Начало вполне романтичное. Место действия и время обозначены сразу — сентябрь 1929 года. Значит, это последние дни жизни Райниса, который, как известно, на следующий день после своего 64-го дня рождения на своей даче упал с лестницы и умер. Или все же умер, а потом упал? Уже благодатная тема для загадочной мистерии, тем более, что на большой сцене театра в глубине в какой-то момент в луче света высвечивается та сама лестница у библиотеки (вы там бывали? очень интересное место), по которой делал свои последние шаги великий человек.
А человек однозначно великий. Вы же читали его произведения? Ну и, разумеется, знаете вехи его общественной биографии? Вернувшиеся из эмиграции в начале 1920-х в новую Латвию Райнис и Аспазия — уже в качестве живых классиков. Настолько живых, что уже тогда две параллельные улицы в центре латвийской столицы были переименованы
— в бульвар Райниса (там, где Латвийский университет) и бульвар Аспазияс (там, где Латвийская Национальная опера). Кстати, господин Грицманис проделал явно большой труд в архивах, прочитал немало книг на заданную тему. Все равно тут много загадок.
Давайте начнем с самого «страшного». Вы видели фотографию этой именитой четы по возвращении в Латвию? «Еще та парочка»,— как сказала мне некогда одна очень известная латвийская переводчица. Кстати, а вы знакомы с бородатым доцентом Латвийской академии художеств и одним из основателей кинофорума «Арсенал», бородатым Виктором Янсонсом? Еще тот экземпляр. Он когда выступает — трясется пол, и люди иногда вздрагивают. Виктор, являющийся одним из самых влиятельных сегодня исследователей творчества великого латыша (или все же латвийца?) Райниса — стихийный буддист, как и герой всей его жизни. У него постоянно какие-то проекты, которые многим могут оказаться совершенно безумными. Иногда даже за некоторой гранью.
Так вот, Матис и Виестур эту грань аккуратно переступили, как и роковую ступеньку лестницы. И им не страшно. Во-первых, они знают, что Райнис — это не молчащий памятник на Эспланаде, который с подачи советской власти как раз памятником (в широком смысле слова) и стал. О нем рассуждают как о живом человеке. Как и о том же Пушкине, кстати. А во-вторых, ну это же все театр!
Создатели этого спектакля сразу отправляют зрителей в определенный космос, который в случае с Райнисом совсем не предчувствие, а доподлинная реальность. Вот сидит в дачной декорации, установленной наискосок, врезающейся краем прямо в зрительный зал, в нижнем белье Райнис (отличный артист Артур Крузкопс) и звезды изучает. Рядом — Аспазия (Индра Брике). А также служанка в исполнении ветеранш «Дайлес» — на генеральной репетиции была Лидия Пупуре, а во время премьеры вообще великолепная и неувядаемая Олга Дреге, отметившая весной 85 лет, ни за что ей столько не дашь!
В данном случае перед нами не политик (хотя был и депутатом парламента, и министром образования, если что), а поэт. Он рассуждает, что за звезда далекая там в небе spīd («сияет»). И приходит Спидола, героиня, пожалуй, самой знаменитой пьесы Райниса «Огонь и ночь», написанной им, что важно, накануне революционных событий 1905 года, за что в царской России поэт и поплатился сперва ссылкой в мрачную Вятскую губернию, а потом и эмиграцией в солнечную Швейцарию.
В исполнении Иевы Сеглини эта Спидола еще та ведьмочка. Прямо скажем — ведьма. Кричит надрывно, вещает! А вот Лаймдота (Дарта Даневича) — она чистая и непорочная, в белоснежном национальном наряде, в вышине, как символ небесной Латвии.
И вот Райнис накануне своего ухода в космос размышляет, построили мы государство Латвию — или она пропала? На момент смерти Райниса его родная Латвия уже 11 лет как независимая была, можно было подвести первые итоги. Вопросы, как оказывается, чуть ли не вечные. И герои, надеюсь, тоже.
Странный герой в исполнении Артура Скрастиньша, который следит за Райнисом. Фотографирует его из-за окна, стоя на улице, подглядывающий. Сотрудник спецслужб? Или некая таинственная судьба? Тут еще и сотрудники Посольства России, о ужас. И — придуманный режиссером и драматургом общественный суд над Райнисом, когда обвинителями становятся автор национального эпоса «Лачплесис» Андрей Пумпурс и национальный литератор Андриевс Ниедра. Райнис по сравнению с ними человек не местного масштаба, даже не планетарного — действительно космического. И он бы получил свою Нобелевскую премию, несмотря ни на что, поживи он еще лет десять. Если бы с Латвийским университетом, который отказался его выдвигать, не поссорился. На мой взгляд, наш поэт не хуже норвежки Сигрид Унсет, получившей нобелевку в 1928-м.
Местечковость, мировое пространство, космос — кажется, главные темы спектакля. Почувствуйте разницу.
«Единство! Согласие! Стабильность!» — под смех восклицает герой пьесы. Актуально. А перед нами — абсолютный политический либерал, мысливший совершенно широко. Таких в Латвии сегодня знаете? Ну, Раймонда Паулса, бывшего тоже и депутатом, и министром — не считаем. О других — предполагаем, но осторожно. Глядя этот роскошный спектакль, я не раз ловил себя на мысли, что если бы Райнис был сегодня жив, то худрук Нового Рижского театра Алвис Херманис его бы сто раз проклял. Через тот же фейсбук, к примеру. За либерализм.
Кстати, всем известно противостояние (театральное, конечно!) между двумя крупными латвийскими театрами — «Дайлес» и Новым Рижским. Алвис над «Дайлес», в советские годы носившим имя Райниса, кстати, подшучивает. А Юрис Жагарс, директор «Дайлес», на недавней пресс-конференции артистично воскликнул: «У нас самые лучшие артисты в Латвии! У нас лучший театр!» Я бы поспорил. Вот до сих и спорят. Делят артистов. И творческое наследие того же Райниса (по большому счету в шутливой форме, конечно).
Кстати, в том же Новом Рижском театре несколько лет назад был роскошный спектакль в постановке философа Улдиса Тиронса «Последняя елочка Ильича» о последних днях вождя мирового пролетариата Ленина. На документальной основе, кстати — выдающийся рижский историк Борис Равдин изучал секретные документы о тех драматических днях. По сути, он изучал разрушенный инсультами мозг Ильича. И в результате Тиронс создал мистерию, напоминающую абсолютный бред, что закономерно. Матис Грицманис и Виестур Кайриш тоже кое-что изучили — о Райнисе. Мозг у него явно был не разрушенный, а живой и невероятный. Не больной. Это над больными нельзя шутить, и они неподсудны. Райниса — судят.
На том же общественном и уже, кажется, загробном суде Райниса в спектакле обвиняют — за многое. А Райнис сидит, как памятник на Эспланаде. Молчит. А его судят за связи с Россией. С коммунистами. За то, что на его похороны приехал министр иностранных дел советской России Чичерин (кстати, тоже был либералом, насколько помнится).
И вообще, как жителей Латвии лучше называть — латышами или латвийцами? Райнис предлагал второй вариант, более свободный и широкий. Но Пумпурс, вышедший в форме офицера царской российской армии (так что кто бы обвинял?), и Ниедра — против.
Так что Лачплесис, воспетый и Райнисом тоже, кричит: «Где этот негодяй Райнис?», и ему услужливо показывают — да вот он, вот он. И рубит голову классика его мифический герой — и темнота.
Можно смело предположить, что проживи поэт еще лет двадцать, то он бы остался в Латвии во время ее оккупации Советским Союзом в 1940-м. Аспазия же, например, осталась (умерла в 1944-м). И стал бы он народным поэтом Латвийской ССР не посмертно, а вполне при жизни. Следует за это теперь судить, когда уже столько лет прошло? А вы были в той ситуации?
Совершенная мистерия, Кайриш этому научился отлично. Сцена крутится-вертится под звуки самого настоящего рейва, смешно. По центру — массивная сценография, стоящая прямо на аквариуме (литров эдак двести). В ней угадывается оператор — кстати, он мужественно стоит там все 2,5 часа действа и снимает героев спектакля, изображения которых проецируются на экран в вышине сцены (Кайриш ведь, не забудем, и кинорежиссер неплохой). Сценография, изображавшая в первом отделении дачу, тоже вертится, а в ней жутко танцуют герои национального классика. И, конечно, сценография Иевы Юрьяне и костюмы Байбы Литини — то, уже ради чего одного можно смотреть этот спектакль.
И появится новый человек. Спидола кричит, как ведьма — и рожает дочь, маленькую такую звездочку. Спидола Вторая. Видимо, наша современница. А в финале Райнис так и останется памятником, а герои его пойдут все ближе и ближе к партеру со зрителями. Прекрасная Лаймдота пойдет по проходу партера. Процесс пошел! Вполне такой космический. Интересно, как это будет не в театре, а наяву? Если будет, конечно. Ну, чтобы понять, а что все-таки хотел сказать нам всем Райнис, по большому счету, единственный латыш-латвиец с тогда мировой известностью, которым мы вроде гордимся. Есть о чем подумать.
