей больше всего: у одной декольте на спине, у другой воротничок школьницы... А когда возникает задача выделить героиню из общей массы, она просто не встает, когда вскакивают все, и заводит свои часы старательнее, чем другие.
Монолитная цветовая гамма отторгает единственного персонажа оперы — охотника Эрика. Недаром он, одетый в костюм землистых оттенков, то и дело возникает на сцене из люка в полу — явно «мальчик из другой сказки», который мужем для Сенты не станет ни за что и никогда. Мечтать о нем, вглядываясь в далекие горизонты, она не будет: такой лишь испортит пейзаж.
Палитра моря и неба списывают излишне земного Эрика на обочину действия прежде, чем оно с этим героем разобралось.
И болотистая гамма работает как подсказка — нивелирует значение человека с ружьем, заранее вычеркивая из списка главных действующих лиц. Мол, не отвлекайтесь на него — чужого и почти лишнего.
Подсказок много. Команда то спит, то мается от качки, то принимается чистить зубы, когда на горизонте замаячил берег: моряки готовы к встрече с любимыми, и руки со щетками взмывают, как флаги. На берегу женщины усердно заводят часы — каждая торопит время и крутит на руке маленькое колесико, словно помогая своему мужчине вращать штурвал корабля. А когда хористки выходят на сцену сплошь беременные и встает вопрос о верности женщин, дождавшихся или не дождавшихся своих мужчин, все принимаются устало встряхивать рукой с часами и поднимать другую — выбирать, на какую смотреть, колебаться между верностью и изменой.
Герои периодически упираются в двери, которые не открываются, пока им не пришло время переходить в соседний сектор. А время настанет — Сента ступит на территорию корабля-призрака, и дверь за ней затворится: это судьба. В финале, когда девушка решится идти за Голландцем, ей придется поспорить с провидением — обойти перекрытый проход и сделать шаг в сторону, во мрак.
Героиня выберет смерть, но актрисе не придется бросаться со скалы, а кораблю в ответ — тонуть и обретать покой на глазах у зрителей. Это будет элегантное самоубийство.
Подсказки читаются легко, а интерпретировать их по-другому — сложно. Обращаемся к тому, как постановщик, сценограф и художник по костюмам описывают задуманное, и находим подтверждение наших собственных догадок. Виестур Кайриш говорит о «пути по кругу, переполненному надеждами, любовью и страстями». А Криста и Рейнис Дзудзило — о сцене как модели мира. И о том, что «время, путь и ожидание — три опорных пункта, на которых базируются сценография, костюмы и из которых в дальнейшем исходят другие визуальные темы — повторы, зеркала, миражи, беременности...».
Спектакль изыскан, умен и по-военному подтянут.
Облагородив фантазийный сюжет житейской строгостью, он, как воспитанный человек, певцов не перебивает, от музыки не отвлекает: понятен, но не схематичен, элегантен, но не сух. Потому что красив — сбросил лишнее, но необходимое оставил при себе. Сцена вращается, и зритель мысленно собирает из явленных ему секторов единое, округлое пространство нашего мироустройства: здесь мужчины, здесь женщины, здесь любовь, а здесь смерть. Связи между ними оголены, как стены, как действие, — все работает на то, чтобы мы услышали оперу. И чтобы на вопрос, о чем она, могли ответить, не прибегая к пересказу либретто.
