— Лев, когда вы уехали в Германию?
— В 2001 году. К тому времени я был, что называется, свободным журналистом. Свободным в первую очередь от денег.
А последним толчком был разговор в Риге с одной дамой, которая собиралась издавать новый журнал (кто только тогда за это дело не брался). Тогда я спросил с дальним прицелом, набрала ли она уже себе журналистов, на что получил ответ, что об этом можно не беспокоиться: стоит свистнуть, и набежит целая толпа безработных журналистов, готовых писать статьи за пять копеек. И я понял, что мне в этой стране больше искать нечего: я тоже был частью этой толпы.
ПЕРСОНА
Лев Борисович Казарновский родился 22 января 1948 года в Риге. Писатель-юморист, поэт и драматург. Окончил Ленинградский электротехнический институт связи им. Бонч-Бруевича. Работал инженером, монтировщиком декораций в театре, журналистом, участвовал в геологической экспедиции на Дальнем Востоке, вёл юмористические рубрики в латвийских газетах, журналах и на телевидении. В 90-е годы был одним из создателей и директором рижского театра «Люди на чемоданах». Автор юмористических и поэтических сборников, книг для детей, театральных пьес. Является победителем многих международных литературных конкурсов и конкурсов драматургов. По пьесам Льва Казарновского были поставлены спектакли в театрах России, Украины, Германии, Латвии, Румынии. С 2001 г. живёт в Германии (город Нойс), выступает с юмористическими и поэтическими программами.
Итак, приехал в город Нойс, рядом с Дюссельдорфом, 19 лет назад. Этот город основан еще древними римлянами. Однажды экскурсовод водила наших туристов и, рассказывая о городе, добавила: «А еще здесь живет наш поэт Казарновский». Так что уже чувствую себя древнеримской достопримечательностью.
— Вы уже знали, кем будете работать в Германии?
— Перед отъездом я заранее сформулировал, чем собираюсь там заниматься. Я хотел быть почтальоном. Главным достоинством этой работы я считал, что она не требует знаний немецкого языка. Правда, в анкете я указал, что в свое время руководил театром для детей при Латвийском детском фонде. И, к моему удивлению, мне предложили поработать в местном немецком театре, правда, к сожалению, не руководителем, а для начала монтировщиком декораций (здесь эта профессия называется более благородно: техник сцены). Таким образом, от мечты стать почтальоном пришлось отказаться. Зато я стал драматургом.
— Ну это, как говорится у вас почти по специальности — еще в Риге вы были известны как автор нескольких книжек?
— А драматургом я стал так: одна моя знакомая рассказала, что в школе, где учился ее ребенок, можно предложить детям любой проект для выпускной программы. И она попросила поставить какой-нибудь спектакль с детьми. Я не очень уверенно, но согласился. Она перевела одну из моих сказок на немецкий, и мы приступили к репетициям. Подобрали музыку, изготовили декорации и в конце года устроили премьеру. Я привык, что у нас на такие мероприятия приходит считанное число родителей. А тут битком набился целый спортивный зал. И когда мы закончили, нам устроили такую овацию, какую, я думаю, слышал мало кто из настоящих режиссеров.
Это меня воодушевило. Я уже знал, что в Германии раз в году устраиваются «Дни школьных театров», когда детям предоставляется возможность выступить на настоящей театральной сцене. И мы показали этот спектакль в нашем театре. Немцы к этому мероприятию относятся серьезно: в городских газетах появилась рецензия на спектакль, а мне даже пришлось давать интервью для радио. Уж не знаю, что слушатели поняли из моего рассказа, так как я сам в то время местных жителей понимал через пень колоду.
А после этого я решил, что настало время самому штурмовать театральный Олимп, и начал рассылать свои пьесы немецким театральным издательствам. Уж не знаю, кто там на небе за меня заступился, но после десяти неудачных попыток, одно из издательств согласилось со мной сотрудничать. Они опубликовали вначале детские пьесы, а затем я перебрался во взрослую тематику.
— И как успехи на этой ниве?
— Сейчас уже состоялось пятнадцать премьер, причем не только в Германии, но и в России, Украине и даже в Румынии. Кстати, на месте латвийского правительства я бы отштамповал для себя какую-нибудь медальку, так как меня здесь представляют как латышского автора.
— А как дела с изданием ваших книг?
— С книжками дело обстояло значительно хуже. В Германии у меня опубликовали две книжки, и когда я уже потирал руки в предвкушении гонорара, издательство объявило себя банкротом и сгинуло вместе с моими книжками. А я-то уже рассчитывал, что займу место где-то рядом с их братьями Гримм. Но не получилось.
— Как переживаете пандемию?
— Культурная жизнь в Германии сейчас, разумеется, полностью парализована, но, как ни странно, я давно определил 2020-й как год, когда большинство культурных проектов практически заглохнет. Правда, я имел в виду только русскоязычную диаспору и не в таком глобальном масштабе.
Дело в том, что сразу после приезда я познакомился со многими людьми, которых стал называть «молодыми шестидесятилетними». Это были бывшие советские инженеры, научные работники, которые начали активно издавать книги, проводить фестивали, ставить спектакли и т.д.
Я тоже принял участие в некоторых проектах. Например, в Кельне мы начали издавать небольшой юмористический журнальчик, в котором я, памятуя свое журналистское прошлое, был членом редколлегии, а в Дюссельдорфе проводили ежегодный поэтический турнир, на который съезжались поэты не только со всей Германии, но и из Америки, Израиля и даже Австралии. Это было интересно, но именно тогда я понял: когда мои соратники ввиду преклонного возраста прекратят свою деятельность, на смену им никто не придет.
Любимая фраза советских руководителей: «Незаменимых людей не бывает», здесь была полностью опровергнута: замены этим людям так и не нашлось. И вот
именно тогда у меня почему-то возникла в мозгу цифра 2020 — год культурного Армагеддона. Так что теперь ощущаю себя в какой-то мере бабушкой Вангой.
— В Ригу собираетесь на побывку?
— В Риге я был года три назад и даже выступал в Еврейской общине. Но организаторы, очевидно, из скромности, никого не стали об этом оповещать, поэтому были только те люди, которых я успел поставить в известность.
Посетить Ригу вновь я собирался уже в ближайшее время. В этом году я написал пьесу, героем которой является наш земляк, знаменитый шахматист Арон Нимцович. На протяжении длительного времени он был главным соперником тогдашнего чемпиона мира Александра Алехина.
Но эта пьеса не только о шахматах. Оба жили в промежутке между двумя мировыми войнами, и их взаимоотношения тесно переплетены с трагической историей всей Европы. К сожалению, из-за пандемии премьеру уже два раза пришлось отменить. Но надеюсь, когда вакханалия с карантином закончится, рижане смогут увидеть этот спектакль.
— Жизнью довольны?
— Нравится ли мне моя жизнь? Альтернативой жизни является смерть, поэтому жизнь мне нравится больше.
— Чем занимаетесь сейчас?
— По нынешней профессии я — пенсионер, но активный. Когда приглашают, выступаю со своими творческими вечерами.
А вообще я по-прежнему считаю себя гражданином Латвии, а вот считает ли Латвия меня своим гражданином — не знаю. У нас друг к другу много претензий.
— То есть?
— В девяностых годах на Латвийском телевидении существовала передача «С позиции власти». Я был постоянным её участником и имел возможность лично высказать свои претензии практически всем высшим должностным лицам республики.
Ускользнуть от меня сумел только первый президент Латвии Гунтис Улманис, поставивший условие, чтобы все журналисты, участвующие с ним в передаче, были женщины. Мне в жизни приходилось выступать в разных качествах, но выполнить это требование я не смог.
А претензия у меня была одна: я считал и считаю, что Латвия должна была не «собачиться» с Россией, а сохранить с ней дружеские отношения. Но когда я у одного из министров спросил, не боится ли он, что Россия откажется от транзита, который являлся основным источником дохода республики, то получил ответ, что никуда Россия не денется, поскольку у Латвии уникальное географическое положение. Оказалось, что министр в школе плохо учил географию, и сегодня имеем то, что имеем.
Но все равно Латвию люблю, конечно!
