Парадокс в том, что все, или почти все необходимые условия для этого существовали в последний день декабря 1999 года, когда Борис Ельцин, неожиданно объявил о своей отставке, и передал полномочия президента Путину, занимавшему в то время пост главы правительства. Несмотря на пережитый годом ранее финансовый кризис, и уже полыхавшую войну в Чечне (вынесем пока за скобки причины этой войны), экономика России находилась пусть и в начале, но уже вполне устойчивого подъёма.
Почти трёхкратная девальвация рубля осенью 1998 года потребовала перестройки промышленности. Импортозамещение возникло как бы само собой, как ответ на запросы потребителей. Производство товаров, прежде всего, продовольственных, раньше завозившихся из-за границы по причине дорогого рубля, при рубле дешёвом принялось бурно развиваться в самой России. Уже наметившийся рост цен на нефть и, вместе с ней, газ — основные экспортные продукты страны, позволил в кратчайшие сроки наполнить государственную казну, только что почти опустевшую. Взбудораженное резким падением уровня жизни население успокоилось, как только начались выплаты задержанной год назад зарплаты. Возникло почти уникальное окно возможностей для проведения весьма задержавшихся по разным причинам, и завершения уже начатых, но замороженных экономических реформ.
И Путин, отдадим ему должное, этим «окном возможностей» воспользовался.
За «разгромом» телекомпании НТВ и постепенным переводом частных медиа под контроль государства как-то забылась почти революция, случившаяся в самом начале 2001 года, когда Государственная Дума приняла, наконец, в полном объёме Земельный кодекс.
Впервые в России была узаконена частная собственность на землю,
в том числе сельскохозяйственного назначения. Несмотря на сильное сопротивление многочисленной в то время фракции коммунистов,
Путину удалось то, что не удавалось трём российским царям.
Земля стала товаром, который можно продать, завещать, заложить. Русский крестьянин впервые в истории смог заниматься своим делом, будучи уверенным, что плоды его труда не пропадут даром.
Не менее важным шагом была налоговая реформа. Её тоже много критиковали, особенно за плоскую шкалу налогообложения доходов физических лиц, которые и по сей день платят самые низкие налоги в Европе. Но вместе с этим
был заметно снижен налог на прибыль, позднее отменён налог с продаж, что стало мощным стимулом для развития малого и среднего бизнеса.
К тому же на смену банкам-однодневкам, мало отличавшихся от финансовых МММ-пирамид, постепенно пришли самые настоящие, вполне солидные банки, в том числе, с участием иностранного капитала. Постепенно заработал кредитный рынок, которым смогли пользоваться не только крупные корпорации, и разного рода предприниматели, но и частные граждане.
Новый Жилищный кодекс узаконил ипотеку,
положив начало решению и второго "проклятого" русского вопроса — квартирного. Строительная индустрия получила ещё один мощный стимул. Монетаризация льгот, пусть и незавершённая, уравняла в правах городских и сельских льготников, которые прежде не могли воспользоваться, к примеру, льготами по оплате проезда в общественном транспорте, за отсутствием такогового. И сам общественный транспорт, получив пусть и небольшие, но живые деньги, стал постепенно оживать, особенно в провинции, где прежде почти вымер.
Не менее удачно складывались дела и на внешнем направлении.
При Путине, не при Ельцине, Россия с приставного стульчика пересела в кресло полноправного участника группы ведущих мировых держав.
«Большая семёрка» благополучно превратилась в «Большую восьмёрку» не только на страницах российских газет. Саммит G8 в Санкт-Петербурге летом 2006 года был поистине звёздным часом Путина, теперь уже обсуждавшего самые болезненные мировые проблемы наравне с президентами и премьерами лидеров мировой экономики.
Даже резко осуждаемую поначалу Западом войну в Чечне удалось к этому времени представить таким же фронтом борьбы с международным терроризмом, какой Соединённые Штаты держали в Ираке и Афганистане. Отдельные противоречия между Россией и США по тому же Ираку особой роли не играли. Такие же противоречия благополучно существовали между США и Францией, к примеру, что не мешало Вашингтону и Парижу считаться союзниками.
Теперь это может показаться невероятным, но
Путин, никто другой, так заткнул рот московским "ястребам", что вторую волну расширения НАТО, когда восточная граница альянса придвинулась к Москве всего на каких-нибудь 600 километров, никто даже как бы и не заметил.
А ведь сколько было шуму, когда в НАТО вступали Польша, Чехия и Венгрия. Но вот и Латвия с Литвой и Эстонией пришли в Североатлантический блок, и ничего не произошло. Никто не кинулся срочно рыть траншеи по берегам реки Великая и сооружать ДОТы вдоль шоссе Санкт-Петербург — Минск.
Если бы Путин, передав власть Дмитрию Медведеву весной 2008 года, ушёл из активной политике, теперь он, пожалуй, мог бы претендовать на куда большие роли в политике мировой, чем отставные президенты США. Наверняка ездил бы теперь по миру, читая лекции, конечно, не бесплатно. И выступая в Германии на немецком языке, не раз сорвал бы бурные апплодисменты аудитории, переходящие в овацию. А там, глядишь, помирил бы кого-нибудь с кем-нибудь, да хоть армян с азербайджанцами или турок с греками, и вот она Нобелевская премия мира, куда более заслуженная, чем у Барака Обамы. Как говорится, что ещё нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость...
Путин предпочёл другую дорогу. Что тут стало главной тому причиной: фантомные боли почившей империи? Обида на западных партнёров, критиковавших за нарушения прав человека и наступление на свободу слова? Синдром «Большого брата»? Это тема для другого, может быть, даже более обстоятельного разговора.
В марте 2014 года Путин сделал свой окончательный выбор. И за последствия этого выбора ему ещё предстоит ответить.
Как от удачи до неудачи, так и от любви до ненависти — один шаг. Особенно, в России, где ушедших лидеров принято смешивать с грязью вне зависимости от их достижений.
