- Николай, расскажите некоторые подробности о фильме, режиссере, о вашем утверждении на роль...
- Фильм был отснят национальной киностудией «Беларусьфильм», последняя съемочная смена состоялась в ночь с 29 на 30 июня 2019 года. Янка Купала погиб в ночь с 28 на 29 июня 1942 года. Я, конечно, в мистику не верю, но есть в этом что-то символичное.
Режиссер фильма — из знаменитой династии артистов Янковских — Владимир Янковский. Был кастинг по всей стране, и даже начали искать за ее пределами. И кастинг-директор Инга Муратова наткнулась на меня в Facebook и попросила записать пробы. Утверждали меня на роль с опаской — «как это народного поэта будет играть этнически русский латыш?!» Но после проб режиссер уже никого не видел в этой роли, кроме меня.
Однако
страх руководства студии совершить ошибку привел к утверждению в несколько этапов: сначала на студии, потом созывали идеологическую комиссию, потом Минкульт. В конце пробы были направлены в администрацию президента… утвердили.
Не знаю, что повлияло на моё окончательное утверждение. Возможно белорусские корни (мой отец был белорусом), или то, что я был европейцем, и как бы мог быть связующим звеном в культурных связях между странами. Кстати, Купала и Райнис встречались в Латвии. У нас была даже выставка «Два Янки».
Роль я получил. И это был самый яркий актерский опыт в карьере. Это была моя личная проверка на профпригодность.
Сыграть актеру в 30 лет пожилого персонажа в театре — это подарок. А сыграть поэта в возрасте от 20 до 60 лет в кино — это был серьезный вызов для меня, стать на 10 лет моложе и потом на 30 лет старше своего возраста. В театре все можно спихнуть на «условность» происходящего. А кино — это жизнь, оно как увеличительное стекло для актера. Фальшь заметна моментально.
- Вы играли на белорусском?
- Да, роль полностью на белорусском языке, с которым я до момента съемок не сталкивался. Был готов на переозвучку. Но режиссер был настойчив — «Только ты! Я не знаю как, но ты сделаешь это!» Кстати, и его заслуга в том, что шестидесятилетнего Купалу тоже играл я. Ведь изначально был утвержден пожилой знаменитый российский актёр. Но после того, как мы отсняли меня в образе сорокалетнего Купалы, мне позвонили и сообщили, что режиссер увеличивает мой игровой возраст до шестидесяти. Конечно, я ему буду вечно благодарен за оказанное доверие. Владимир Янковский — мой крестный отец в кино.
- Что случилось с фильмом, почему он не вышел на большой экран?
- Вы помните, что потом были пандемия, выборы, протесты, репрессии — кино оказалась слишком пророческим. Некоторые кадры: разгон и расстрел демонстрантов, репрессии поэтов, художников, актеров — все как под копирку, только в настоящих декорациях и главные герои не актеры, а граждане, обычные люди. «Линия партии» повернулась на Восток и фильм стал очень неудобным. Его попытались спрятать. Но команда энтузиастов-хакеров каким-то образом выкрала черновую версию фильма (без графики, с плохим звуком, цветокоррекцией), выложила в Telegram-канал, и он быстро распространился среди протестного движения.
Именно Янке Купале принадлежит фраза «Жыве Беларусь!», которая сейчас в Беларуси является экстремистской и за нее можно сесть на 15 лет. Фильм стал жить совсем другой жизнью, не той которую ему предрекали. Вместо элитных фестивалей — протестные дворы (во время протестов каждый двор организовывал чаепития, концерты, показы фильмов — там показывали и «Купалу».
Протесты в Беларуси — это самый добрый протест, который я видел в своей жизни. Но и тогда я понял, что диктаторы добрых слов не понимают.
Фильм планировался общенациональным, снят по заказу Минкульта. Картина должна была стать неким символом культурной сепарации от «большого соседа»: мол смотрите на нашу правду, у нас есть своя культура, своя история и в этой истории вы сыграли не самую приятную роль. И действительно, если посмотреть выступления Лукашенко того периода (2018-2019 годы), можно заметить, что «линия партии» смотрела на Запад. У фильма планировалась большая фестивальная судьба — Канны, Берлин и т.д. У него теперь своя судьба — его в интернете смотрят белорусы по всему миру. Да, не было большой премьеры, не было красных дорожек.
- Обидно?
- Нет. Фильм теперь на бело-красно-белой дорожке. А значит, на стороне добра и справедливости.
Янка Купала боролся за белорусский язык, за независимую Беларусь и продолжает это делать до сих пор через наше кино. Свобода намного дороже наград и красных дорожек Каннского фестиваля. Я получаю письма благодарности за исполнение роли, кого-то фильм вдохновляет учить язык, писать стихи, вызывает чувство гордости за нацию. В атласе языков ЮНЕСКО белорусский язык — на первой стадии вымирания. А язык жив - пока на нем пишут стихи, снимают фильмы, поют песни. И я тешу себя надеждой, что сделал хотя бы маленький вклад в сохранение культуры Беларуси. Мы тут в Латвии знаем, как легко может быть стерта культура. Поэтому важно ее защищать.
- Что самое сложное было в роли, помимо возрастной амплитуды?
- Сложно ответить, прошло уже пять лет. Все выветрилось из памяти, мозг оставил только приятные воспоминания и романтизировал их. Ну помню, ходил по Старой Риге ночами и учил сценарий на белорусском. А так, воспоминания самые теплые, об артистах, команде, режиссере — я встретил много замечательных людей. Вот именно они заслужили почести и благодарности. Я вроде как главный герой — «фидбэк» получаю. Вот возможность дать вам интервью, например. А за фильмом стоит огромная команда, каждый из них вырвал год из своей жизни, не спал, иногда работая на пределе. Было забавно наблюдать как в начале проекта все очень скептически смотрели на производство фильма, не веря что «Беларусьфильм» может снять что-то толковое. Но с каждым кадром их отношение менялось и появлялся творческий энтузиазм. Ведь многие до сих пор не получили гонорар за свою работу над этим фильмом.
А вот что главное было в исполнении роли — так это не играть памятник.
У меня не было эмоциональной привязанности к этой личности. Я не изучал его в школе, не жил в городе, где парки, театры, улицы названы в его честь. Я вообще не думал о том, что он какой-то великий для Беларуси человек. Для меня было важно найти его в себе. Чем он жил, что любил, о чем мечтал. Найти разные сверхзадачи (тайное представление человека о счастье), ведь с возрастом они меняются, и удерживать их в не хронологически идущем съемочном процессе. Важно было найти пластику, возраст, голос, как он читает стихи, постепенно развивающийся артрит одной руки. Все это — сознательная математика, которую потом нужно перевести в область подсознания. Я это умею. Я это люблю. Поэтому сложность была только в деконструкции персонажа, но в конечном итоге — эйфория.
- Чем сейчас живете?
- Объективно говоря, сейчас не лучшее время для русскоязычного актёра. В Латвии мы не особо востребованы, и это понятно. Рынок маленький. У нас снимают не много фильмов, а вероятность, что в нем нужен будет твой типаж и русский акцент крайне мала. За рубежом тоже можешь рассчитывать максимум на второстепенные роли бандитов, фсбшников, мигрантов.
До пандемии, протестов, войны — были далеко идущие планы. С Владимиром Янковским хотели работать над новыми картинами. На меня писали сценарии, другие режиссеры были заинтересованы поработать вместе. Всё изменилось. Сильно. У меня открытая политическая позиция, она тоже не может не оставить след. Есть люди, в той же Латвии, с которыми я до войны благополучно работал, но после войны наши пути разошлись. Поэтому планов на пару лет вперед — давно нет. Несколько лет уже живешь одним месяцем, и очень мутным представлением о будущем.
Конечно, постоянно присутствует фрустрация, мысли о смене профессии, смены страны и т. д. Очень люблю Ригу и Латвию. Но она пока холодна и взаимностью особо не отвечает.
Но пока я тут. Последний проект в Латвии — «Советские джинсы», роль совсем небольшая — пациент больницы с шизофренией. Роль больше декорационная, чем какая-то важная для сюжета. Но я получил удовольствие от самого процесса. Познакомился с нашими большими артистами. У нас действительно талантливый народ!
В планах — продолжать развиваться в сфере кино, отснять свой первый короткий метр. Развивать себя как актера, режиссера, оператора. Сейчас время, когда нужно самому себе придумывать работу, чтобы оставаться в профессии, потому что без нее уже сложно. Как писал многострадальный русский поэт, имя которого у нас опасно называть — «Je sens que mon âme s’est tout-à-fait dévelopée, je puis créer» (перевод с французского: «Чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития, я могу творить!»).
- Знаю, что у вас одна роль в театре Чехова, а кроме того, вы создаете что-то вроде студии кино?
- То, чем сейчас горю, и что меня развивает в профессии — это мои интенсивные актерские курсы.
Я набираю на месяц группу из шести-восьми человек, и мы учимся играть в кино. За восемь дней ученик обретает общее понимание подлинного существования в кадре, что в конце обучения подкрепляем его индивидуальным кинематографическим видеоматериалом (чаще это отрывок из знаменитого фильма). Стараюсь снять весь этот романтический флёр вокруг профессии. Есть стереотипы, которые путают актёра, мешают привнести жизнь в кадр. Вот, посмотрите на людей на улице, понаблюдайте за их поведением, особенно когда они не видят вас — они же все Аль Пачино и Мерил Стрип. Игра — есть жизнь, а жизнь - это игра. И необходимо стереть эту границу между жизнью и «Камера! Мотор! Начали».
Для меня педагогический опыт не нов, когда работал в России, преподавал у студентов театрального института на протяжении пяти лет. Но то театральная система, а тут кино — совсем другой жанр, другой способ существования. И это большая ответственность перед учеником. Разбудить органическую природу, избавить его на площадке от смещённого центра внимания, зажимов, научить ловить «импровизационное самочувствие» — это цель учителя. Педагог должен найти в комплексе элементов тот, который поможет вскрыть эти важные качества для актёра.
Радует, что ученики выдают очень хорошие результаты. Буду заниматься этим пока не почувствую, что больше из этого не получаю для себя никакой пользы. А что дальше — неизвестно. Если интересны, результаты нашей работы, есть страничка в Instagram.
- Успехов Вам!
