- См. также «Пегас» в айфоне. «Ведут» ли спецслужбы Латвии российских (и не только) журналистов 26.09.2023
Большой-большой секрет
Используется ли в Латвии Pegasus или подобные программы скрытой слежки? Этот вопрос, среди прочих, Латвийская ассоциация журналистов официально задала новому министру внутренних дел Рихарду Козловскису. А также ряд других вопросов: (если да, то) как часто использовалась, была ли среди целей Галина Тимченко, отслеживались ли другие журналисты, кто осуществляет контроль за обоснованностью слежки, и т д.
Ответов на 28 сентября – нет.
И не факт, что будут, считает депутат Сейма Марис Кучинскис, знающий систему спецслужб с двух сторон. Только что, 15 сентября, он покинул пост министра внутренних дел, который надзирает за деятельностью одного из трех латвийских специальных агентств — Службы госбезопасности (и Кучинскис же возглавлял министерство в феврале, когда был взломан телефон Тимченко). И он же в Сейме прошлого созыва руководил Комиссией по национальной безопасности, которая также надзирает за секретными органами.
«На общие вопросы [Ассоциации журналистов], конечно, ответят, — делится он личным мнением с Rus.LSM.lv. —
Есть ли в Латвии такая программа [Pegasus] — на это нужно бы ответить. Но на более детализированные [вопросы] — думаю, детализированных ответов не будет,
такую информацию все охраняют».
Использовала ли Латвия Pegasus для слежки за другими журналистами, и если да, за сколькими и в какие периоды, — это, по словам экс-министра, уже детализированный вопрос. «Я могу прогнозировать, что ответ будет очень общий. — улыбается Кучинскис. — Но если у Ассоциации [журналистов] есть очень конкретный вопрос, его нужно адресовать прокуратуре. Они те, кто могут это проверить, у них есть все права и доступ. Остальным этот доступ закрыт».
На общий вопрос, есть ли у латвийских служб Pegasus, Кучинскис отвечает так: «Кажется, нет. Но точно не знаю.».
Пресс-служба прокуратуры на тот же вопрос отвечает Rus.LSM.lv — это гостайна: «Тактика, средства и мероприятия оперативной деятельности, используемые субъектами оперативной деятельности — это государственная тайна. В распоряжении Генпрокуратуры нет информации, которая была бы предоставляема в связи с вопросом об использовании шпионской программы Pegasus».
Да и нет не говорить, черный с белым не носить.
Не слишком много секретности?
«Может, стоит обдумать, не слишком ли у нас много секретности в некоторых вопросах», — считает Зане Маче, председатель Ассоциации журналистов (ее подпись стоит под письмом министру). Пока в Ассоциации «терпеливо ждут ответов»: установленные для этого законом сроки еще не вышли.
Маче допускает, что на какие-то вопросы детальных ответов получено не будет. Но в Ассоциации надеются, что ответы — какими бы они ни оказались — внесут ясность в вопрос,
не использовалась ли «программа-шпион» нелегально, несогласованно, не в соответствии с установленным законом порядком.
В случае с журналистами речь идет о вмешательства не только в личную жизнь, но и в профессиональную — ведь в этой профессии есть обязанность журналиста охранять свои источники информации, напоминает Маче. «У нас были исторические примеры, когда у журналистов проводились обыски, ставя под угрозу безопасность журналистских источников. В данном случае (в деле Тимченко — С.П.) могут быть аналогичные сомнения.»
Нет иммунитета от слежки
«Мы считаем, что [это] ответственность правительств — провести расследование и опубликовать все известные факты. В конце концов, если правительства Латвии, Эстонии или Германии тратят миллионы долларов из бюджета, чтобы следить за всемирно известными независимыми журналистами и критиками путинского режима, то об этом должны знать их избиратели», — говорит Rus.LSM.lv Наталья Крапива, эксперт международного НГО Access Now.
«Это нарушение прав человека.» — заявил Rus.LSM.lv главный редактор «Медузы» Иван Колпаков, когда подтвердилось, что телефон издателя «Медузы» Галины Тимченко заражен ПО «Пегасус» службами неизвестной (предположительно – европейской) страны. Чуть позже еще трое живущих в Латвии журналистов сообщили, что также получали от Apple аналогичные предупреждения о попытках взлома их телефонов. Эти случаи еще не завершены: проходят проверки в канадской лаборатории Citizen Lab.
Госструктуры — не только в Латвии, но и в Германии (где полиция отказалась отвечать на вопросы «Медузы») — с такими формулировками про нарушение прав человека не согласны.
В Бюро омбудсмена Латвии конкретный случай Тимченко не комментируют, но «в целом» сообщают, что правовые акты не предусматривают иммунитета журналистов от такого рода слежки. Правда, тут же делают оговорку:
«В деле «Нагла против Латвии» Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ)... указал, что суды государств-членов должны особенно тщательно оценивать соразмерность процессуальных действий, соблюдая обязанность защищать конфиденциальность источников информации журналистов», — указал Rus.LSM.lv юрисконсульт Бюро Юрис Сильченко (полный комментарий см. ниже в этом же тексте).
Кто разрешает следить
Дело «(Илзе) Нагла против Латвии» в ЕСПЧ — один из случаев, когда латвийская система контроля за обоснованностью прослушки явно не сработала. Впрочем, это было давно, в 2010 году.
Кто выдает латвийской спецслужбе или полиции разрешение на доступ к чьему-либо телефону незаметно для его владельца? В зависимости от технических аспектов следственных мероприятий и применяемого закона — это следственный судья, председатель Верховного суда, или назначенный им судья Верховного суда (так называемый «дежурный», специально для выдачи таких разрешений, подробнее — см. комментарий Юриса Сильченко ниже в этом же тексте).
«Оперативные мероприятия начинают, если есть обоснованная информация о готовящемся или уже совершенном лицом преступлении, или о создаваемой лицом угрозе государственной или общественной безопасности, и если другим способом достичь указанных в законе целей невозможно или затруднительно», — цитируют закон в прокуратуре.
Срок скрытой технической слежки или прослушки — до трех месяцев, но в случае обоснованной необходимости его можно продлевать.
Таков порядок при слежке и за наркодилерами, и за потенциальными угрозами национальной безопасности.
Это что касается процедуры. Что до практики —
в Латвии было несколько сбоев системы, когда службы явно злоупотребляли прослушкой, доступом к данным и вмешательством в частную жизнь.
Примеры журналистов, истории которых в силу публичности профессии «на виду» — Илзе Яуналксне, Илзе Нагла, Санита Микельсоне, все на тот момент журналисты LTV. Яуналксне и Нагла прошли судебный путь до конца, – и в итоге добились и окончательных вердиктов в свою пользу, и выплаты компенсаций.
Последий по времени случай с Санитой Микельсоне от 2015 года — о том, как стражи порядка реагировали на намерение журналистов программы «Запрещенный прием» узнать, как присуждают высшую награду страны — орден Трех звезд. К делу были привлечены Бюро по защите Сатверсме и Полиция безопасности (ныне — СГБ). Телефонные разговоры журналистов прослушивались, выяснялось, где находится звонящий. Следствие завершилось, поскольку нарушений закона не обнаружили, а представители полиции заявили, что не знали, что следят именно за журналистами. В 2016 году журналист программы LTV «Запрещенный прием» обратилась в суд, чтобы там оценили правомерность (выданного судьей) разрешения на прослушку ее разговоров. Был получен ответ, что нарушений не выявлено. В то же время латвийский омбудсмен по этому случаю признал, что такие методы полиции не были соразмерны нуждам следствия, и констатировал ограничение права на свободу слова. Дальше команда «ЗП» решила не судиться.
В конкретных случаях
проблема не на уровне правовых норм, а в их применении,
комментирует Rus.LSM.lv Линда Бириня, присяжный адвокат и эксперт в медийном праве. Она представляла интересы и Илзе Наглы, и Саниты Микельсоне.
«Те, кто применяет право — начиная со следователей и заканчивая судьями — должны учитывать и национальные, так и международные нормы прав человека. При правильном их применении, в том числе на принципах, следующих из решений Европейского суда по правам человека, относящихся к журналистам как к “сторожевым псам общества” с особым статусом и защитой, такие ситуации не должны повторяться.
Возможно, на практике сложности могут быть из-за того, что в правовых нормах к журналистам не относятся особые исключения — в отличие от, например, контроля за корреспонденцией адвокатов, допускает Линда Бириня. При этом особый статус журналистов в демократическом обществе предусматривает такие исключения, и они должны соблюдаться.
Депутатский надзор: спросить можно, но…
Надзор за спецслужбами — одна из официально прописанных функций парламента, конкретнее — Комиссии по национальной безопасности. Как надзор работает на практике? Тут многое зависит от активности председателя, говорит Rus.LSM.lv Инесе Войка, экс-депутат, работавшая в этой комиссии с июня 2021 года по ноябрь прошлого.
Она избегает говорить о деталях работы комиссии из-за режима конфиденциальности, но соглашается, что депутаты через комиссию могут рассмотреть вопрос о возможной прослушке журналистов.
«Для демократии это существенный вопрос, ведь закон защищает, например, источники информации журналистов — и, на мой взгляд, такая прослушка допустима только в редких и очень специфических случаях. Думаю, это
долг депутатов — убедиться [что так и происходит].
Другой вопрос, всегда ли они получают ответы. Например, по любой оперативной деятельности
информацию предоставляет тот, кто ведет [оперативный] процесс — в зависимости от собственного мнения, что можно говорить а что нет.
Бывают дела, по которым информацию защищают другие законы о гостайне».
Могут ли депутаты вызвать на комиссию руководство спецслужб, и спросить, имеют ли их ведомства отношение к заражению «пегасом» телефона Тимченко? Могут, говорит Войка. Получат ли они ответ по существу? Не обязательно, зависит от дела, отвечает Войка. Она считает, задавать вопросы все равно стоит: «Да, мы в условиях войны, но
основания для вопросов — есть, и нужно искать ответы. Насколько это позволяет закон».
О возможностях спецслужб депутаты могли бы судить, зная статьи расходов «органов».
Однако в ответ на вопрос, доступна ли надзирающим такая информация, Инесе Войка ссылается на режим конфиденциальности. И дальше говорит о контроле не конкретно со стороны профильной комиссии, а парламента в целом: «В целом
способность парламента Латвии осуществлять надзор — очень слабая,
в том числе по госбюджету. Этот не тот уровень, как в Америке, где есть целый budget office, который даже не проверяет, а формирует свое независимое мнение. У нас в Сейме нет такого ресурса. Депутаты, скорее, могут реагировать на какие-то сигналы, конкретные вопросы, или сами задавать вопросы».
Марис Кучинскис, который был главой Комиссии по нацбезопасности с ноября 2018 года по июнь 2022 года, говорит: у него была традиция — раз в году проверить, все ли прослушки спецслужб были с разрешением.
«Контроль Сейма должен быть. И контроль там есть. В том числе прокуратура может все это проверять. Несанкционированная прослушка запрещена,
этот порядок у нас довольно жесткий»,
— считает Кучинскис.
Если происходит что-то нештатное, что вызывает подозрения — депутаты могут просить Генпрокуратуру этот проверить, говорит политик. По его словам, за его время работы в комиссии незаконных случаев прослушки он не обнаружил.
- Какие смартфоны рекомендуют эксперты по цифровой безопасности, и что делать, если возникли подозрения, что вас «хакнули» (спойлер: проверяться) — в следующем материале Rus.LSM.lv.
Как разрешают следить и слушать.
Комментарий Бюро омбудсмена
«В понимании 96-й статьи Конституции и 8-й статьи Европейской конвенции по правам человека (ЕКПЧ), термин “частная жизнь” включает также содержание телефонных разговоров человека. Соответственно, с точки зрения прав человека, деятельность, направленная на получение информации о содержании телефонных разговоров, может быть оценена как ограничение права на неприкосновенность частной жизни. И все же Конституция и ЕКПЧ предусматривают, что указанные права могут быть соразмерно ограничены в порядке, установленном законом.
Статья 218 Уголовно-процессуального закона предусматривает такой вид специальной следственной деятельности, как контроль средств связи, а статья 17 Закона об оперативной деятельности — оперативное прослушивание разговоров. Упомянутые в уголовном процессе действия могут осуществляться по решению следственного судьи, а при оперативных мероприятиях — с согласия председателя Верховного суда или специально уполномоченного им судьи Верховного суда. В обоих случаях разрешение на проведение этих мероприятий может быть выдано на срок до трех месяцев. Вышеупомянутые правовые акты не предусматривают иммунитета журналистов от такого рода расследований».
Юрис Сильченко,
юрисконсульт отдела гражданских и политических прав Бюро омбудсмена.
