Либа Меллер. Влюбиться в оккупанта. Пронзительная «Чужая кожа» в Лиепайском театре

Режиссер постановки Svešā āda Инга Красовска уверена, что человека нельзя оценивать по его национальности, иначе можно докатиться до тоталитаризма. Спектакль, созданный по нашумевшему роману Даце Рукшане, повествует о 1950-60-х, но сейчас оказался невероятно актуальным. Премьера прошла на ура и даже превзошла ожидания — творческая команда смогла рассказать историю на чрезвычайно чувствительную тему тонко, иронично, с большим тактом и очень талантливо.

О сюжете романа «Кожа русского» (или все-таки «Русская кожа»?) и сложностях перевода названия Rus.LSM.lv рассказывал накануне премьеры. Так что — сразу перейду к впечатлениям.

Для человека, изрядный кусок жизни прожившего при советской власти, это не просто спектакль, а поток воспоминаний, своих и из рассказов старших. Так что оба действия сидишь, то и дело мысленно кивая — мол, ну да, так и было.

Начинается повествование незадолго до смерти Сталина. Главные героини — мать Эмилия (Инесе Кучинска) и дочь Мелдра (Агния Дреймане) — доят коров, не забывая разбавлять молоко водой почти до полной прозрачности. Попутно рассказывают о жизни. Звучит фраза «а этого говорить при этой власти нельзя». Ну да, знакомо…

«Моя бабушка очень многое не рассказывает о временах своей молодости. Отговаривается тем, что не помнит, и вообще — мол, ничего особенного. Очень тяжело вытащить хоть какую-то информацию. Думаю, это отголосок тех времен, когда о многом говорить было запрещено. С моей бабулей это очень чувствуется — те запреты въелись настолько глубоко, что и сейчас, спустя столько лет, она не может открыться и рассказать о той жизни», — размышляла Агния Дреймане перед премьерой, на показе для прессы.

В комнате есть крошечный телевизор — ну да, анахронизм явный, КВН-49 только пару лет, как выпускать начали, да и вряд ли он в колхозном доме был, чай, не партийные бонзы. Но — у этого малыша важная роль, его «изображение» проецируется на экран, который видит публика. А идет по нему советская хроника. Ну, значительная часть явно фейковая, судя по названиям, публика то и дело покатывается от смеха. К примеру: «Смех пионеров — сильнее атомной войны!», «Каждый новорожденный — победа Советского Союза!», «От младенца до Красной Армии — дети служат Советскому Союзу». (И одновременно — отличная пародия на нынешнюю российскую пропаганду.)

Отец девочки сгинул на войне. Эмилия с любовью вспоминает о нем, сокрушается, что не уехала на запад до прихода советских войск и мечтает «вырваться из колхозного болота». На экране в это время читаем: «Из фашистской неволи — в родной колхоз». Чуть позже… «Наконец-то этот зверь умер!». Мелдра переключает каналы, мелькает «СССР1», «СССР2», всего четыре. Да-да, не было такого, но не в этом дело. А в том, что по всем идет «Лебединое озеро»!.. Зрители в восторге.

«Мама и дочь. И характеры настолько мощные и сильные, что сыграть это — серьезный вызов. Да еще и роман, который знает большинство читателей. Тоже своего рода вызов — преподнести этот материал легко для восприятия, эмоционально. Моя героиня — отважная, способная противостоять неблагоприятным обстоятельствам, выжить в тяжелых ситуациях, сохранить свою самость, желание любви, покоя… Вырвать! Вырвать свою долю любви в то беспросветное, нелепое время», — объясняла на том же пресс-показе Инесе Кучинска.

Эмилия выходит замуж за каменщика и печника Вилиса — не скрывает, что по расчету, он-то лиепайский. И идет работать. Она повар и кондитер, да не простой, а такого уровня, что ее приглашают готовить для пирушек партийных шишек. Пересказ меню одного из таких юбилейных приемов — это описание лукуллова обеда. «Где всё это найти, если в магазинах ничего нет? Связи!» Последнее слово Эмилия произносит по-русски.

Многочисленные русские, живущие в Лиепае, ей не нравятся. Мол, совсем не такие, как те, с которыми она во времена Первой республики училась в университете — те были умными, интеллигентными, и латышский знали. К ее ужасу, именно в русского она и влюбляется — он был гостем на том самом приеме, где ее попросили из-за нехватки рабочих рук еще и официанткой побыть. И страсть обоюдная. Но он — женат. Да и она несвободна. А пахнет от него — теми самыми любимыми духами Эмилии, Russian Leather. «Этот запах… мой русский…», — с невыразимой нежностью говорит она.  

Роман тщательно скрывается от всех. Когда Эмилия проговаривается одной из подруг-коллег на работе, то становится «русской шкурой» (вот вам и еще одно значение слова āda) и ей объявляют бойкот. Тут надо бы заметить, что вряд ли в 1960-х было такое неприятие русских — как минимум, такое демонстративное. Ну да оставим это на совести автора романа. Еще некоторые нестыковки в сюжетной линии и характерах персонажей — туда же. Это неважно в данном случае.

Самое важное — другое. То, что сначала Эмилия поняла сама для себя, а потом то и дело повторяет.

Хороший человек или плохой — это не по национальности определяется, а по совсем другим качествам.

Человек не может быть лучше или хуже от того, что он латыш, русский, еврей, украинец, впишите-то-что-вам-по-вкусу.

Эту мысль хочет донести до зрителя и Инга Красовска, лишь недавно дебютировавшая в роли постановщика (а драматическая постановка у нее и вовсе первая). Она признает, что для эта работа стала вызовом, но стаж режиссера по движениям у нее немалый, и ассистентом режиссера была не раз. Почему для дебюта взяла такой непростой материал?

«Откровенно говоря, выбрала его еще до начала войны. А когда она началась, то испугалась — можно ли вообще сейчас на эту тему говорить? “Русская” тема сейчас если не табу, то невероятно усложнилась. Но я поняла, что не боюсь. Мы и с Хербертом (Лаукштейнсом, экс-директором Лиепайского театра — Л. М.) решили, что не будем страшиться, потому что она сейчас еще и очень актуальна. Мне кажется, что впадать в крайности в этой «русской» тематике — опасно! Думаю, если мы начнем оценивать человека по национальности, а не по существу, то очень быстро придем к режимам, о которых не хочется вспоминать и, тем более, снова пережить», — опасалась вслух Инга Красовска.

Режиссерская и актерские работы, костюмы, свет, музыка — просто отличные. В драматизацию добавлены «шуточки для своих», но премьерная публика их «отловила» и оценила по достоинству. К примеру, Мелдра оказалась заядлой театралкой и, предвкушая поход на постановку по Ибсену, роняет: «Какой-то молодой режиссер Кродерс поставил, но Ибсен!..». Да-да, великий Ольгерт Кродерс, в те годы начинающий режиссер, как раз тогда в Лиепайском театре и работал, и Ибсена поставил в начале 1960-го. У девушки начинается роман с молодым актером Валдисом Ниедрой (Карлис Артеев), и она мечтает: «А вдруг его пригласят в Ригу, в театр Дайлес?!» Этот прозрачнейший намек, что Дайлес переманивает молодых актеров, и одна из лиепайских актрис тоже теперь там играет, публика встретила взрывом смеха.

В общем,

ироническая драма «Чужая кожа» — потрясающе прекрасна, два часа сорок минут пролетают мигом.

Билетов на доступные пока спектакли давно нет. Может, на декабрь получится попасть.

…Да, на премьере была и автор романа Даце Рукшане. Творческая команда ее тоже вытащила на поклоны. Судя по сияющей улыбке — автору спектакль понравился.

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное