Инара Слуцка в образе маркиза де Сада: «Внутренняя свобода важнее внешней»

Когда-то Инара Слуцка сказала себе, что никогда не будет делать двух вещей: преподавать актерское мастерство и ставить спектакли. С тех пор ее дважды выдвигали на национальную театральную премию в номинации «Режиссер года» (впрочем, как актрису все же чаще — семь раз), а педагогикой она так вообще занимается чуть ли не каждый божий день: учит будущих оперных певцов в Музыкальной академии. Есть ли в этом доля мазохизма, неизвестно, а вот про садизм можно сказать точно — да, есть. Огромные плакаты с Инарой в образе маркиза де Сада висят сейчас на фасаде Национального театра. 25 апреля — премьера.

— Давайте начнем с Музыкальной академии, а то, если честно, боязно сразу про маркиза де Сада спрашивать. В этом сезоне вы выпустили со своими воспитанниками замечательный спектакль «Полифем/Версия» по опере Жана Красса. Какова его судьба? Можно ли будет его еще увидеть?

— Пока что мы только обсуждаем такую возможность. Обычно студенческие работы показывают только пару раз. Повторить их очень трудно, потому что, во-первых, трудно вновь собрать солистов, все разъезжаются, кто по программе «Эразмус», кто по каким-то другим причинам, а во-вторых, в оркестре не только студенты, но и профессионалы, им надо платить. Подобная участь постигла нашу «Прекрасную мельничиху». Что будет с «Полифемом», я не знаю.

— В Академии горячая пора, один дипломный концерт идет за другим.

— Сейчас заканчивает учебу четвертый курс, он большой, и дипломных работ будет пять — это не просто много, это огромное количество. Я ставлю одну из них. Еще готовлю экзамен третьего курса, заключительный, поскольку на четвертом курсе актерского мастерства у певцов не будет. Занимаюсь с первокурсниками и второкурсниками перед зачетом. Так что в Академии у меня дел полно.

— Дипломные работы у выпускников — это же не просто человек вышел и спел арию?

— Нет-нет-нет! Это крупные фрагменты из опер, в принципе, целый спектакль… Обычно они длятся у меня где-то 50 минут. Сейчас и не скажу, сколько опер я так поставила, я ведь больше 10 лет это делаю… Без хора и с некоторыми купюрами, но бывает, что и оркестр участвует, в малом составе, конечно.

— В «Полифеме» оркестр производил очень сильное впечатление. 

— Спасибо Фонду культурного капитала, который выделил средства на эту постановку. Мы выиграли конкурс. В противном случае, конечно, все было бы по-другому.

Это же все деньги, деньги, деньги. Обычно денег на дипломные работы нам дают маловато. И очень жаль.

Потому что я знаю, как, например, в Хельсинки молодые певцы учебу заканчивают. Или в Тбилиси — я видела, как там Музыкальная академия работает, когда ставила в Опере [«Манон Леско» Пуччини в 2022 году]. В этом смысле — финансовом — мы пока на очень-очень низком уровне.

 — На сайте Национального театра написано, что «Марат/Сад» — тоже опера, vājinieku opera, опера немощных. Это означает, что режиссеры Клав Меллис и Рудолф Гединьш пошли по пути вашего спектакля La KRITUSĪ, где все поют арии из «Травиаты»? Теперь и вам придется петь?

— Не придется! (Смеется.) Петь я не буду. На самом деле тема спектакля очень серьезная. Там речь о свободе. О том, что важнее, что первичней — свобода внутри человека себя или свобода, условно говоря, снаружи.

Мне, как и де Саду, представляется, что внутренняя свобода важнее внешней. Тут я с ним солидарна и многое говорю как бы от себя.

А Марат считает иначе.

— Насколько вы свободны в этом спектакле как актриса? И вообще --каково режиссеру играть у других режиссеров, да еще у не самых опытных? 

— (Смеется.) Ну, ты просто понимаешь, что надо попытаться реализовать то, что они хотят. Я стараюсь — и надеюсь, что у меня получается. Да, я могу что-то сказать, предложить, у меня могут возникнуть чисто технические вопросы… Но основная моя задача — быть инструментом в их руках. Потому что я знаю, как трудно режиссеру, если он встречает сопротивление. У меня большой опыт. Я сталкивалась с такими ситуациями. И сказала себе тогда: не дай Бог. Никогда так не делай.

— А если у вас этические и эстетические разногласия в время репетиций появляются — что тогда?

— В этом году еще не было. (Смеется.) А там поглядим.

— Этот год для Национального театра непростой. Художественную программу, которую разработало предыдущее руководство с Элмаром Сеньковым во главе, дополнила программа нынешнего директора Мариса Витолса. Это создает проблемы для труппы и для зрителей — сосуществование двух очень разных взглядов на то, что такое театр сегодня?

— Да. Я думаю, мы находимся где-то посередине пока. Мы как огромный корабль, который дрейфует. И нам не очень легко. Посмотрим, что будет дальше. Следующий сезон уже будет сезоном нашего нового директора, сезоном, который он спланировал вместе с [заместителем директора по вопросам репертуара и творческой стратегии] Иевой Струкой. Тогда будет видно, в какую сторону все двинется. Это очень важно понять — куда именно. Потому что мы все-таки Национальный театр, а это ко многому обязывает. Но мы надеемся на хорошее.

— Новый зритель, на которого рассчитывал Элмар, пришел в зал? Вы его видите?

— Это очень интересный вопрос. У нас сейчас на малых площадках много работают молодые режиссеры — действительно молодые, Матис Кажа поставил «Нежную силу», Хенрий Арайс — «Огнеликого», были и другие премьеры в Актерском зале, в Новом… Я не могу сказать, что эти залы ломятся от новых зрителей. Думаю,

новые зрители раскачиваются очень медленно. И это не только наша проблема.

Независимые театры тоже не переполнены. А ведь они годами, непрерывно работают с новыми идеями, новым языком, в том числе хореографическим — и Театр на улице Гертрудес, и Dirty Deal Teatro… Мне кажется, что поколение, на которое может сейчас рассчитывать театр, — это люди около 40. Не моложе.

— «Марат/Сад» предназначен для Большого зала, это абонементный спектакль, значит, его в обязательном порядке будут смотреть постоянные посетители Национального театра, самая верная, но, как правило, самая консервативная часть публики.  У вас есть опасения по поводу того, как его примут?

— Опасений нет, прогнозов тоже. Я не знаю даже, как зрители воспринимают афиши спектакля, которые висят на театре. Потому что это опять «что-то такое», вне привычных рамок.  Не знаю. Очень трудно ответить. Я могу только гадать, что произойдет, поймут ли, примут ли, будет ли этот спектакль тем, что ожидают от Национального театра.

— Вы сыграете маркиза де Сада — в пьесе Вайса это «тучный седовласый шестидесятивосьмилетний мужчина в белых кружевных одеждах»…

— Да уж, полная противоположность мне. (Смеется.) Но эта молодая команда — ну, относительно молодая, всем за 30 — все перевернула вверх ногами и сделала собственную версию пьесы. Абсолютно самостоятельную, очень необычную, как мне кажется. Это скорее хэппенинг.

Если бы мы шли по оригинальному тексту, спектакль занял бы два с половиной часа, а у нас все уместилось в один акт. Там будет много-много музыки Эдгара Макенса — актеры будут играть ее на аккордеонах, будет много песен, много танцев… хотя трудно назвать это танцами,

это же сумасшедший дом — в буквальном смысле сумасшедший дом, действие пьесы именно там и происходит.

И я помню, когда был первый прогон, черновой еще, мы так смеялись! Потому что это действительно было полнейшее безумие. Очень жаль, что его невозможно повторить. Это было великолепно.


КОНТЕКСТ

«Марат/Сад»

Полное название — «Преследование и убийство Жан-Поля Марата, представленное актерской труппой госпиталя в Шарантоне под руководством господина де Сада». После громкой премьеры в Западном Берлине в 1964 году пьеса Петера Вайса (1916-1982) была переведена на многие языки и шла в разных странах, однако лучшую постановку, как по сей день считают критики, осуществил великий Питер Брук для Royal Shakespeare Company. Из Лондона этот спектакль переехал на Бродвей, а затем был экранизирован («Marat/Sade», 1967).

«Марат/Сад» — классический «спектакль в спектакле». Действие разворачивается во Франции в 1808 году: в сумасшедшем доме «Шарантон» душевнобольные под руководством маркиза де Сада, который находится там уже пять лет, разыгрывают историю последних дней, краха и убийства знаменитого французского революционера Жан-Поля Марата.

Над постановкой в Латвийском национальном музее работают два режиссера — Клав Меллис и Рудольф Гединьш (по первой профессии хореограф). Они также являются авторами новой драматургической версии, наряду с поэтом Арвилом Вигулсом.

Сценограф, художник по костюмам и автор концепции грима — Адриан Том Кулпе.

Композитор — Эдгар Макенс.

Художник по свету — Оскар Паулиньш.

В ролях: де Сад — Инара Слуцка; Жан-Поль Марат — Карлис Рейерс; директор «Шарантона» Кульмье — Индра Бурковска; Рассказчик — Матис Будовскис; Симона Эврар — Ивар Клявинскис; Шарлотта Корде и другие — Дайга Кажоциня, Анна Клевере, Анце Кукуле-Сникере, Лаура Силиня, Лига Зельге; Дюпре и другие — Роман Баргайс, Мартиньш Бруверис, Раймонд Целмс, Эгил Мелбардис, Артис Дроздов.

Премьера — 25 апреля 2024 года.

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное