Некогда одному директору рижского театра не понравилась моя статья, потому что... «Написано без восторга!», — обиделся он и пошел дальше. Святая правда, не сочиняю! У нас же артисты, режиссеры и директора, как правило, любят единственный вид рецензий, в которой обязательно надо написать, что публика стояла и аплодировала, кричала «Браво!» И у нас много таких спектаклей с вставаниями и аплодисментами, но это не значит, что все они хорошие.
После нынешнего «Марат/Сад» публика вообще не кричала «Браво!» и стоя не аплодировала. Поаплодировала для вежливости минуты три и ушла. Но в данном случае это вовсе не значит, что спектакль плохой. А какой же он? И вот здесь, думаю, даже самый мощный худсовет критиков всея Латвии не разберет, что к чему.
Спектакль идет в одном действии, всего полтора часа и
первые 45 минут я, честно говоря, скептически размышлял: создатели спектакля поступили мудро, не сделав антракт, ведь после него партер, возможно, слегка опустел бы.
Еще я подумал о молодых режиссерах этого спектакля... Сперва: «А кто им вообще сказал, что они режиссеры?» Потом вспомнил фрагмент из кинофильма Захарова про Подколесина («Он что-то ищет?» - «Нет, этот уже нашел»), и успокоился. Но вторая часть полуторачасового действа вызвала вдруг некий интерес, а вместе с ним размышление: что это было? Фарс? Трагедия? Эксперимент? И вообще, зачем все это?
Не стану особо доверяться соседке по партеру, пожилой даме. Она явно много видала на своем театральном веку, однако, как мне кажется, половину спектакля продремала, а в конце встала со словами: «Это трагедия!»
Алвис Херманис перед премьерами своих мудрёных творений, если что, дает интервью какому-нибудь важному изданию, а затем еще и в программке к спектаклю подробно разъясняет свои мысли, чтобы зритель не мучился. Хорошо, что перед премьерой нынешнего спектакля интервью для Rus.LSM.lv дала исполнительница роли маркиза де Сада Инара Слуцка (да, тут мужскую роль играет женщина). И
выяснилось, что вообще-то это vājinieku opera («опера немощных»). Как сказала актриса, тема спектакля очень серьезная — о том, что важнее, внутренняя или внешняя свобода человека.
Эта тема действительно развивается в спектакле, сюжет которой происходит в самой настоящей психбольнице, где оказался некогда всамделишний маркиз. Тот последние годы своей жизни провел в психиатрической клинике Шарантона и ставил с подачи ее директора спектакли в качестве арт-терапии.
Вообще-то пьеса на эту тему — «Преследование и убийство Жан-Поля Марата, представленное актерской труппой госпиталя в Шарантоне под руководством господина де Сада» — написана еще в 1960-х Петером Вайсом. Тогда же состоялась известная экранизация — британский художественный фильм-мюзикл великого режиссера театра Питера Брука. Но я уверен, что никто из латвийских даже о-о-очень опытных критиков оригинал тот не читал, да и кино явно не смотрел... Так что режиссеры явно перевернули все вверх тормашками, еще и сократили действо. И
зрителям приходится делать выводы самим. Возможно, в этом и есть цель постановки,
учитывая, что по мотивам старого материала новую драматургию здесь написали Арвис Вигулис и режиссеры Рудольф Гединьш (он вообще-то хореограф и это, как понимаю, его режиссерский дебют) и Клавс Меллис.
Здесь все начнется с того, что, пока зрители рассаживаются в свои кресла, на сцене на корточках стоит полуголый артист Карлис Рейерс и чистит тряпочкой сцену. Когда погаснет свет, появятся герои — один из них гавкает. Ну и далее в том же духе — с песнями под аккомпонемент аккордеонистов (здесь много музыки Эдгара Маккена, кстати, весьма достойной). Периодически из-за кулис слышится некое прерывистое дыхание — как если бы пациент попал в сложную ситуацию. И в это время проводятся беседы с почти обнаженным душевнобольным (он в самом начале чистил сцену), который сидит преимущественно в массивном яйце (символ, наверное, чего-то вылупившегося революционного) и изображает Марата, одного из лидеров французской революции.
Философские беседы о революции, смерти и свободе — на фоне абсолютного бедлама, который один критик, которому я доверяю, назвал в разговоре со мной буффонадой и клоунадой. С этим можно согласиться, учитывая, что там очень много шариков, самых настоящих игрушечных шариков, которые постоянно вываливаются из героев. Герои же ползают по конструкции в центре сцены, временами оккупируют две ложи по бокам, в одной из которых с бокалом вина поначалу сидела в качестве зрительницы гротескная директор психбольницы в исполнении ветерана сцены, бравурной Индры Бурковской. Ее прямо в ложе пациенты элегантно придушат, потом директрисса явится в виде ангела на сцене.
Шариков поначалу будет штук сто, а потом — не вру — тысячи: они будут выкидываться мешками прямо в оркестровую яму из упомянутых лож. В финале вообще все заполонит дождем из шариков с верхотуры сцены (бедные реквизиторы: после спектакля им работы, как минимум, на час), свет погаснет, раздадутся аплодисменты…
И останутся загадки, что это все было и к чему.
Фарс? Трагедия? В версии постановщиков это, скорее, трагифарс. Хотя сама Инара Слуцка именует это хэппенингом. Но все полтора часа спектакль у зрителей не вызывает ни одного смешка, хотя там сцены весьма цирковые. Может, потому что, как говорится, грешно смеяться над больным?
Так что же мы увидели? Чтобы не мучиться, дадим лучше слово создателям постановки (они все же написали кое-что в программке): «Спектакль «Марат/Сад» — это попытка представить и восстановить один из таких спектаклей, поставленных в психиатрической клинике, — амбициозный, музыкальный спектакль о последних часах революционера Жана-Поля Марата и его знаменитой смерти в ванной. Это животно-чувственная и философски заряженная работа, в которой рассматриваются вопросы о необходимости революции и о том, должны ли изменения начинаться в обществе или в личности».
Но мне показалось, что здесь есть еще кое-что, что хотели донести до нас создатели странного спектакля. Эта история, безусловно, о свободе в не свободных условиях. Думаю, не случайно некоторые вполне анархические сцены знатоку напомнят сцены из великого фильма Милоша Формана «Пролетая над гнездом кукушки» — те самые сцены, в которых душевнобольные с подачи героя Джека Николсона ощущают абсолютную свободу. Артисты в какой-то степени тоже душевно... нет, не больные, а неустойчивые эмоционально. Да и не свободные вообще-то (известно, что артист — профессия зависимая: от режиссера, пьесы, обстоятельств, директората и т.д.). Так что в данном случае артисты (а они первоклассные!) позволили себе абсолютную свободу. Режиссеры тоже. Вытворяют, что хотят.
Все это накладывается на вполне революционную ситуацию в Национальном театре (напомню, Марат все же революционер!). Это последний сезон, когда еще идет некоторое инерционное движение после бывшего худрука театра Элмара Сенькова. Тот тоже был революционером, но после прихода на пост директора Мариса Витолса со своей творческой командой Элмар ушел в отставку.
«Следующий сезон уже будет сезоном нашего нового директора, сезоном, который он спланировал вместе с [заместителем директора по вопросам репертуара и творческой стратегии] Иевой Струкой, — говорит в интервью нашему порталу госпожа Инара Слуцка (сама, кстати, неплохой режиссер). — Тогда будет видно, в какую сторону все двинется».
Куда все движется — пока вопрос. Но сегодня в Национальном театре мы имеем необычайный коктейль: то вдруг пригласят на постановку мэтра латвийского театра, режиссера-пенсионера и поборника суровой классики Эдмунда Фрейбергса (поставил спектакль по пьесе Генрика Ибсена «Гедда Габлер», который здесь именуется «Гедда Габлер. Возвращение»), то вот очень вольное прочтение «Марат/Сад».
Русский бард Высоцкий пел: «Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков». Вот их, возможно и ищут.
И может, даже нашли в лице нынешних молодых режиссеров. В любом случае, амплитуда репертуара у театра сейчас весьма широкая, явно рассчитанная на самую широкую аудиторию (от старожилов до поклонников новаторства). И остается только пожелать, чтобы театр как можно быстрее нашел свою «золотую середину».
