— Егор, перезвони, — слушает и переслушивает Егор голосовое сообщение от мамы. — У нас всё в порядке, задержимся на пару дней в Кудымкаре. Какая-то ерунда творится с этим могильником.
— Это брата сын, — говорит водителю мужчина лет сорока пяти с большим рюкзаком. — Брат с женой потерялись, возвращались из экспедиции — пятые сутки ни слуху ни духу.
— Икотка, северный бес, — говорит словоохотливый водитель старенького автобуса, шлёпающего по грязным лужам между холодной рекой и тёмной стеной густого ельника. — Поселяется в человеке и жрёт, пока все соки не высосет. Люди и с ума сходят, и лают, и дурными голосами разговаривают. Но и знают многое тоже.
Вот и всё, весь трюк, простота на пороге гениальности. Четыре минуты автобуса плюс тридцать секунд на гугление Кудымкара (десять из них на подбор букв) — и зритель уже знает, кто главные персонажи, куда и зачем они направляются, и в таёжной дымке явственно слышен привкус чертовщины. Всё абсолютно естественно, героям не приходится ворочать во рту неловкие, угловатые фразы вроде «ты же всё-таки мой племянник». Осталось зайти к местному участковому, отогнать от двух студенток-филологов деревенского ушлёпка, взять Таню и Надю в попутчицы, отправиться пешком из Мызы в Мурзино и встретить в лесу Шурку, местную то ли дриаду, то ли кикимору, живущую в землянке и разговаривающую на мёртвом чудском наречии. «Новый Пам», — непонятно бурчит на Егора Шура.
Благодаря мастерклассу от сценаристки Анастасии Самойловой в «Территории» не работает одно из печальных правил просмотра российских сериалов — преодоление чувства гадливости в первой серии. История и антураж «Территории» нравится (или не нравится) сразу, без откладывания решения на «ну ладно, давай посмотрим, что там дальше». Избежавший фальстарта удивлённый зритель готов продолжать удивляться и даже поверить в оживающие уральские легенды. А уж зрителю за сорок верить не впервой — именно отсюда, из М-ского треугольника Пермского края, слал свои небылицы в «Советскую молодёжь» великий мистификатор 80-х Павел Мухортов. И ничего — верили не хуже, чем Кашпировскому.
Над деревней Мурзино опустился вечер. Под покровом тьмы и уже к финалу первой серии мы ближе познакомимся с икоткой — феноменом коми-пермяцкой мифологии, имеющим ключевое значение в дальнейшем повествовании. Создание и само по себе довольно мерзкое, а уж способ его выкармливания — вообще любо-дорого посмотреть при тусклом свете керосиновой лампы. Но мы только за:
пусть чувство омерзения вызывает не сценарий, а бестиарий.
Туда же запишем порченное имбридингом население Мурзино, исподузколобья и из уродливого надгубья взирающее на незваных гостей. Административный глава затворников, шестипалый староста — чуть ли не прекрасный цветок на вырожденном поле.
Среда обитания под стать обитателям. Ржавые, полусгнившие и полусгоревшие, полураскрошенные и полузаброшенные, растоптанные и закопчённые остатки человеческого наполовину с советским будто вот-вот окончательно сдадутся подступающей тайге — мощной, грозной и удивительно красивой. Хочется сравнить атмосферу «Территории» с образцовой «Ведьмой» Роберта Эггерса и заметить, что для аутентичности Твердохлебову не нужны декорации, нужны только билеты в Пермский край. Реалистичность сеттинга добавляет правдоподобия творящейся жути и морозит лапки ползущим мурашкам.
Кроме занимательного краеведения, основанного на реальной мифологии — с куклами-скрутками, медвежьим шаманом, заколачиванием ведьмы в землю и «буханкой» скорой помощи —
в «Территории» есть настоящие, работающие, шевелящие загривок сцены ужасов.
Будто бы в российском сериале, словно икотка в человеке, поселился качественный заокеанский фолк-хоррор. И сам малыш-бес вносит свой заметный, несоразмерный габаритам, вклад, выталкивая вместе с чёрной грязью через рот бьющегося в пермотоксикозе человека-носителя странные слова на чудно́м чудском: «ВСЁ УВИДИШЬ. НО ДОТРОНУТЬСЯ НЕ СМОЖЕШЬ. РУКИ ГНИЛЫЕ!»
Если кто и пытается разрушить нажитое непосильным трудом съёмочной и актёрской групп, так это Глеб Калюжный. И вроде приличный человек: например, в «Водовороте» с ролью справился — немного понаркоманил, влюбился и быстро умер. К большой роли в «Территории» то ли подготовился Глеб небрежно, то ли северный бес попутал. Потихоньку привыкаешь и к нему, но почти все его реплики выглядят безжизненными, что особенно заметно в быстрых диалогах. Его переигрывает даже дебютантка Ксения Отинова, чья Таня по сюжету оказывается ближе всех к Егору. Добрых слов заслуживает и вторая студентка в исполнении Анастасии Чистяковой. Обе девушки в этой истории — важнейшие персонажи, а не просто для красоты.
Из запрещёнки Premier на этот раз позволяет себе только ненормативную лексику. Да и то без излишков: сколько герои ругаются, столько и позволяет. Студентки не то что не раздеваются, а наоборот, кутаются в свитера, сапоги и бесформенные штаны. От этого романтические попытки выглядят милыми и целомудренными. Самые пронзительные человеческие отношения достались Шуре и участковому Косте (Клавдия Коршунова и Алексей Розин, напоминающий Дмитрия Рогозина до разговения на роскосмических харчах).
В чём подвох? Когда уже расплата за пять часов удовольствия? Может, идиотский или хотя бы слабенький финал? Может, невыстрелившие ружья, развешанные на пермских скалах по ходу пьесы? Не дождётесь.
Авторы ни разу не снижают планку, ведя зрителя вглубь лесов и веков.
Ну разве что слишком чистые куртки в парочке сцен на этом пути могут испортить вам впечатление. Насчёт ружья — обратите внимание на кажущийся холостым заряд, когда Надя нашёптывает обещание медвежьему шаману. Насчёт финала — честно говоря,
таких финалов днём с огнём. Мало того, что он расставляет всё по местам — кто Пам, а кто пропал, мало того, что он очень красивый — с элементами экстра-слоу-мо (чуть ли не стоп-мо), так он ещё может примирить поклонников мистики с её противниками — пусть каждый выберет вариант по вкусу.
