Карина Берзиня, художественный руководитель музыкального спектакля: «Наша сказка доказывает, насколько смелыми были представители украинского народа как в древности, так и сегодня. Поэтому нам было важно начать цикл для юного зрителя с музыкального приветствия Украине, тем более, что в нашей постановке принимают участие сами украинцы!»
— Лидия, сперва об этом детском спектакле. Что это будет?
— Это сказка, украинский фольклор. Музыкальные номера на украинском языке, а сама сказка на латышском, чтобы латышским деткам было понятно. Я, скажем так, соучастница подготовительного процесса этого спектакля, помогала с выбором репертуара. И непосредственно участница в этой сказке, у меня там роль, которую я пою на украинском.
«Храбрый Иванко» — это украинская сказка о приключениях героя, который расколдовал свою невесту. И по пути к своей заколдованной невесте он помогал разным птичкам, людям — боролся со злом, с ведьмой, с сыном ведьмы.
Такая детская приключенческая сказка, в которой все закончится хорошо — Иванко победит зло и найдет невесту.
Моя коллега Дарья Титкова, которая тоже с Украины (она из Чернигова), сейчас второй год учится на джазовом отделении музыкальной школы Домского собора — она тоже играет в спектакле. У нее роль Журавки, птички со сломанным крылом, которой, в свою очередь, поможет главный герой. Помимо меня с Дарьей участвует танцевальный коллектив Рижской украинской средней школы «Перлинка» и инструментальный ансамбль, а также латышские певцы. Главную роль сыграет Натаниэль Раснач, который наверняка один из будущих главных баритонов Латвии, а также известная латышская сопрано Эвия Мартинсоне и молодой рок-музыкант Атис Иевиньш.
Насколько я знаю, запланировано в целом восемь показов.
Сразу три концерта состоятся 21 октября и три концерта 22 октября — в рижском зале «Спикери». И 14 ноября — два концерта в историческом зале «Дзинтари».
— Как вы стали певицей?
— Я училась в Украине, в Киеве. С детства пошла в музыкальную школу, по окончании поступила в Музыкальную академию. По профильному образованию я хоровой дирижер и дирижер-симфонист, но на последнем курсе брала класс по оперному пению. Потом работала, как руководитель ансамблей, дирижер хора, частный преподаватель музыки, вокала. Пела, писала свою музыку. И непосредственно перед началом войны моим последним родом деятельности было руководство музыкальным классом в детском саду, преподавание вокала и вокалистка в авторском джазовом проекте.
Моя первая учительница, которая и сподвигла меня поступать в Музыкальную академию, была солисткой Национальной оперы в Киеве. И с ее подачи в четырнадцать лет я впервые увидела «Аиду» Джузеппе Верди. И я влюбилась в театр. Изначально, как и все, мечтала быть солисткой, но когда поступила на дирижерский факультет и отучилась там три года, то ощутила, что у меня, скорее всего, другое призвание, мне очень нравилась моя специализация. И появилась мечта петь в хоре оперного театра и быть руководителем оперного хора. И так, как сложилось сейчас — мне кажется, это пусть немного с небольшим опозданием по времени, но происходит, все прекрасно, я как раз на пути к реализации мечты. Многие хоровые певцы мечтают быть солистами, в моем случае мне нравится петь в хоре.
— Но перед тем, как вы стали хористкой в Латвийской Национальной опере, вы встретили начало войны 24 февраля 2022 года. Если вам не тяжело это вспоминать — как это было?
— Мы встретили это тяжело. Было страшно, был испуг, как и у многих украинцев. Потому что мы проснулись от взрывов. И что важно, у нас зимой утром в Киеве ведь темно до семи утра, как минимум, только потом чуть-чуть начинает светлеть. А тут
была половина пятого утра и было светло, как будто солнце светит.
Дело в том, что мы как раз тогда жили близко к аэродрому Борисполь, там военный и еще технический аэродром, который занимается перевозкой грузов. Поэтому, помню, взрывы были очень сильные, тряслись дома, окна... И было очень светло. Вот это то, что я помню.
После этого я включила телевизор, но телевидение не работало, потому что сбили что-то на вышке, чтобы отключить все. Но мне пришла в голову идея через ютуб включить в интернете первый канал российского телевидения. Я туда зашла, сами понимаете, чтобы хоть что-то узнать... И там я увидела, как кое-кто (фамилию не хочу называть) вещает про то, что он начал «специальную освободительную военную операцию».
— Как вы приехали в Латвию?
— Мой папа долгое время, почти пять лет, перед этим работал в Латвии, в телекоммуникационной компании. Он выучил латышский язык, сдал экзамен, потом он уехал, потому что получил работу лучше. Но пока он здесь жил, мы с сестрой приезжали к нему каждое лето и зиму, потому что у нас как раз каникулы по три месяца. По полгода здесь проводили. Так что мы неплохо знали Латвию и конкретно Ригу. Понимали, какой тут ритм жизни, какая погода. И когда все началось в Украине, то чуть больше, чем через две недели мы выехали из Киева, собирали своих родственников по Украине, из Харькова, других городов и вот такой колонной продвигались в сторону Западной Украины.
Ехали мы неделю, были обстрелы, и многие дороги перекрыли. И в тот момент люди, в основном, передвигались по полям, по лесам, желательно не ночью, потому что страшно было.
В мирное время этот путь к Словакии занимал 13-14 часов, а здесь — месяц.
Я поняла, что люди бегут в центр Европы, в Польшу или в Германию. И я поняла, что легче бежать в Словакию, чтобы пересечь границу, а уж там решать, куда ехать. В принципе, так и сработало — мы границу прошли буквально за восемь часов. Это нам повезло, мы стояли в не очень большой очереди. Проехали Словакию, потом в Польше остановились на ночевку, в Литве на ночевку. И потом приехали в Латвию, здесь нас ждали друзья моего папы, которые нас и приютили. И приблизительно через месяц я со своей родной сестрой и своей дочкой уже сняли себе жилье.
— А как обстояли дела с обретением работы?
— Случайно так произошло, что сперва я прошла кастинг в телепередачу ведущей программы на украинском языке, это не телеканал, а компания, которая выпускает детский сериал. В принципе, я спокойно отношусь к любому роду работы (в каких-то рамках, конечно). Но все-таки решила пойти и искать что-то по своей профессии. Решила, что если не найду, то буду искать не по профессии. Какое-то время пела в хоре храма Архангела Михаила в Риге на улице Маскавас, и мы подружились с молодым регентом храма Максимом Румским...
— Кстати, некогда хорист нашей Оперы...
— И он мониторил, говорил мне, где проходит прослушивание. Можно сказать, что он мне дал определенный толчок к тому, чтобы я обратилась в Оперу. Мне там ответили, что в хор Латвийской Национальной оперы можно попасть только после конкурса, а так просто вас никто не возьмет, несмотря на то что вы с Украины... Но я абсолютно не огорчилась. Решила, что если до конца прошлого лета не найду работу, тогда я пойду на конкурс. По счастью, у меня была периодическая работа, я пела в церкви и параллельно у меня была еще работа в Украине в режиме онлайн. Этого было достаточно, чтобы какое-то время жить.
Пошла в прошлом августе в Оперный театр, прошла конкурс честно наравне с другими, и меня взяли — вместе с четырьмя другими девочками (проходило конкурс пять). За этот год я выучила почти все оперы, которые в репертуаре в Риге... И вот продолжаем, доучиваем, что не знаем.
— Как ваши родственники в Украине чувствуют себя?
— Там мама, папа, бабушки, тети, дяди, сестры... Они в нормальном настроении, потому что... человеческая психика привыкает абсолютно ко всему. Когда я с сестрой приезжаем к родственникам в Украину, нам становится страшно, но потом мы видим, что там людям все это сильно надоело и.. они уже не боятся. Каждую ночь по три-четыре раза тревоги, но родители отказываются идти в убежище. В конце концов, для них это морально тяжело: сидеть в подвале ночью, когда надо работать на следующий день.
Этим летом, когда была у родителей, я при тревоге паниковала: «Встаем!» и родители говорили: «Если хочешь, иди, а нам надо выспаться, нам завтра работать».
Люди боятся другого — что вся эта ситуация законсервируется. Но у меня лично есть уверенность в победе Украины. Потому что мы на своей земле и мы выгоняем нападающих на нас со своей земли. Мы не пришли на чужую землю и ни у кого ее не отбираем.
Лично я теперь стараюсь жить только одним днем. У каждого украинца, мне кажется, теперь есть такой пост-травматический синдром, и мы знаем, что это спокойствие может прекратиться. Но день прошел спокойно — это почти счастье.
